Иванов поежился.

– Может, лучше остаться? Спрячемся, а?.. Или все равно найдет?

– Если не найдет, но заподозрит, что мы все еще на острове, то сообщит на материк. И тогда с материка прилетит ракета. Выжжет тут все до последней козявки. Оставайся, я не против.

– Но я не готов… – пробормотал Иванов.

– Боишься болота? Правильно, бойся.

– Я не боюсь, но… ты не ошибся?

– Я редко ошибаюсь.

Иванов умолк. Хмурился, думал. Ясно было, что с ним еще будут проблемы, но не раньше, чем он испугается болота сильнее, чем дрона. Но ночью… ночью лучше, чем днем. Не видно этого бескрайнего ужаса – вот и не так страшно. Не страшнее, чем пробираться ощупью через большую незнакомую комнату, разве что сыро и прохладно. Работают иллюзии, и человек тешится ими. К тому же придется почти бежать, а бег – это работа. Кто работает так, что пар валит, тот слишком занят, чтобы струсить до оцепенения.

– И все-таки кто ты? – спросил Иванов.

– Не видишь? – усмехнулся Эрвин. – Пещерный человек. Как стемнеет, стану удирающим пещерным человеком.

– Может, хватит болтать? – возмутился Иванов. – Ты все понял. Я спросил, кем ты был на материке до того, как схлопотал «вышку». Ты сказал: важной шишкой. А точнее? Может, скажешь, наконец?

– Не скажу.

Иванов помолчал.

– Мне не надо знать, так ты считаешь?

– Это знание тебе не поможет.

– Трудно доверять человеку, который что-то скрывает, – высказал мнение Иванов.

– А ты не доверяй, – посоветовал Эрвин. – Разве я сказал, что мне можно доверять? Можешь вообще отделиться. Разве мы обязаны идти парой? Все равно у нас нет веревки… Что ж не уходишь? Страшно?

– Не без этого, – согласился Иванов.

– Тогда слушай и запоминай. Пойдем вдвоем. Как начнет темнеть, так и выйдем. Не шуметь, не сопеть, не топать, не ломать ветки, смотреть под ноги, дышать через раз. Рискнем. Первые полчаса будет еще достаточно светло – осмотришься на болоте, только не ори, если провалишься, а раскидывай руки и ложись животом на шест. Вытяну. Я иду первым, потому что я легче, ты идешь вторым, дистанция пять шагов. Двигаться строго за мной, но по возможности не след в след. Все, что я велю, выполнять беспрекословно, не спрашивая, почему да зачем. Причина понятна?

– Да, но…

– Значит, непонятна. Объясняю главную причину: ты не знаешь Саргассова болота, а я прошел его целиком с запада на восток. Мне оно не в новинку. Что-нибудь еще непонятно?

Иванов помолчал, повздыхал, пожевал губами и решился:

– Только одно: зачем я тебе нужен, если ты такой опытный и легкий?

– Дурья голова! Один проваливается – другой вытягивает его из топи. Вдвоем безопаснее. Имей это в виду на случай, если я провалюсь. Но ты провалишься первым. Вот тогда наглядно увидишь, как надо вытягивать.

– Почему это я обязательно провалюсь первым? – с ноткой обиды в голосе спросил Иванов.

– Потому что так и будет, – отрезал Эрвин.

Он почти закончил приматывать ко второму шесту обсидиановый наконечник, как вдруг замер, уставив к потолку пещерки указательный палец. Сделал Иванову знак не шуметь.

Сквозь шум листвы на вечернем ветерке донеслось слабое гудение. Дрон летал над болотом. Шваркнуло раз и другой. Затем еще раз, но уже дальше.

Иванов с уважением посмотрел на Эрвина. Тот легонько усмехнулся.

В пещерке заметно темнело. Выждав еще немного, Эрвин пополз к выходу, прихватив мокроступы и осторожно волоча шест. Иванов двинулся следом, очень стараясь не производить шума. Получалось так себе.

До края болота добрались без происшествий. Усевшись на камень, Эрвин привязал к своим ступням плетенки так, чтобы Иванов видел и учился.

– А если завязка порвется? – с опаской спросил Иванов, дергая ремешки.

– Не должна.

– А если провалишься – потеряешь мокроступ?

– Бывало, что и теряли.

