— В каком смысле избавиться? — с подозрением вскинулся Голубчик. — Выражайся яснее, Иваныч. У нас ведь тоже нервы не железные.

— В экспедицию нас отправляют, — ответил Жагрин. — Я тоже с вами еду. Продолжу вам нервы портить. В общем, готовьтесь. Транспорт придёт со дня на день.

— Куда, если не секрет?

— Сюда и придёт.

— Я не об этом. Куда экспедиция, Иваныч? — уточнил вопрос Осокин.

— На Урал, Леня. За Топь, — ответил Жагрин

Голубчик у печки поперхнулся дымом и закашлялся.

— Лучше… в бега… — с трудом выговорил.

11.

— А тебя, Сергей, силком держать никто не собирается! — посмотрел на Голубчика Жагрин. — Можешь гулять на все четыре стороны. Вольному воля. Даже мотонарты свои отдам, если захочешь. Всё равно тут их бросить придётся.

Голубчик промолчал, вытирая тыльной стороной ладони заслезившиеся от кашля глаза. Остальные тоже молчали, каждый по-своему переваривая принесённую бригадиром новость.

— Иваныч, а что мы там забыли, на Урале? —прервал молчание Осокин. — И когда вернёмся?

— Если вернёмся, — мрачно уточнил Голубчик.

— Так ведь ты с нами не едешь, — усмехнулся Жагрин.

— Еду. Я передумал.

— Прямо детский сад какой-то! — проворчал бригадир. — То он едет, то не едет! Ты, Сергей, определись чего тебе надо. Будешь так в пути кочевряжится, высажу посреди тайги к такой-то матери! Я вам в няньки не нанимался! — всерьёз разозлился он. — Всех касается! Понятно? Не слышу ответа!

— Да поняли мы, Иваныч, поняли, — примирительно сказал Леонид. — Не психуй. Скажи лучше, на кой нам в такую даль переться?

— Не скажу, — Жагрин пригладил ладонью короткий ёжик седеющих волос. — Не знаю. Пока не доложили. А ты, Саша, готовься. Будешь у нас сменным водителем. Раз шоферил, то и с транспортёром справишься.

Зотагину после этих слов сразу представилась тесная, провонявшая дизельным выхлопом кабина гусеничного транспортёра. По бездорожью машину швыряет из стороны в сторону, а он с трудом удерживает рвущиеся из рук рычаги. Рядом напарник что-то кричит ему на ухо, но слов не разобрать из-за утробного рыка дизеля и стального лязга гусениц… Это тебе не «Петруха» с плавным ходом, анатомическим сиденьем и климат-контролем в кабине. С другой стороны, а что он теряет? Ничего. Признаться честно, Зотагин был даже рад такому повороту. Надоела ему эта заимка, где единственным развлечением был телеящик и пустопорожние споры Осокина с Голубчиком. До чёртиков надоела. Работа тоже не легла на душу. Что за радость, выковыривать из грязи ржавый металл. Да и не привык Зотагин сидеть на одном месте. Вся его жизнь – это звук мотора и убегающая под капот дорога. Очень он скучал по той, прошлой жизни. Снилась она ему. Так что, может оно к лучшему, это предложение бригадира. Хотя…

— Могу не потянуть, Иваныч, — признался он.

— Что так?

— Никогда не сидел за рычагами.

— Вот и освоишь. В процессе.

— Тут, Саня, как в армии, — хохотнул Голубчик. — Не можешь – научим, не хочешь – заставим! Иваныч у нас старый вояка…

— Офицер запаса, — с нехорошим спокойствием поправил его Жагрин. — В звании капитана Сил Самообороны. С правом ношения формы. Следи за словами, Серёжа.

— Так и я о том же, Иваныч! — Голубчик щелчком забросил в печку окурок и подсел к столу. — Извини, если обидел! А правда, что в нашей армии штатовский сержант главнее любого офицера? — спросил он.

— Во-первых, не любого, а только тех, чьё звание ниже полковника, — ответил Жагрин. — Во-вторых, Сережа, у нас нет армии. У нас есть только Силы Самообороны. В-третьих, это сделано ради сохранения единоначалия. И лишь на период Аренды.

— То есть навсегда, — буркнул себе под нос Осокин.

— На наш век хватит, — согласился Жагрин.

— Она, Аренда эта, никогда не закончится, — ядовито уточнил Леонид. — Наши внуки будут на амеров спину гнуть.

