Тот как раз заканчивал второй мокроступ – с виду вполне надежный. Напарник Эрвина уж точно не был неумейкой. Другой бы подумал, что он быстро учится, и возрадовался сдуру.

– Это чего? – спросил умейка, уставившись на лиану.

– Ты видишь, – лаконично ответил Эрвин.

– А-а, веревка. Понял. Вещь.

Эрвин молча привязывал камень к концу лианы.

– Ну вот, – сказал Иванов, – закончил. Вроде ничего. Глянешь?

– Примерь.

Иванов споро привязал к ступням мокроступы.

– Встань, походи немного… Ага, вижу. Норма. Теперь еще шесты новые сделать, и можно идти.

– А чего это у тебя?

– Одно полезное приспособление, – пояснил Эрвин. – Показать, как оно работает? Гляди.

Отпустив на метр конец лианы с привязанным камнем, он раскрутил его над головой, понемногу отпуская. Иванов втянул голову в плечи, когда камень с жужжанием пронесся над его макушкой, и, кажется, хотел что-то сказать, но в этот момент Эрвин подался вперед. Захлестнув ноги Иванова, лиана несколько раз обвилась вокруг них. Сейчас же последовал рывок – и туловище упало на лесной сор, взбрыкнув спутанными ногами.

Эрвин немедленно наступил на запястье руки, тянущейся к карману за осколком обсидиана.

– Не дергайся, – сказал он. – Возможно, я не убью тебя. Но ты должен сказать, и на этот раз без вранья, зачем я понадобился Лю Цаоши.

– Сойди с руки, – спокойно попросил Иванов.

– Что, больно?

– Если я скажу, что да, то ты скажешь, что можешь и больнее. Тогда даже не знаю, что я с тобой сделаю. Сойди и развяжи меня. Я расскажу.

– Я слушаю.

– С руки-то сойди, а? Больно ведь.

– Могу и больнее, – усмехнулся Эрвин, но сошел. – Нет, ты уж полежи, не вставай. Говорить ты можешь и лежа.

– Ладно, – проворчал Иванов. – Чего уж теперь, раз ты такой догадливый… А кстати! Раз уж ты такой догадливый, то должен и сам знать, для чего ты понадобился Большому Лю. Знаешь ведь?

– Хочу услышать это от тебя.

– Услышишь, услышишь… Он хочет тебя в свою команду. Считай, что это его слова и что я уполномочен пригласить тебя, Густав-Эрвин. Я так понимаю, ты не против?

– Маскарад зачем? – спросил Эрвин, отступая на шаг и давая возможность Иванову распутать ноги. – Проверка квалификации?

– Ага… Вдруг ты чокнулся на своем острове? От одиночества с людьми всякое бывает.

– Как определили остров? Дым моего костра, спутниковое слежение, тепловизор высокого разрешения?

– Ага…

– Как отличили костровой дым от вулканического, а человека от животного?

– А этот вопрос не ко мне. Он к научникам.

– Почему решили, что это именно я?

Иванов развеселился.

– Слушай, ну ты даешь… Кто бы еще мог перейти пешком Саргассово болото? Это был ты, конечно. Или, может, ты Эрвин, да не тот? Не Эрвин Канн? Не рассказывай сказок. Мы знали, что ты получил «вышку» и отправился в болото. Со временем решили проверить острова, все по очереди. Нашли одного человека. Ну и кем он мог быть, по-твоему? Кем угодно, что ли?

– Как тебя высадили?

– Через Сковородку, тут я не соврал. Потом морем…

– До этого самого острова, – продолжил Эрвин. – Здесь забросили на берег трос, доволокли до воды сухое дерево, и ты поплыл… Дня два небось терпел?

– Два! А четыре не хочешь? И шторм в довесок?

– Понятно…

– Что, неубедителен был? – забеспокоился Иванов.

– Не сказал бы. Первый этап был разыгран гладко.

– А когда ты меня расшифровал?

– Не сразу, – сознался Эрвин. – Но заподозрил уже на второй день.

– Как?

– Нюансики. Детали. Долго рассказывать. И потом, ты все равно не поймешь моей математики. Плюс самая обыкновенная привычка видеть. Когда мы с тобой в первый раз подрались – помнишь? – я уже твердо знал, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Трудно скрыть спецподготовку – она вбита в рефлексы, а у нормального человека они плохо контролируются мозгом. Нужен высший класс актерской игры, чтобы, умея драться, изобразить, будто не умеешь. Но ты очень старался.

Иванов виртуозно выругался.

