Они вошли на крытый тёсом просторный двор. Прямо перед ними было крыльцо о трёх ступеньках перед дверью в холодные сени. Там горел свет. Справа тянулась бревенчатая стена амбара с прорубленными в ней маленькими окошками. Вход в амбар был утеплён брезентовой занавесью. От калитки к крыльцу шел деревянный настил, положенный еще хозяином. Тут же во дворе стоял большой японский джип-внедорожник.

— Ты же продать его хотела, тётя Пана, — сказал Зотагин.

— Передумала. Самой пригодится. В магазин съездить или ещё куда. Ноги-то уже не те. Прожорливый, правда, зараза! А бензин-то нынче дорог. Особо и не разъездишься.

Из конуры возле крыльца, громыхая цепью вылез здоровенный лохматый волкодав. Вопросительно взглянул на хозяйку.

— Свои, Ретиф, — успокоила его Прасковья Яковлевна. — Иди на место.

Волкодав для порядка обнажил клыки, глухо гавкнул и послушно скрылся в будке. Зотагина он знал, а в Веронике не узрел достойного противника. Поэтому гостей в дом пропустил.

— Хорошая собачка, — опасливо похвалила пса Вероника.

4.

Сибиряк Брыся спрыгнул на пол и, держа на отлёте пушистый хвост, направился к двери кухни, где Прасковья Яковлевна и Вероника после ужина мыли посуду. Зотагин с облегчением вытянул ноги – котяра, до того мурчавший у него на коленях все-таки весил прилично, – откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Сейчас он наслаждался домашним уютом, которого так не хватало в бесконечных мотаниях по дорогам. Именно из-за таких минут, когда не надо никуда спешить, когда можно расслабиться и ни о чем не беспокоиться, Зотагин предпочитал ночевать в хозяйском доме, благо селений вдоль тракта было достаточно. Можно, конечно, сберечь копейку, ночуя в спальнике машины с брикетом сухой лапши на ужин. Если в колонне идёшь, то да, а так страшновато одному на пустой дороге. Разный люд по тайге шастает. Кто с ружьем, а кто вон даже с зениткой. Далась ему эта зенитка, будь она неладна! Не остановись он тогда, не встреть Егорыча, и в околоток бы не вызвали. А так… Ладно. В полиции главное покаяться. Торопился, дескать, груз доставить, потому и сглупил. Признаю: дурак, но больше такого не повторится. Теперь, как что, так сразу! Конечно, проведут профилактическую беседу. Там любят нервы потрепать. Неприятно, но перетерпеть придётся. Зато потом все пойдёт по-прежнему.

Мимо дома, мазнув по окнам светом фар, проехала машина. Из кухни доносились обрывки фраз. Зотагин оказался прав. Тётя Пана и Ника нашли общий язык. Он прислушался.

— … трудно воспринимают общую картину мира. А так, обычные дети.

— Мне с этими, как вы говорите, Прасковья Яковлевна, обычными детьми, хватило полгода работы. Сбежала, честно признаюсь! Ювеналка превратила их в настоящих монстриков. Слова поперек не скажи. Сразу жалоба в комитет по защите – и получай привет под роспись. А на уроках? Ответы – просто песня! Два притопа, три прихлопа! Знания на уровне детского сада. Невнятный лепет. Уши вянут! Эти тарелки куда?

— Вон туда, на полку… Двоечников, Вероника, всегда хватало. Лентяи такие попадались, что хоть кол на голове теши.

— Вы даже двойки ставили? И родители не возмущались? С ума сойти!

— Не возмущались. Ещё и подзатыльник могли недотёпе отвесить. Это у вас, в городе с ювенальными законами, как с писаной торбой носятся. А здесь не до них. Здесь работать надо… Как там Саша, не заснул?

— Сейчас посмотрю.

— Пойди, посмотри. И ещё. Спать будете в разных комнатах. У меня не публичный дом.

— Напрасно вы…

— Напрасно или нет, не скажу. Не знаю, да и знать не хочу. Дело в другом. Посёлок у нас маленький. На каждый роток не накинешь платок. Осуждать тебя не собираюсь, но предупредить должна. Чтобы без обиды.

