Меж тем в телевизоре продолжалась словесная перепалка. Молодой человек в дорогом костюме и стильных очках крикливо вещал, что только благодаря американцам мы наконец-то вышли в космос, а китайцы не только не помогли нам в этом, но ещё и нагло воровали наши передовые технологии, опять-таки полученные в США. Здесь Осокин не выдержал.

— Что он городит?! Нет, что он городит? Какой космодром Восточный? При чём здесь NASA? И Гагарина не Алексеем звали, а Юрием!

— Я бы на твоём месте не был столь уверен, — с явной иронией возразил Голубчик. — На экран взгляни.

На большой экран в студии, откуда сейчас велась передача, была выведена фотография улыбающегося человека в белом шлеме космического скафандра. Рядом с фотографией было написано: “Алексей Гагарин. Первый российский космонавт”.

— Убедился? — с той же иронией продолжил Сергей. — Или там тоже врут?

— С ума сойти! — опешил Осокин.

— И сойдёшь! — согласился Голубчик — Обязательно сойдёшь! А если совсем оторвёшься от реальности, то так и останешься в своём прошлом. Навсегда. Вернись, Леонид! Вернись! — пощёлкал он пальцами перед лицом Осокина.

— Не готовили его американцы! И взлетал он с Байконура. Космодрома «Восточный» тогда ещё не было! Его позже построили! — отведя руку Голубчика, сказал тот.

— Да? Ни про какой Байконур я ни разу не слышал. И где же он, этот твой Байконур находился? — не сдавался Голубчик.

— Тогда был в Союзе. Сейчас у османов. А перед тем, как турки его присвоили, у казахов, кажется… Да, в Казахстане.

— В Казахстане, говоришь? Голову включи, Лёнь! Тогда Гагарин был бы не российским, а казахстанским космонавтом! Или казахским… Не знаю, как правильно.

— Советским он был! Советским! И вообще первым! Первым космонавтом в мире!

— Опять ерунду говоришь! — рассмеялся Голубчик. — Там, в этом твоём Союзе ничего делать не умели. Кроме галош. Всем известный факт! Сравни: галоши и космический корабль! Кстати, Лёнь, напомни, когда Гагарин в космос полетел?

— В начале шестидесятых… Прошлого века.

— Вот видишь! Американцы к тому времени уже сто раз на Луне побывали! Как к себе домой туда летали! То, что Гагарин первый, никто и не спорит! Первый космонавт России! Я прав, как считаешь, Сань? — Сергей повернулся к Зотагину.

— Не знаю, — ответил тот. — Вот скажите мне, ради чего они там горло дерут? — кивнул он на экран. — Какая нам разница, американцы или китайцы? Спать надо! Вы вот опять проспорите всю ночь, а завтра вас с утра не добудишься. И придётся нам вдвоём с Иванычем припасы разгружать. Он наверняка целые сани добра приволочёт.

— Сашка прав, — нехотя согласился Сергей. — Выключай шарманку, Лёнь!

10.

Жагрин, как и предполагал Голубчик, приехал на следующий день ближе к обеду. Обе печки к тому времени были хорошо протоплены. Чайник на раскалённой плите призывно дребезжал крышкой, пуская из носика струи пара.

— Здорово, лишенцы! Чем гостя кормить собираетесь? — спросил Жагрин с порога.

Он аккуратно пристроил в угол автомат и стащил с себя овчинный полушубок. Повесил на вешалку. От полушубка тянуло холодом и бензиновым выхлопом.

— Мороз сегодня так себе, но на скорости пробирает, — Жагрин сунул мотоциклетные очки в карман полушубка, а шерстяную балаклаву, закрывавшую от холода лицо, в его рукав. Растёр ладонями щёки, — Ну, чем начальство кормить собираетесь? Не слышу!

— Лапшу можно запарить. С тушёнкой, — предложил Осокин.

— И всё? Чем же вы тут без меня занимались, если кроме китайской сухомятки ничего своему командиру предложить не можете? Лодыря гоняли да разговоры разговаривали? А с ружьишком по округе лень было прогуляться?

— Ладно, тебе, Иваныч, не заводись, — заступился за них Зотагин. — Сейчас сани разгрузим и что-нибудь из новых припасов придумаем.

— А нет саней, Саша. И припасов тоже нет. Пустой я сегодня, — Жагрин достал из настенной сушилки кружку, заглянул в неё, проверяя чистоту. — Ничего не привёз.

— Случилось что, Иваныч? — спросил Голубчик. — Какой-то ты не такой сегодня приехал. Взъерошенный и злой.

