Егорыч не преувеличивал. Он хоть и разменял шестой десяток, стариком был крепким. Про таких в народе говорят: худой, но жилистый. Впалые щёки Егорыча покрывала редкая щетина. Её седина контрастировала с дублёной почти коричневой кожей лица. Из-под кустистых бровей всё подмечал по-молодому острый взгляд. Одет Егорыч был в мешковатый, когда-то защитного, а сейчас неопределенного цвета бушлат. Из расстёгнутого воротника выглядывал серый свитер грубой вязки. Штаны в цвет бушлата заправлены в шнурованные голенища разношенных берцев. Довершали образ вязаная шапочка и выглядывающий из-за плеча приклад карабина. Правой рукой охотник придерживал карабин за цевье. Настоящая таёжная душа. Казалось, сделай сейчас Егорыч только шаг в сторону и всё: станет невидимкой, сольется с лесом.
— Так что машина мне, Сашок, без надобности, — продолжил Егорыч. — А эта… Бросили её. А я вот нашёл. Шёл-шёл и нашёл. Хотя её особо-то и прятать не старались. Видно, некогда было. Торопились очень.
— Серьёзно? — не поверил Зотагин. — Прям вот так и бросили?
— Я же тебе русским языком сказал, торопились.
— А куда торопились? И кто?
— Не куда, а почему, — наставительно поднял деформированный артритом палец Егорыч. — Кто, знать не могу, но торопились. Это точно. Причина у них была торопиться. Пойдем, сам сейчас всё увидишь.
После тепла кабины утренний ветерок зябко ощущался сквозь тонкую курточку. Лезть в мокрую от росы траву обочины не хотелось. Кроссовки враз промокнут. Брюки, кстати, тоже. Но Егорыч уже шагал в сторону «шишиги». Зотагин внутренне поёжился и, стараясь выбирать места посуше, пошёл вслед за ним.
Идти пришлось недолго. Буквально через несколько шагов Егорыч оглянулся.
— Что теперь скажешь? — спросил он.
Теперь, когда машину не скрывали деревья, Зотагин увидел, что было в кузове «шишиги». И от увиденного в восторг не пришёл. Это свихнувшиеся старики-охотники млеют от всего стреляющего. А его оно нисколько не впечатляет. Тем более, если это спаренная зенитная установка. Нет, зря он все-таки здесь тормознул!
— Ты как хочешь, Егорыч, а я поехал! Мне проблемы не нужны! У меня груз. И график. Бывай!
— Погоди, Сашок — остановил собравшегося было уходить Зотагина Егорыч. — Неужели тебе не интересно?
— Егорыч, ты в своем уме? — разозлился Зотагин. — Сам же сказал, что эту хрень бросили! Как думаешь, почему? Сказать или сам догадаешься?
— А чего тут догадываться-то. Стреляли из нее, потому и бросили. Там стреляных гильз полный кузов, — буднично ответил Егорыч, поправив сползавший с плеча карабин. — Серьёзный калибр. Двадцать третий. Ещё порохом воняют. Узнать бы, по какой цели били…
Зотагин автоматически посмотрел на посветлевшее небо.
— Вроде не летал никто, — сказал он. — Я не слышал.
— И я не слышал, — согласился Егорыч. — Но запах свежий. Значит стреляли недавно. Думаю, вчера вечером. И не здесь. Сюда машину уже после пригнали. Спрятать. А сами тайгой ушли. В сторону тракта. Судя по следам, трое их было…
— Откуда знаешь?
— Сорока настрекотала, — хмыкнул Егорыч. — Я тут в лесу у себя дома, Сашок. Потому и вижу то, мимо чего другие пройдут и не заметят.
— Ну, а тебе самому-то, Егорыч, что до всего этого? — спросил охотника Зотагин.
— Убедиться хочу, что они действительно ушли, — ответил тот. — Не след, чтобы лихие люди возле посёлка кружили.
— Оттого и в засаде, значит, сидел! — с иронией заметил Зотагин. — А если бы вместо тех разбойников сюда полиция нагрянула? У неё ведь наверняка тоже много вопросов к твоим стрелкам сейчас имеется! А тут ты!
— А я от служивых скрываться не собираюсь. С меня взятки гладки. Что видел, то и расскажу, если спросят. Как на духу. Тебе, Сашок, тоже советую в случае чего. Сам понимаешь, не по воробьям из этих стволов палили.
— Ясно, что не по воробьям. — согласился Зотагин. — А по новостям ничего не слыхать?