Без обиды не обошлось. Обида красными пятнами читалась на лице Вероники, когда она, выйдя из кухни, так посмотрела на Зотагина, будто это он был виноват во всех её бедах. Причём, не только нынешних, но и прошлых и, возможно, будущих тоже. Розовый парик она сняла и сейчас, с короткой стрижкой, была похожа на пацана, готового броситься в драку. Следом, вытирая руки полотенцем, вышла Прасковья Яковлевна. Очки сползли на кончик носа, тонкие губы поджаты. Вот перед ней Зотагин действительно испытывал вину. За то, что приехал не один, а с профессиональной попутчицей, чем поставил хозяйку в двусмысленное положение. Правда, осознал он это только сейчас, после услышанного разговора на кухне. Прасковья Яковлевна права. Кто угодно мог пустить слух, будто бывшая учительница предоставляет заезжим определенные услуги. Это к постояльцам местные с добротой душевной, а какие у них между собой отношения – поди разбери.

Повисло неловкое молчание. Было слышно, как на дальнем конце курмыша методично, словно заведённая, лает собака. На кухне сорвалась с умывальника и гулко разбилась о раковину капля воды. Снаружи, за зашторенными окнами сухо тёрлись друг о друга высокие стебли мальв.

Последним из кухни вышел кот. Уселся посреди комнаты, оглядел всех собравшихся и стал умываться.

— Кис-кис-кис! — позвал кота Зотагин. Просто так, чтобы разрядить обстановку.

Брыся наградил его презрительно-желтоглазым взглядом, поднялся и, недовольно дернув хвостом, удалился на хозяйскую половину.

— Поздно уже, — сухо сказала Прасковья Яковлевна. — Спать пора ложиться, а то завтра вставать рано.

— Тётя Пана, а ты можешь узнать, что всё-таки там, у Карги случилось? По своим каналам? — неожиданно для себя спросил Зотагин.

— Каким-таким “своим каналам”? — недовольно посмотрела на него Прасковья Яковлевна. — У меня один канал: что сорока на хвосте принесёт. Да и зачем тебе это? Ну-ка признавайся!

Зотагин понял, что опять свалял дурака. Если ему известно, что хозяйка свободно ходит по Сети, то другим знать об этом совсем не обязательно.

— Просто так спросил. На всякий случай, — попытался исправить ошибку он.

— Не ври! Я тебя, Саша, сейчас насквозь вижу! У меня таких изворотливых за всю жизнь много было. Опыта хватает. Рассказывай.

И Зотагин рассказал. О том, что видел у Карги, про зенитку, наспех спрятанную возле Кедрача, про охотника-промысловика, который нашел эту зенитку, про Веронику, которую подхватил на трассе после того, как её выкинули из машины в тайгу, про извещение с вызовом в полицию… В общем, про день, который с самого начала пошёл у него наперекосяк.

— Что сказать… Таких новостей мне сорока на хвосте не приносила. Совсем, видно, отстала я от жизни… — Прасковья Яковлевна на секунду задумалась. — Надо было тебе, Саша, все полицейскому рассказать. Как тот охотник советовал. Что ж … Сделанного не воротишь. В полиции, конечно, нервы тебе потреплют, но скорее для острастки. Главное, им не перечить. Виноват, дескать, раскаиваюсь. Сразу не сообразил. Растерялся от увиденного. Что, как мне кажется, не далеко от истины, …

— Я и сам уже об этом думал, — согласился Зотагин.

— Там, Прасковья Яковлевна, и впрямь на кого-то важного покусились, — поддержала его Вероника.

— Ладно, — Прасковья Яковлевна взглянула на них поверх очков. — Попробую посмотреть, что там случилось у Карги этой. Но ничего не обещаю… А тебе, Саша, совет на будущее: следи за языком, — укорила она Зотагина.

Втроём они перешли в другую комнату. Прасковья Яковлевна включила торшер и задёрнула на окне занавески. В простенке у окна стоял письменный стол, где в бытность учительницей она проверяла тетрадки, и сама готовилась к урокам. Сейчас на столе было пусто, если не считать закрытого ноутбука. Одну стену полностью занимал стеллаж до потолка, плотно забитый книгами. На противоположной стене висело десятка полтора фотографий в рамках. Большинство снимков были групповыми.

— Мои выпускники, — заметила заинтересованный взгляд Вероники Прасковья Яковлевна. — Пристраивайтесь, где видите. Только за спиной не маячьте. Терпеть этого не могу, — она села за стол и раскрыла ноутбук.