– Ты ведь не думал, что можешь долго меня обманывать? – спросил Эрвин. – Конечно, не думал. Ты только хотел убедиться, что вычислитель по-прежнему в форме. Для того тебя и послали, чтобы понять, стоит ли игра свеч. Ну и, само собой, для того, чтобы уговорить меня послужить Лю Цаоши. Да с радостью! Куда я денусь! Там у вас об этом не подумали, нет?

– Подумали…

– И все-таки не подобрали сразу, прислали тебя посмотреть, на что еще годен Эрвин Канн… Ну? Посмотрел?

– Посмотрел, – кивнул Иванов.

– Гожусь?

– Не то слово.

– Тогда я имею вопрос: почему мы еще здесь, а не на орбите? Где у тебя передатчик – в челюстной кости, что ли? Или просто в зубе?

– Да уж не в заднице…

– Рад слышать. Так в чем дело?

Иванов тихонько зарычал.

– Сам не пойму, – зло бросил он. – Наши давно должны были забрать нас обоих. Наши беседы пишутся и отсылаются… не боись, в сжатом виде, через неравные промежутки времени и в особой кодировке. Их никто не должен был прочесть.

– Может, все-таки прочли, раз прислали дрона?

– Ты сам в это не веришь, – возразил Иванов. – Если бы прочли, то действовали бы иначе. Куда резче бы действовали. Хлоп – и мокрое место. Нет, это совпадение. Непредвиденное обстоятельство. И вообще я поначалу думал, что это наш дрон. Думал, наши решили внести коррективы в план операции – напугать и посмотреть, как ты выкрутишься. Потом уже понял, что игра пошла серьезная. Думал, хана нам обоим, а у тебя, оказывается, был козырь в рукаве. Дрессированный язычник – это круто. Как смог, а?

– А вот это тебя не касается, – сказал Эрвин, глядя Иванову прямо в глаза. – Совсем. Вбей это себе в подкорку: не касается. Вернешься – доложишь, а пока скажи спасибо тому язычнику и забудь о нем. Рассчитывать нам придется только на себя, ясно?

– Как скажешь, – осклабился Иванов.

– Уже сказал. Ничего не изменилось: я командую, ты подчиняешься. Еще скажу, что это в твоих интересах, если ты сам еще не понял. Иди вырежи два шеста…

Иванов удалился, хмыкнув себе под нос. Эрвин забрался на скалу, нависающую над болотом. Было позднее утро, оранжевое солнце тускло светило сквозь дымку, а с моря на болото медленно, но уверенно наползал облачный кисель. Вчера бы такую погоду… Или хорошо то, что хорошо кончается?

Спаслись. Чудом, но спаслись. Расчет, который измучил Эрвина, но так и не дался, теперь можно было отбросить. Да, Кристи вопреки всему выжила, если только симбиоз с донным моллюском попадает под человеческое понятие о жизни. Она пленница, но ее можно назвать почти главной в этом симбиозе. Да, именно почти… Ей приходится считаться с потребностями громоздкого тела язычника, а потребность у него только одна: жрать! Неудивительно, что в компенсацию за проделанный за беглецами путь она собиралась скормить своему симбионту Иванова…

Однако не скормила. То ли снизошла к просьбе, то ли к словам об опасности. Действительно, язычник ведь может поменять симбионта, утилизировав прежнего, если новый лучше… Чего Кристи добивается – свободы, конечно? Молит о ней единственного близкого человека, не умея сказать? Что ж, человек это поймет. Уже понял. Но он бессилен. Ему нечем убить язычника, а главное, вместе с ним погибнет и Кристи. Язычника не вытащишь на берег, чтобы аккуратно освободить пленницу, она просто утонет.

Где сейчас находился поперечно-полосатый, понять было невозможно. Не отправился ли в обратный путь? Может, у донных моллюсков существует территориальность? Или, может быть, Кристи высунула из зыбуна кончик щупальца и наблюдает сейчас хотя бы одной парой глаз за человеком, на которого не перестает надеяться?

Уже зная, что он все понял.

Возможно – догадываясь, что надеется напрасно…

В зарослях трещал и сквернословил Иванов. Предоставив ему и дальше заниматься тем же, Эрвин спустился со скалы и, пригнувшись, как ищейка, побежал к ручью. Найдя водопой, он пошел по «заячьей» тропинке и вернулся с четырьмя тушками еще до того, как Иванов смог предъявить два изготовленных шеста. На ровной плите, наклонно уходящей в болото, Эрвин оставил добычу, жалея о том, что не может написать слово «спасибо».