— Лёня, прекращай агитацию, — сказал Жагрин. — Ты себе и так уже срок заработал. Бессрочный. И мне это слышать неприятно. Я присягал ведь не только народу Сибири. Департаменту Арендаторов тоже.

— Это было в твоей прошлой жизни, Иваныч! — напомнил Голубчик. — А сейчас ты на пенсии!

— Пенсия от Присяги не освобождает, — сурово посмотрел на него Жагрин. — Присяга – она на всю жизнь. Тебе, Серёжа, как человеку сугубо штатскому, этого не понять. Всё! Закрыли тему!

— Иваныч, а зачем нам через тайгу ломиться? — вернулся к привычной ему теме Зотагин. — По тракту намного быстрее будет. Поставим транспортёр на телегу и вмиг до Топи домчим! А там уж…

— Нельзя! — перебил его Жагрин. — По двум причинам. Первую я тебе сегодня озвучил. Или уже забыл? Вон та бумажка валяется, — показал он на скомканный листок возле печки. — Прочти ещё раз, освежи память. И представь, если нас полиция остановит? А вы все трое в розыске.

— Конечно, — хмыкнул Голубчик. — Чего нас жалеть. Расходный материал.

— Хватит ныть! Русским языком сказал, никого насильно держать не собираюсь!

— А какая вторая причина, Иваныч? — примиряюще спросил Осокин.

— Китайцы хотят сохранить всё в тайне, — ответил тот. — Насколько это возможно.

— Китайцы? — удивился Леонид. — А что надо китайцам на Урале?

— Урал им надо, — ответил за бригадира Голубчик. — Хотят матрасникам рога наставить. Потому и пойдём по лесам и болотам. Скрытно. Чтобы амеры про нас раньше времени не прознали. Я прав, Иваныч?

— Повторяю для особо одарённых: информацией не владею. Узнаем всё, когда время придёт. А пока нечего выдумывать, как да зачем.

— Тут и выдумывать ничего не надо, — проворчал себе под нос Сергей.

Зотагина, в отличие от Сергея, Урал не интересовал. Знал, конечно, что за Большой Топью есть горы с таким названием. И там тоже есть республика. Уральская. По названию тех гор. В новостях о ней почти никогда не упоминалось. Как и об остальных, что на Западе. Считалось, будто население это не интересует. Какая разница, чем они там, за границей, дышат! Главное, чтобы другим жить не мешали. Они и не мешали. С тех пор, как молодые государства, что возникли на территории бывшей России, были взяты в Долгосрочную Аренду развитыми странами, никто никому вообще не мешал. Всех такое положение дел устраивало. Зотагина тоже. Ему и у себя, в Сибири, работы хватало. У него даже до болот тех, что Большой Топью называли, рейсов ни разу за всю жизнь не случилось. И Зотагин не понимал, отчего так разнервничался Голубчик. Решил потом у него спросить. Самого Зотагина больше беспокоили болота. Не понимал, как транспортёр, сможет их преодолеть.

За окном смеркалось. Короткий зимний день плавно переходил в ночь. В трубе прогоревшей печи нудно завывал ветер. Зотагин открыл дверцу, пошерудил среди золы кочергой. Убедился, что дрова полностью прогорели. Потянулся к дымоходу и, чтобы не выходило тепло, прикрыл заслонку. В пристройке за стеной однотонно стучал генератор. Голубчик по привычке включил телевизор. На экране возникла дебелая азиатка. Она что-то быстро-быстро говорила по-японски. Камера крупным планом показала её маслянистое лицо с обвисшими брылями, потом коротко мазнула по массовке шоу в студии и подольше задержалась на каждом из четырёх отдельно сидящих мужчин. Из крикливо-захлёбывающейся скороговорки ведущего стало понятно, что японская бизнесвумен с Сахалина выбирает себе партнёра из сибиряков. Очень ей сибиряки нравятся. Они в сексе выносливые. “Вааау!!!” — вдруг заорала с экрана счастливая блондинка, чей унитаз моментально очистился от жёлтых потёков, после налитого в него средства, убивающего всё, что в этом унитазе живёт. На целых девяносто девять процентов! Шоу, как обычно, без перехода переключилось на рекламу.

— Выключи эту гадость! — скривился Жагрин.

— А народу нравится, — ухмыльнулся Голубчик. — Если судить по рейтингам. Лёнь, ты с этим народом решил свой эсесесер возрождать? — обернулся он к Осокину. — Который вот это смотрит? Гадость по определению нашего бригадира? Может спросить его сперва, народ твой, а желает ли он этого? Может лучше цену на вазелин снизить?