— Слышь-ко, просьба есть, — сказал он корчмарю негромко. — Надобно мне, чтобы кто в Белополье отправился. Первое — Казимира любыми путями задержать, хоть что удумайте, для чего колдун надобен, займите делом. Второе — на Купалу царь да царица должны прибыть в Перловку...

Он быстро пересказал в общих чертах, что случилось с царевичем. Василий засомневался, можно ли доверять этим людям, тем более что они, торопливо и тихо переговариваясь, хотели слать в Белополье какого-то Косого, Жбана и ещё одного по прозвищу Рыло. Вообще здесь всех звали непривычно, но эти имена были совсем уж подозрительными.

— А этот-то надёжный? — кивнул на Василия корчмарь.

Василий ощутил возмущение и подавился.

— Это же Рекламщик, — со значением сказал Завид. — Нешто не слыхал? Ну так ещё услышишь. Он в Перловке всем заправляет, а я так, сбоку припёка. Ты его запомни.

На Василия посмотрели с интересом и уважением, а он сдерживал кашель и думал только о том, не пошёл бы суп носом. Потом он всё-таки вышел за дверь, чтобы откашляться, и договаривал Завид уже без него.

В Перловку они вернулись ближе к темноте. Василий лежал на телеге, на охапке соломы, заложив руки за голову, и смотрел в выцветающее небо, где проступали точки первых бледных звёзд. Веяло прохладой, шуршала трава, задевая колёса, и в ней распевались сверчки. Лошадка шла, постукивая копытами и порой фыркая, и приятно пахло деревом и свежим сеном.

Даже на разговоры не осталось сил. Василий, правда, спрашивал Завида, что это за люди и что у них за дела, но тот отшутился. Василий лезть не стал.

Сил на болтовню не осталось и у Завида. Он лениво правил и то и дело, слышно было, зевал.

В Перловке их ждал горячий приём. Добряк решил, что своей телеги уже не увидит, так что весь день вопил, что его обокрали. Ясное дело, досталось Горыне. Добряк, видно, так его допёк, что богатырь вышел за границы и встретил телегу на дороге.

— Чести у вас нет! — гудел он. — И как не совестно? Я же вам, как людям, поверил...

— Это хорошо, что ты нас встретил, — сказал Завид, когда сумел вставить слово.

— Это ещё почему? — насторожился Горыня.

— Телегу да лошадь хозяину вернёшь. Идём, Вася, пройдёмся.

— Сам верни да в глаза ему погляди! — раскричался богатырь. — Сам прощения испроси да выслушай, что он тебе скажет! А ну, стой, лиходей проклятый!..

Но они так и бросили его на дороге, сделали крюк, обошли холм с другой стороны. Издалека видели Добряка у озера, тот махал руками у телеги. Удачно с ним разминувшись, они вернулись домой и поставили стол у двери.

Добряк пытался заглянуть, немного пошумел, но было уже поздно. На него самого пошумели соседи, и он исчез.

Дом казался таким родным, а солома — мягкой. Как ни ляг, удобно.

— Это, — сказал Василий сонно, обращаясь к Завиду. — Вообще круто, что ты пришёл.

Потом он уснул, и больше ничего в эту ночь не смогло его потревожить.

Первые работники пришли в Перловку уже на следующий день. Хорошо, что Завид успел предупредить старосту и всех местных, кто работал у озера.

Людей встретили настороженно, да они и сами смотрели с опаской, но всё-таки работа пошла. Первым делом вокруг кладбища поставили ограду, укрепили, и только теперь Василий спохватился, что забыл о калитке. Другие тоже хороши, сами не вспомнили до последнего.

— Ничё, — махнул рукой Тихомир. — Вроде у нас пока никто помирать не собирается, а ежели и помрёт, то мы это... Как там говорят в твоих землях? Порешаем.

На том и сошлись.

Добряк немного притих. Что-то ещё ворчал о приблуде, но вынужден был согласиться, что помощь Завида оказалась весьма кстати. Дочь свою, правда, всё так же старался к нему не подпускать, но сделал огромный шаг: прислал жену, передал мёда, и орехов, и ещё какого-то густого варева вроде овощного рагу — как раз к обеду.

Уж на что Бажена была суровой, но и у неё взгляд помягчел, так Завид благодарил и нахваливал. А когда ушла, он сказал:

— Ты, Василий, бери хоть всё. Из её рук я ничего есть не стану.

