Оставив напарника дозревать, Эрвин долго бродил вдоль берега болота. Здесь не было песчаных отмелей, затапливаемых в прилив, и намеков на пляжики – одни скалы и камни. Может быть, Кристи смогла дать знать о себе, сложив на берегу хотя бы пирамидку из камней?

Не было пирамидки. Зато появилось странное ощущение, когда человек не знает, радоваться ему или огорчаться. Кристи, Кристи… Без нее было плохо. А с нею было бы хорошо? Если на секунду предположить, что в человеческих силах переиграть все заново?

Допустим, она тогда дошла бы до острова… Могла бы дойти. То, что произошло, в общем-то случайность. Дошла бы – и что тогда? Бурная радость и блаженство среди относительного изобилия вдвоем с любимым волей-неволей, поскольку единственным, мужчиной?

Да. Поначалу. Потом начались бы ссоры, а далее – тут и считать не надо, без того ясно – на влюбленную пару опустилось бы тоскливое равнодушие. Вне мира людей счастье для двоих кратковременно, и двое сами не поняли бы, когда и почему счастье сменилось отвращением. Наверное, разделились бы, живя на разных концах острова, изредка встречаясь ради совокупления – и опять врозь, и тоска… Тоска поодиночке и тоска вдвоем, просто тоска и тоска с надоевшими приправами. Что подать вам на первое, что на второе и как насчет десерта? Какой вид тоски вы предпочитаете в это время дня?

Тут только один по-настоящему интересный вопрос: кто раньше сошел бы с ума?

Кристи?

Ой, не факт. У женщин есть неожиданные резервы.

Порой они умели удивлять даже его, Эрвина Канна. Удивила мама, внезапно угаснув, когда он уже работал на правительство Новой Бенгалии и жизнь налаживалась. Удивила Кристи, да так, что мурашки по коже. Хотя, наверное, язычник не оставил ей выбора – где ему знать о выборе, моллюску безмозглому…

Нет, так не годится, подумал Эрвин. Мысли о Кристи – долой. Не время.

Он карабкался вверх по склону вулкана, взбираясь все выше и думая, что Иванова придется гнать по болоту силой – и завтра, и послезавтра, и вообще сколько продержится. Теперь он пойдет впереди, пусть только попробует вякнуть что-нибудь против, а замешкается – кольнуть его для начала пикой в мягкое место. Ради его же пользы. Пусть орет и бесится, пусть стресс, так даже лучше, вброс адреналина повышает иммунитет. Да, придется бросить Иванова, если он не сможет идти, и это будет печально, потому что кого же тогда поставить между собой и ожидаемой опасностью? Лучше бы он продержался до последнего острова, а в идеале – до материка. Игра будет честной, потому что Иванов понимает, что нужно от него вычислителю, а главное, она будет честной потому, что тут нет злодеев. Удастся сохранить напарнику жизнь – ну и замечательно. Просто прекрасно!

Неужели кто-то хотел смерти Марии, Джоба и даже мелкого гаденыша Хайме? Кто желал смерти упрямому фанатику Яну, который остался на Гнилой Мели и наверняка уже трижды мертв? Никто. Так уж вышло. А разве мечтал Эрвин о том, чтобы Кристи провалилась в трясину?.. Нет, стоп, не надо о Кристи… Задача поставлена, надо лишь оглядеться с высоты, наметить путь, произвести первичный обсчет…

Он карабкался вверх по старому лавовому потоку, ощущая под собой тепло и подрагивание камня. Гора жила, и людям не стоило здесь задерживаться. Остров дал отдых, подкормил – ну, спасибо ему. Самое главное еще впереди.

Наконец он вскарабкался достаточно высоко, чтобы осмотреть северную и западную части острова. Видимость была пристойная, и наметанным глазом Эрвин сразу определил как наивыгоднейшее место начала нового отрезка пути, так и наивыгоднейшее направление движения на начальном этапе. Перебраться на ту сторону острова лучше было бы уже сегодня…

Боковым зрением он уловил нечто иное и, повернув голову, издал неслышный стон. В полукилометре от берега над болотом покачивалось щупальце язычника.

Поперечно-полосатое.

– Это ты? – прошептал Эрвин, не в силах отвести глаз. – Добралась… Кристи, зачем?..

Он не мог ей помочь. Насколько проще было бы считать Кристи погибшей окончательно и бесповоротно! Что он теперь может, ну что? Пожалуй, лишь накормить язычника, хоть как-то компенсировав его энергозатраты на передвижение, но ведь и только…

Спустившись в долину, он убивал «зайцев» со свирепостью и сноровкой беспощадного хищника. Одного за другим он подбивал их камнем и приканчивал дубинкой, а доверчивые непуганые зверьки всякий раз лишь отбегали немного в сторону, глядя на убийцу влажными наивными глазами. Эрвин убивал, пока не устал, и с трудом доволок груду связанных тушек до берега. Здесь он запалил дымный костерок и, вскарабкавшись на корявый лавовый утес, показал себя.