— Случилось, — подтвердил Жагрин. — Много чего случилось и всё разом. Плохие у меня для вас новости… И первая тебя касается! — ткнул он кружкой в направлении Зотагина. — Вот скажи мне, Саша, как на духу скажи: на хрена ты в того гвардейца стрелял?

— Ты о чём, Арсений Иванович? — опешил тот. — Ни в кого я не стрелял! Это Настасья стреляла. У неё пистолет был. Будто сам не знаешь!

Голубчик с Осокиным удивлённо переглянулись.

— Иваныч, это шутка, да? — спросил Сергей.

— Шутка юмора, ага, — Жагрин достал из коробки несколько пакетиков чая. Бросил в кружку. Зло глянул исподлобья. — Шутки шучу. Сам развлекаюсь и вас развлекаю… Я похож на клоуна? — неожиданно рявкнул он.

— В чём проблема-то, бригадир? — тоже разозлился Осокин. — Давай без загадок!

— Без загадок, так без загадок, — сбавил тон Жагрин. — Если совсем коротко, то ему, — он снова кивнул на Зотагина, — предъявлено обвинение в убийстве офицера Гвардии Сибирской Республики. Суд уже состоялся. Приговор вынесен заочно. Озвучить?

— Ерунда какая-то! — пожал плечами Голубчик. — Ладно бы монтировкой по башке приложил. Гвардейцу этому… А застрелить… Нет, не верю.

— И я не верю, — сказал Леонид. — Не мог Сашка этого сделать. Даже монтировкой. Прости, Сань, но для таких дел у тебя кишка тонка. И мотива не было.

— Какой суд? — происходящее всё ещё казалось Зотагину глупой шуткой. Жестоким армейским юмором, понятным только Жагрину.

— Полностью согласен, — бригадир налил в кружку кипяток из чайника. — Насчёт кишки. А насчёт мотива… У полиции другое мнение. Там считают, что всё дело в контрабанде. Согласно их версии, ты, Саша, вместе с легальным товаром перевозил золотишко, выделанные шкурки соболей. Или краснокнижного тигра, добытого браконьерами, к примеру. Для китайцев. У них к хозяину тайги особое пристрастие. От шкуры до костей. А может и камешками баловался. Якутскими алмазами. Тоже прибыльно. В общем грозил тебе за всё про всё приличный срок. Если бы это всплыло. Потому и стал стрелять, когда тебя накрыли. А потом удрал. Оставил вдовой жену убитого тобой гвардейца, а двух его деток сиротами, — Жагрин внимательно смотрел на Зотагина. — И это ещё не всё. Когда нашли твою машину, Саша, части груза там не хватало. Зато под сиденьем водителя – под твоим сиденьем, если ты чего не понял, – обнаружили пистолет. Тот самый, из которого был застрелен гвардеец. Баллистическая экспертиза данный факт подтвердила.

— Какая контрабанда, Иваныч! — возмутился Зотагин. — То, что пломбы были сорваны и груза не хватало, так это Дзьонь с Жиртуевым постарались! А пистолет… Эта стерва мне его и подбросила! Пока мы товар перегружали. Неужели не ясно?

— Пусть так, — согласился Жагрин. Глотнул из кружки. Поморщился. — Горячо… Пусть так, — повторил он. — Не стрелял ты в гвардейца. Допускаю. Отметь: я допускаю, а не полиция. В полиции не сомневаются, что стрелял именно ты. Им ведь что надо? Им надо виновного найти. Вот тебя и нашли. Отчитались в плюсе. А насчёт пистолета, как ты утверждаешь, якобы специально тебе подброшенного… В полиции допускают, что у дорожной проститутки Куропаткиной могла быть какая-нибудь дамская хлопалка. Для самозащиты. В дороге разное случается. Но не армейский пистолет с глушителем. Да и зачем ей стрелять в гвардейца? Самое большее, что ей грозило, это депортация или штраф. Даже если всё вместе. Из-за этого пальбу не открывают и людей не убивают. Тем более офицеров Державной Гвардии.

— Не из-за этого она стрелять стала, — попытался объяснить Зотагин.

— Недоказуемо, — хмуро отрубил Жагрин. — Кто из вас стрелял в гвардейца знаете только вы двое.

— А пальчики на пистолете чьи? — спросил Леонид.

— Нет там пальчиков, — ответил Жагрин. — Подтёрли.

— Попал ты, Саня, — в голосе Голубчика сквозило неподдельное сочувствие. — Такого гвардейцы не простят. Как я и говорил, они теперь тебя из-под земли достанут, а после обратно в неё и утрамбуют.