– Тогда как же…

– Потеря мокроступа – это только потеря мокроступа, – терпеливо объяснил Эрвин. – У нас есть запасная пара. Одну пару можно и потерять. Уверяю тебя, потеря жизни гораздо неприятнее.

– Да я догадываюсь, – буркнул Иванов.

– Тогда не болтай зря. Готов?.. Ну, двинулись. Не отставать и на пятки не наступать. Повторяю: держись за мной в пяти шагах, след в след не иди, но в общем делай то же, что и я, если не поступит особой команды. Все понял?

– Чего тут не понять, – глухо пробасил Иванов.

Эрвин посмотрел на него с сомнением.

Маленькая голубоватая луна – самая дальняя и самая тусклая – стояла в зените, одним своим видом навевая холод, но Эрвину было жарко. Только великий фантазер мог бы рассчитывать затемно добраться по болоту до соседнего острова, и все же скорость в эту ночь решала все. Ни пищи, ни воды с собой, ни неповоротливого ящика, ползущего позади на веревке, ни рюкзачка за спиной – только шесты. Эрвин почти бежал, осознанно идя на риск и все же сохраняя разумный баланс между скоростью и безопасностью. Иначе мог бы и быстрее. Позади тяжело дышал Иванов. За полночи он провалился только один раз, в самом начале, и выбрался при помощи Эрвина, умудрившись не потерять мокроступы.

Даже не заорал, что было странно. То ли научился схватывать главное на лету, то ли просто везунчик, то ли сообщил о себе меньше, чем хотел бы знать Эрвин.

Не беда. Можно посчитать.

Он это и делал. Сразу три расчета велись в голове одновременно, не считая того, который управлял движением по зыбуну. Два из них были умеренно сложными – третий выматывал и не сулил результата.

В конце концов Эрвин усилием воли отложил его в сторону.

Бродячее облачко набежало на луну. Исчезли тени. Эрвин остановился и выпрямился, поводя носом, как охотничья собака. Колол глаза звездный свет, такой странный в ночном небе Саргассова болота и такой яркий в непривычно безоблачную ночь. Далеко на севере поднялись над плоским горизонтом сполохи полярного сияния, вытянулись красно-зелеными перьями, поиграли немного и сгинули. Сразу два метеора прочертили небо, летя по одной траектории, как ведущий и ведомый. Левее приметной группы из пяти ярких звезд проступила клочковатая туманность – остаток древнего взрыва сверхновой. Когда взорвалась та звезда, на Хляби еще не было людей, да и на человеческой прародине – Земле – жили лишь троглодиты. Когда она взорвалась, все в мире было не так, и семь звезд созвездия Фурии занимали иные положения на небе. А Саргассово болото существовало уже тогда, и точно так же копошились в лужах головастики, и охотились на них пугливые создания с перепончатыми лапами, сами служа пищей для змей, и вызревали под болотным ковром газово-грязевые нарывы, и язычники дырявили ковер копьями щупалец, стараясь настичь убегающую пищу… И летали над болотом крылатые бестии – черные и серые.

Все уже было.

Лишь дроны, охотящиеся на человека, до сей поры еще не летали над болотом. Все на свете когда-нибудь случается впервые. Обыкновенный индивид утешится этой сентенцией и еще будет думать, что сказал нечто умное, – вычислитель же примет этот и любой другой факт как параметр.

– Отдохнем? – тяжко дыша, спросил Иванов.

– Пять минут.

– Не мало?

– Плохое место, – объяснил Эрвин. – Что-то тут не так… Не пойму – темно.

– Опасно?

– Тут везде опасно.

Он кожей осязал то, чего по малому опыту не мог еще чувствовать Иванов. Чуть-чуть колыхался зыбун, как будто под ним шло некое движение, – да так оно и было, но далеко и вроде пока не критично… Некая тень прошла мимо, и она не была тенью от сгущения в закрывшем луну облачке. Звуки… Странные звуки почти за пределом слышимости, их ощущаешь не ушами, а всем настороженным телом, и самонадеянный новичок скажет: у страха глаза велики, тишина вокруг, одна только тишина, нет никаких звуков…

А они есть.

Пять минут кончились. Иванов захрипел, закашлял, сплюнул.

– Слышь, Густав… Сколько мы прошли, как думаешь?

– А чем ты меряешь? Если километрами, то зря.