– Поешь, – шептал он, чувствуя странное: то ли радость, то ли первые признаки сумасшествия. – Смотри, я принес тебе еду. Видишь, где положил? Глубина у берега вроде большая, ты достанешь…

Щупальце язычника покачалось и втянулось в болото – донный моллюск начал движение к пище.

Пять дней спустя оба были еще живы и значительно продвинулись на север. За первые сутки добрались до следующего острова, на следующий день всего за несколько часов перебрались на соседний, где Эрвин показал свой старый лагерь и скрепя сердце позволил устроить дневку, во-первых, потому что Иванов просил об этом, а во-вторых, следующий переход обещал быть самым долгим и трудным переходом между островами. Так оно и вышло. Еще повезло, что дождь был слабым и не размыл зыбун, а хищники не пытались пожрать двуногую добычу. Одна лишь небольшая змея присосалась было к больной ноге Иванова, попортила штанину и отвалилась сама. Эрвин тут же проткнул ее пикой. Дальше пошли дрянные места, и на берег очередного клочка суши вышли не два человека, а два шатающихся полупокойника, с ног до головы перемазанных болотной грязью.

И вновь пришлось целый день отдыхать и приводить в порядок себя и снаряжение.

Остров был изобильным, но скучным. Большая вулканическая кальдера полностью заросла лесом, а отсутствие горячих источников говорило о том, что ярость подземной стихии давно улеглась в этой части островной цепи. Разумеется, здесь в изобилии водились «зайцы» и в дополнение к ним травоядные меньших размеров, похожие на крыс с толстыми хвостами, но охота на тех и других не сводилась к «подходи и бей» – дичь держалась с известной осторожностью.

– Это ты в прошлый раз напугал их, что ли? – выпершил Иванов, когда Эрвин вернулся со скудной добычей и не слишком скоро.

– В прошлый раз было то же самое, – пояснил Эрвин. – Думаю, мы тут не единственные хищники.

– А кто еще?

– Возможно, приходят с болота.

– Ты же вроде говорил, что болотные твари не лезут на сушу?

– Каких я видел – те не лезут. А этих не видел.

Ночью в лесу слышались шорохи и визг. Кто-то охотился, кто-то спасался. Эрвин спал вполглаза. Наутро он бегло взглянул на уже не синюю, а черную кожу вокруг раны на ноге Иванова, распухшей уже выше колена, бодро кивнул, изображая, что все в порядке, и указал направление.

– Опять я впереди? – обиженным голосом спросил Иванов.

– Уж будь так любезен.

– Я все хотел спросить: когда ты шел с другими приговоренными, ты точно так же ставил их впереди? Одного за другим, верно? Их девять было?

– И что? – спросил Эрвин.

– Ничего. Просто мне стало понятно, почему ты дошел, а они нет.

– Тебе это стало понятно не сегодня. Впрочем, если хочешь, я могу пойти первым. Но тебе это не понравится.

– Почему это? – насторожился Иванов.

– Потому что ты слаб. – Голос Эрвина стал жестким. – Если тебя не подгонять, ты вообще не сдвинешься с места. Тебе могут помочь только на материке, а ты больше ноешь, чем работаешь. Мы не идем, а тащимся. Если я пойду первым, то не стану тебя ждать. Не хочешь жить – твое дело, но при чем тут я?

– Значит, бросишь меня?

– Не сомневайся.

Это подействовало. В течение нескольких часов Иванов только сопел, кряхтел, постанывал, но хромал и хромал по зыбуну как заведенный, а Эрвин в очередной раз отметил странность: почему-то как раз вот такие – кровь с молоком – мясистые крепыши, почти всегда уверенные в себе, теряют всю эту уверенность и киснут, стоит лишь поставить их в ситуацию, когда проигрыш вероятнее выигрыша. Когда безопасно, они корчат из себя если не хозяев жизни, то уж как минимум старших приказчиков. Как правило, они неумны, не то поменяли бы имидж. Они очень самодовольны, если прикрыты спереди, сзади, с боков, сверху и снизу. За ними нужен пригляд в опасной ситуации, а в безнадежной они просто жалки… Но мысль была ненужная, считать тут было нечего, и Эрвин сосредоточился на насущном. Мокроступы размеренно чавкали, болотный ковер прогибался, но держал, змеи не атаковали, один раз налетела откуда-то туча лезущей в глаза мошкары, но была снесена ветром с моря, и только усталость неотвратимо накапливалась, как всегда, и Иванов опять сбавлял темп, вынуждая Эрвина перехватить пику и кольнуть напарника в выпуклую ягодицу…