— Я жалею, что вообще дала тебе ключ, — пробормотала я, закрывая ноутбук и кладя его на кофейный столик.

— Нет, не жалеешь. Ты любишь меня и никогда бы не позволила мне так утопать в себе, как это сейчас делаешь ты. Вот почему я воспользовалась своим ключом. — Она протопала мимо и плюхнулась на диван.

— Почти уверена, что дала тебе ключ на чрезвычайный случай. А не для прихода без приглашения.

— Твое молчание стало моим приглашением. То, что ты отказалась от наших семейных обедов, было моим приглашением.

Мы сидели лицом друг к другу, молча выжидая, прищурив глаза и уставившись вниз.

— Я скучаю по тебе, — не выдержала она первой.

— Я тоже по вам скучаю, ребята.

— Так что, черт возьми, происходит? Я не приставала к Джеймсону — в основном потому, что ты никогда не брала трубку, когда я звонила. Но, Эви, ты ведь всегда все сама понимаешь и приходишь в себя. Редко мне приходится разыскивать тебя и проходить через такое. Что с тобой происходит?

Ее ярко-зеленые глаза умоляюще смотрели на меня. Она была права; обычно я была той, кто держал нас вместе, когда это было необходимо. Но, увидев озабоченное выражение на лице моей лучшей подруги, поняла, что стала слабой. Я была единственной, кого нужно было держать. Внутренний голос говорил мне, какой глупой я была, что не поехала к Лу с самого начала. Она всегда была моим домом; она была моей семьей. То, что она пришла раньше меня, готовая разобраться с моими проблемами, уже помогло еще одной разрозненной части меня встать на место.

— Я облажалась, Лу, — плюхнувшись обратно на диван, я уставилась в потолок.

— Знаю. Возможно, я не знаю подробностей, поскольку Джеймсон не хочет говорить со мной об этом. Но я знаю, что ты облажалась, — сказала она. Я рассмеялась, потому что мы никогда не сдерживались друг перед другом, и она не приукрашивала ситуацию и не говорила мне, что все будет хорошо. Она улыбнулась мне. — Итак, расскажи мне все, что ты скрывала последние несколько недель. Позволь мне помочь тебе.

И я так и сделала. Я начала с того, как я отказалась от Италии. Хотя она пыталась это скрыть, ее глаза засветились счастьем, и у меня с груди свалилась еще одна тяжесть от осознания того, что я сделала правильный выбор. Я бы никогда не смогла оставить эту женщину позади. Затем я перешла к словам моей мамы в спа-салоне, прежде чем, наконец, закончить на нашем разговоре прошлой ночью.

— Ну, кто же, черт возьми, знал? Все это время ты думала, что твоя мама сожалеет о твоем отце. Это был фундамент, на котором ты строила свои отношения. А теперь все изменилось. Неудивительно, что ты в такой заднице. — Она протянула руку и убрала волосы с моего лба. Я дорожила такими моментами, поскольку Лу не была поклонницей физического контакта. Это делало ее заботу намного ценнее. — Так чего же ты ждешь?

— Что? — я вскинула голову, сбитая с толку тем, что она имела в виду.

— Почему ты не позвонила Джеймсону? Ты любишь его и хочешь быть с ним. Ты остаешься в Цинциннати. Так… чего ты ждешь?

— Лу, ты пропустила ту часть, где я была разъяренной придурью, и он сказал мне проваливать?

— Нет, и я не ценю то, что ты причиняешь боль моему брату, — сделала она выговор, прежде чем продолжить. — Но, Эви. Я наблюдала, как этот человек хандрил и впадал в депрессию всю чертову неделю. Ты игнорировала меня ровно столько же, только для того, чтобы я ворвалась сюда и застала тебя в жутком беспорядке, прячущейся в твоей квартире. Вы оба такие несчастные. Зачем продолжать это делать?

Сглотнув, я опустила голову и уставилась на свои нервно теребящие одежду пальцы. Я не хотела этого говорить. Но она подождала меня. Она знала, что я собиралась сказать, она была такой умной. Но все же, она ждала, пока я смирюсь с этим.

— Мне страшно. — Со слезами на глазах я посмотрела на нее. — Что, если я ему не нужна? Что, если я слишком много напортачила? — она все еще сидела, поджав губы, зная, что это еще не все. Сделав глубокий вдох, я продолжила. — Что, если мы потерпим неудачу и, в конце концов, это причинит гораздо больше боли, чем сейчас? Это уже причинило столько боли, и я не думаю, что смогу пережить еще большее. Что, если я стану такой же озлобленной женщиной, как моя мама?