— Это ещё почему? — спросил Василий и с подозрением осмотрел горшок, даже принюхался.

— Да ты не бойся, еда добрая, — рассмеялся Завид. — Ешь, ешь.

Больше он ничего объяснять не стал. Василий пообедал, но, надо сказать, без аппетита, присматривался к каждой ложке, ища подвох, но так и не понял, что не устроило Завида. Может быть, опять принципы.

В этот день никуда не ездили. Забрали у кузнеца топоры, отволокли их Деяну, тот мастерил топорища. Рисовали мост через озеро, спорили. Любим как дизайнер настаивал на вычурном, дугой, с резными перилами. Завид говорил, нужен прочный, потому как по нему будут проезжать телеги к корчме и от корчмы. Деян пытался свести к тому, чтобы возводили каменный, и желательно без него.

— Знаю! — просиял Любим. — Будет у нас два моста. Один, прочный, подале, а узорный ближе к озеру, чтобы гулять по нему да глядеть, как водяницы людей на лодках катают.

Деян смерил его тяжёлым взглядом.

— И ведь лодки ещё надобны, — докончил, ничего не замечая, Любим. — Смастеришь, Деянушка?

Тут у Деяна лопнуло терпение. Он высказал всё, что накопилось, и заявил, что отныне он тоже дизайнер: будет ходить и указывать всем, как им работать. Насилу его уговорили остаться древоделом, и то лишь потому, что Завид пообещал собрать команду под его начало.

Пришлых работников нужно было кормить и где-то размещать, так что женщинам хватало работы. Главным оставался вопрос, чем кормить, и хотя сегодня выручила рыба, но каждый-то день рыбу готовить не станешь. Это Завид подслушал разговор, когда, улучив момент, повидался с Умилой.

К Деяну во двор он вернулся хотя и задумчивым, но выход уже напрашивался: сказать кладовику, чтобы делился сокровищами, и с этих денег кормить работников и приобрести всё нужное вроде тех же лодок.

— Не выйдет, — флегматично сказал Деян.

— Боишься, спрашивать станут, откуда у нас каменья да злато? — усмехнулся Завид. — Не бойся, людей знаю, возьмут, хорошую цену дадут. Лошадёнку с телегой справим, а припасы я у знакомого корчмаря добуду.

— Не выйдет.

— Нешто ты мне не веришь?

— Может, и верю, да кладовика у нас нет.

Это был удар. Мало того, что на кладовика изначально делали ставку и многие наверняка придут только ради него...

Что ж, после купальской ночи, может, будет и всё равно, придут ли ещё посетители, или, обманутые, никогда не вернутся. Но кладовик-то был нужен теперь! И ведь многие утверждали, что он здесь живёт.

Василий побежал опрашивать народ, заглянул даже и к Тихомиру.

— А как же, в поле живёт! — подтвердил староста. — В поле ступай... Да слышишь меня?

— Ага, — кивнул Василий, глядя, как Марьяша нарезает репу и делает вид, что его здесь нет. — Слышу.

— Так ступай!

Он побежал в поле, и Волк увязался за ним.

— Сроду не было тута кладовика, — сказал полевик.

— Огни? Мы видали огни, — сказали водяницы. — Да ведь нам отсюда не выйти, глядели издалека.

— Разные тут дива, — шмыгнул носом Мудрик, когда Василий спросил у него.

— Кладовик-то? — скептически хмыкнул пастух, Богдан. — Да ведь я кажный день на этом поле, шапку вот с собою ношу. Ежели бы кладовик показался, уж я б его не упустил!.. Пса своего отжени, коровёнок пужает.

— Ежели и есть, он тебе так не покажется, — сказала бабка Ярогнева. — Нешто, думаешь, кладовик свои дары любому готов отдать? Клады на то и ценятся, на то и сказки люди сказывают, что диво не всякий увидит, не всякому повезёт.

Василий приуныл.

— На вот тебе, лежат у меня монетки, — подбодрила его бабка, вкладывая в ладонь тощий мешочек. — Зря лежат, а так хоть на что обменяешь.

Он рассмотрел их, пока возвращался: серые, погнутые, с кривыми краями, а какие-то разрезаны пополам или на четыре части. На них можно было разглядеть полустёртые надписи и фигурки людей, очень простые, буквально из палочек и кружочков. Оставалось только надеяться, что монеты ценные.