– Начинать движение за час до заката, прекращать спустя час после восхода.

– Хочешь непременно уложиться в график?

– А ты разве нет? – Эрвин поднял бровь. – По-моему, мы составляли его вместе, ты и я. Или у меня старческий склероз?

– Ты составлял, а я, дурак, согласился! – вспылил Андрей.

– Потому и согласился, что не дурак, – моментально возразил Эрвин. – И не горячись, на нас смотрят. Сорок километров за один переход – вот что от нас требуется. С учетом отставания – сорок пять. Больше – лучше. За двенадцать переходов мы планировали дойти до предгорий – там уже есть надежда спастись. Как у тебя с арифметикой? Позади четыре перехода, мы уже должны были пройти треть пути – а прошли едва четверть. Ты правда хочешь утопить свой народ? Ты не Моисей, море не расступится…

Ох, как хотелось сунуть желчному старикашке кулак в морду! Но Андрей только пробормотал, глядя исподлобья:

– Волна может прийти и до того, как мы дойдем…

– Может! – не стал отрицать Эрвин. – Еще как может. Ты ее ждешь, что ли? С нетерпением? Шибко устал, жить расхотелось?

– Знаешь, я мог бы тебе ответить… – Андрей сжал кулаки.

– Ответь себе, – и Эрвин, заставив свое кресло взмыть над почвой на пядь, отплыл подальше.

Вот всегда он так. Взбесил – и нет его, а ты оставайся и решай проблему! Неужели он думает, что проблема решится скорее, если ее будет решать обозленный человек? Надо спросить у Юлии, когда она вернется, подумал Андрей. Хотя ясно, что она ответит: он не думает, он вычисляет, у него машина вместо мозга. Может, в чем-то Эрвин и прав – по-своему, по-компьютерному…

Но что он будет делать, если на эту равнину вообще не хлынет никакое цунами? Его же разорвут голыми руками, и никто не придет ему на помощь, потому что, во-первых, никто не захочет, а во-вторых, это бесполезно.

Андрей ядовито ухмыльнулся. Затем стер ухмылку, воздвигся, кряхтя, на ноги, окинул бивак требовательным взглядом, помрачнел и пошел распоряжаться.

Издали донеслось мычание – подходило приотставшее стадо, и животные издали чуяли воду.

Челночные рейсы флаеров и антиграв-платформ прекратились на шестом переходе. Еще оставались слабосильные, с великим трудом и стенаниями умудрявшиеся не отстать от своих колонн и ни на что не годные на биваках, их бы тоже перебросить по воздуху, но Эрвин категорически заявил: хватит. Надо поберечь топливо, в горах оно будет нужнее. Самых слабых – сажать на грузовики. Да, грузовиков на всех желающих тоже не хватит, они и без людей много чего везут, прежде всего дрова, перегруженные с застрявших на мелях барок. Стало быть, установить очередность: сегодня едет один слабосильный, завтра другой. Потерпят!

Колонны двигались по широкой полосе, вытоптанной и унавоженной стадами местных копытных, на что не преминул указать Эрвин; смотри-де и радуйся – мы с тобой разработали оптимальный маршрут, дикие животные уходят в горы не абы как, а следуя генетической программе, и, конечно, много-много тысяч возвращений Кровавого Глаза они проторили наилучший путь. Не станешь же ты спорить с природой! Или станешь?

С природой Андрей не спорил, а вот с Эрвином – приходилось. И почти всегда умный старик умел добиться своего. Иногда Андрей столбенел от его решений и ругался сквозь зубы, но спустя какое-то время приходило понимание: старик был прав, только так и следовало поступить. Он что же, вообще не ошибается?

Чего было больше – доверия или раздражения, – Андрей и сам не мог понять.