— Вот оно, — прошептала она. — Вот страх, который ты носишь в себе. — Я открыла рот, чтобы возразить, но она подняла руку, останавливая меня. — Не прерывай мне. Просто прими то, что я права.

— Ты слишком наслаждаешься всей этой поддержкой, — проворчала я.

— Что ж, приятно время от времени чувствовать себя нужной. Ты всегда такая сильная, так позволь мне почувствовать себя сильной ради тебя хотя бы на минуту. Уверена, это скоро пройдет. — Ее улыбка погасла, и я поняла, что наши шутки закончились. — Итак, однажды какая-то дерзкая цыпочка усадила меня рядом и обвинила в моем дурацком страхе. Когда я сказала ей, что боюсь быть уничтоженной любовью, знаешь, что она мне ответила?

Рассмеявшись, я покачал головой.

— Это была бы не любовь, если бы не было больно, — тихо сказала я.

— Это была бы не любовь, если бы не было больно, — повторила она мне в ответ, кивая головой. — Ты подтолкнула меня. Несмотря на твое неверие в любовь к кому-то, ты подтолкнула меня. И эти слова были всем, что мне нужно было услышать. Итак, я возвращаю их тебе. Я надеюсь, ты их услышишь. Потому что ты была права; это не было бы любовью, если бы у нее не было возможности уничтожить тебя. Таким образом, она всепоглощающая. Это также делает ее такой удивительной.

— Так, что мне делать? — я заскулила, мои плечи опустились в знак поражения.

— Ну, сначала прими душ. И, может быть, съешь что-нибудь приличное, — сказала она, оглядывая мою квартиру и все коробки с едой навынос. — Затем ты наденешь какую-нибудь сексуальную одежду на свою задницу, едешь в «Кингз» и извиняешься. Может быть, умоляешь.

— Я никогда не умоляю, — невозмутимо ответила я, несмотря на то, что знала, что буду готова пресмыкаться перед этим человеком.

— О, ты будешь. Эвелин Валеро встанет на колени и будет умолять.

— О! — пояснила я, оживляясь. — Стоять на коленях перед твоим братом — это то, в чем я точно хороша.

Она съежилась от моих слов, и я впервые по-настоящему рассмеялась с тех пор, как рассталась с Джеймсоном. Все начало возвращаться на свои места. Впервые я по-настоящему поверила, что все будет хорошо.

Потребовалось три дня, чтобы набраться смелости и пойти в «Кингз». Миллион возможностей промелькнуло в моей голове. Может быть, я могла бы появиться в загруженный вечер, и, может быть, он подошел бы поговорить со мной. Может быть, я могла бы снова ему написать. Но потом я вспомнила, как ужасно все прошло в прошлый раз, и наложила вето на этот вариант. В конце концов, я знала, что нам нужно побыть наедине, чтобы поговорить. Я была слишком напугана, чтобы идти к нему домой, опасаясь, что он захлопнет дверь у меня перед носом. Но в «Кингз» я знала, что он не сможет уйти или отгородиться от меня.

Ощущение привычности открытия тяжелой деревянной двери окутало меня и придало сил. Войдя, я оглядела тускло освещенный бар в поисках Джеймсона, но не нашла его. В помещении было тихо, если не считать стука моих сандалий по полу и слабой музыки, доносившейся из заднего коридора. Меня поразило воспоминание о том, как все начиналось три года назад. Когда наши отношения впервые перешли в нечто сексуальное.

Мою кожу покалывало от волнения, когда я подходила все ближе к музыке, доносившейся из кладовки. Прислонившись плечом к двери, я наблюдала, как он сидит на корточках над коробками, пересчитывая бутылки. Его мощные мускулы напряглись под простой футболкой, когда он приподнял одну.

Вспомнив свои слова, я повторила их.

— Вау-вау-вау. Напряги мышцы, детка. — Вместо игривости, с которой они были сказаны раньше, в них была печаль и начало моих извинений.

Он резко повернул голову, его глаза просканировали мое тело. Он обратил внимание на то, как моя нога торчит из высокого разреза моей макси-юбки, а топ на бретельках с глубоким вырезом едва удерживает мою грудь. Использовала ли я все средства из своего арсенала, которые у меня были? Черт возьми, да, использовала. Он встал, и вместо того, чтобы пройти мимо меня, просто наблюдал.