— Откуда ж я знаю. Нет у меня приёмника. Да и проку от него никакого. Только тайгу слышать мешает. Мне, Сашок, эти ваши железки здесь ни к чему. Я ведь не по джи пи эсам в тайге ориентируюсь, а по компасу да по наитию. И новости у меня те, что своими глазами вижу. Тебя вот встретил – уже новость. Других на сегодня пока нет.
— Ладно, Егорыч. Ты со своими новостями как-нибудь сам разбирайся, а я поехал. Совсем заговорился с тобой. И так уже опаздываю.
Егорыч, не оборачиваясь, согласно махнул рукой. Езжай, мол.
Ветер утих. Восток зарозовел, подкрашивая разбросанные по ещё серому небу облака. Зотагин снова взглянул на брошенный грузовик. Вздёрнутые в небо тонкие стволы зенитки мокро блестели от росы. Станину и казённую часть скрывал борт кузова. Виднелись только часть щитка и металлические спинки кресел обслуги. Честно говоря, Зотагину было глубоко плевать, кто в них недавно сидел и по кому садил из этих стволов. Кроссовки у него всё-таки промокли. А ещё столько времени зря потерял. Давно бы уже к повороту на тракт подъехал.
— Бывай! — попрощался Зотагин и, злясь на себя, на Егорыча, на мокрые кроссовки и неудачно задавшийся день, направился к урчащему на обочине тягачу.
Глава 2
2.
На тракт Зотагин выехал, когда Фокс был уже далеко впереди. Можно, конечно, притопить и попытаться его догнать, но ссориться с дорожной полицией ради сомнительной возможности пристроиться в хвост «Мормону» особого желания у него не было. Разборки с копами из-за превышения скорости грозили потерей и времени, и денег. С этим согласился и Фокс, который, не увидев в зеркалах знакомый «Петербилт», связался с Зотагиным по рации.
Дорога привычно катилась под капот тягача. Справа за редколесьем тянулась серая пустошь с разбросанными в жухлой траве кочками. За пустошью вдалеке темнела полоска леса. Потом пустошь перекинулась на левую сторону дороги, а затем и вовсе сошла на нет. Теперь с двух сторон плотной стеной подступал густой пихтовник. Изредка возле обочин мелькали заросшие камышом и осокой мелкие болотца.
Настроенный на музыкальную волну приемник по чьей-то заявке выдавал очередной хит. “Я тебе не кукла!” — неслось из динамика. Визгливый голос певички раздражал, но сменить волну было лень. Да и зачем? Допоёт – сама исчезнет. Зотагин повозился на сиденье, устраиваясь удобнее. Дорога была чистой. За всё время навстречу попалась лишь пара гружёных кругляком китайцев. Сейчас им овладело особое состояние, когда ощущаешь себя не просто человеком за рулем, а частью своей машины. Ты и она – одно целое! Непередаваемое чувство! Поймет лишь тот, кто его испытал. Хотя бы раз.
— Всем на тракте! — сообщила чья-то рация. Владелец не назвался. — Торчу возле Карги. Здесь крутая веселуха! Куча битого железа! Кроме наших целое стадо зеброидов и два индейца над лесом. Тормозят всех. Кого-то ищут!
— Пасть закрыл! — немедленно рявкнули в ответ. Тоже по рации. И тоже не назвавшись. — Всех касается! Тишина в эфире! Чтоб даже не дышали! Кто хоть слово тявкнет – пешком ходить будет! Долго! Обещаю!
— А ты сам-то кто, такой грозный? — спросили из эфира. Опять без позывного. На всякий случай.
— Стесняюсь услышать, — с вкрадчивой язвительностью поинтересовался другой, — нам теперь молчать всю-таки нашу оставшуюся жизнь или это только временно?
Ответа не последовало. Ни тому, ни этому. Вопросов тоже больше не было. Все поняли, что злить обладателя властного голоса себе дороже. И, судя по уверенному тону, он не шутил. Значит, у Карги и впрямь случилось что-то из ряда вон. Зотагину стало любопытно. Он хотел было уйти на другую частоту: вдруг там промелькнет хоть какая-то информация, потом решил, что бесполезно. Наверняка весь диапазон под контролем. Если звездно-полосатые напряглись, да ещё с вертушками – действительно случилось нечто очень-очень серьёзное. Иначе они и пальцем бы не шевельнули. Ладно. Их проблемы. Хуже другое: где-то через полчаса ему самому придется проезжать это место. Тормознут, как пить дать. Значит, опять теряем время. Да что ж это за день такой!