С каждым днем становилось все жарче. От жары и бескормицы уже пало несколько лошадей. Приказ трогаться в путь за час до захода солнца люди приняли с ворчанием, и этот час был самым мучительным. Пот струился по спинам, катился по лбам, выедал глаза. Спустя час-полтора после оранжевого заката начинала ощущаться ночная прохлада, и люди понемногу втягивались в монотонную ходьбу по плоской равнине. Кровавый Глаз, почти не грея, освещал путь, но лишь притягивал к себе проклятия с полным к ним равнодушием. Помогало облегчение ноши – запасы пищи мало-помалу таяли. Хуже было с питьем: возимые на арбах бочки быстро пустели, и до следующей речной излучины приходилось довольствоваться носимым запасом воды, набираемым во все, что не протекает. Советы, требования и, наконец, приказы экономить воду действовали слабо – каждый упрямо желал учиться на своих ошибках. Уже отмечались случаи отказа поделиться глотком воды. До столкновений не доходило лишь потому, что жажда пока еще оставалась терпимой.

Удобное антиграв-кресло было брошено – иссяк запас энергии. Вычислителя теперь нес на плечах андроид, топливные элементы к нему еще не кончились. Давешнюю ворчливую старуху еще вчера отправили в горы: бабка прочь – Вавиле легче.

На седьмом переходе колонну догнала первая многоножка.

Ее застрелил пастух, но она успела убить электрическим ударом корову. Андрей распорядился усилить охрану стад. Эрвин не возразил, но выглядел озабоченным.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросил Андрей.

– Нет, все правильно.

– В чем тогда дело?

– В пищевой пирамиде.

Разговор шел во время перехода, и Эрвин, покачиваясь на плечах верного Вавилы и держась руками за его уши, возвышался над Андреем, как ходячий монумент.

– Не объяснишь?

– Пожалуйста. У несуразников партеногенетическое размножение, все они самки и в самцах не нуждаются. Такое встречается среди достаточно сложных организмов, но лишь как временное явление. Иногда – обычно строго периодически – рождается поколение, состоящее из самцов и самок. Это на нормальных планетах. Скажем, тли, которых люди куда только не завезли по неаккуратности и дурости вместе с земными растениями… впрочем, и среди эндемиков такое бывает. Но Лусия – ненормальная планета, у нее особый цикл. Тысячу лет несуразники – по существу, особая экологическая форма этих организмов – живут в океане, размножаются без самцов и никому не мешают, но с приближением красного карлика и изменением орбиты Лусии они превращаются в многоножек, осваивают сушу и размножаются половым путем. Мне бы хотелось знать только одно: намерены ли они остаться на суше всю следующую тысячу лет?

– А мы не из-за них топаем в горы, – возразил Андрей, – а из-за жары. Плюс опасность цунами.

– Мы – да, – согласился Эрвин, – но инстинкт гонит диких животных впереди нас. И травоядных, и хищников. Всех. Жара, цунами – это верно, это очень большие неприятности. Но от скольких напастей уходит дикое зверье – от двух или от трех?

– Что ты хочешь этим сказать? – нахмурился Андрей. – Говори уж прямо, не тяни.

– Я хочу сказать, что большая волна забросит несуразников на материк, как малая волна забросила вот этого… и в степи будет полным-полно многоножек. Если эти твари в экологической форме «многоножка» существуют лишь одно поколение, если их яйца или икринки – уж не знаю, что там у них, – скатятся по рекам в океан, – тогда нам повезло. Одному короткоживущему поколению худо-бедно хватит пищи в степи – сожрут слабых и отставших копытных, может, начнут рвать друг друга, а потом все разом дадут потомство и сдохнут в соответствии с генетической программой. Это было бы просто замечательно. Но есть и другой вариант: многоножки поселятся на суше на всю тысячу лет и станут давать потомство в виде многоножек, а не несуразников. Тогда они полезут в горы за добычей, а нам придется вечно отбиваться от них… – Эрвин помолчал. – Проблема в том, что это невозможно вычислить заранее. Я не знаю ответа.

Андрей лишь дернул щекой. В словах старика имелся резон… но сначала успеть бы дойти до гор! Малая волна уже дала понять: большое землетрясение может случиться когда угодно, а вслед за ним придет и большая волна. Вот уже пятые сутки нет сейсмов, чему рады только дураки, а у менеджера сосет под ложечкой. Между прочим, теперь понятно, зачем Эрвин привез на Лусию столько оружия! Авось отобьемся…

Но вслух он сказал другое, с подковыркой:

– По-моему, ты впервые признался, что чего-то не знаешь…