Сегодня на пути стали там-сям попадаться скалистые выступы, они выглядели посреди леса странно, словно зубы на ладони, и Йеруш подметил, как внимательно смотрит Ньють на эти куски скал. А Найло он как будто не замечал, нет, словно и не было рядом никакого Найло. И в глаза ему ни разу не посмотрел, после того как привёл в обиталище голема.
Котуль-подлеток старался всю дорогу держаться так, чтобы между ним и неугомонным Йерушем был ещё один котуль или оборотень. Старуха смотрела на Найло в упор пустыми глазами слепца или безумца, а на привалах норовила устроиться с наветренной стороны от эльфа и вычёсывала пальцами свою шерсть. От этого в ней появлялись новые проплешины, а одежда Йеруша теперь была основательно укрыта неотчищаемым подшёрсточным пухом.
Найло собирал шерстинки в пробирки и время от времени что-то с ними мудрил: подсыпал какие-то порошки, подливал водички, запихивал в пробирки безмолвно стенающих насекомых. Несколько раз, якобы случайно оказавшись рядом с Ньютем, женщиной-котулей или одним из оборотней, Йеруш выдёргивал несколько шерстинок из их хвостов или с боков и эти шерстинки тоже ссыпал в пробирки.
Усопцы, к счастью, ничего не чувствовали.
Они ловили в реках рыбу для Найло, находили ягодные поляны и крахмальные деревья.
— А оборотни говорящие? — не унимался Йеруш. — И разумные, что ли? А почему они оборотни, если не оборачиваются? А ну обернись, животное, когда я с тобой разговариваю!
Звери смотрели на эльфа с утробной тоской, а эльф скалился и беззвучно смеялся.
Вскоре оборотни стали явственно сторониться неутомимого Йеруша, который задавал пропасть ненужных вопросов и всерьёз пытался тащить усопцев к тем немногим плотоядным деревьям, которые им не удавалось обойти стороной. Найло хватал за руки котулей и волок их к деревьям, упираясь пятками в землю и пыхтя, а оборотней подпихивал коленями в грудь, словно звери были безвольными безмозглыми тумбочками.
Вырваться из хватки Йеруша оказалось непросто, так что котули при виде очередного плотоядного дерева повадились прятаться за оборотнями. Те были тяжёлыми и вёрткими, так что пихал их Йеруш без толку, а вцепиться как следует и потащить не мог: обхватывать этих зверей за шею Найло при всей своей увлечённости не рисковал. Да и тяжёлые они, неизвестно ещё, кто кого потащит.
Вскоре, однако, оборотни стали вздрагивать при виде плотоядных деревьев и при звуках голоса эльфа.
Словом, Йеруш двигался к цели в компании шестерых усопцев, которых за два дня умудрился допечь так, как способен допечь только Йеруш Найло. И если ни у кого из усопцев не случилось в дороге нервного срыва, то лишь потому, что нервных срывов не бывает у тех, кто не жив.
***
— Там недоходимая тропа, — твердила Нить, отдуваясь: путники взбирались на подъём среди сосен, под ногами шуршали сухие иглы, где-то далеко ухала сова. — На север нет дороги. Владения шикшей лишь на западе, а поселения людские — на юге. Если же на север пройти надобится, то на восточные тропы вернуться придётся.
Илидор, то и дело оступаясь на ковре разъезжающийся хвои, весело и упорно уверял: тропы на север есть! Даже несколько, и ближайшая ведёт через небольшую пещеру в скальной гряде.
— Ну вот же! — сверкал он улыбкой и показывал Нити карту.
Нить не понимала карт, но твердила, что тропы на север — недоходимые. И что нет в скальной гряде никаких сквозных пещер. А та пещера, которую описывает Илидор, просто упирается боком в ту самую небольшую скальную гряду, за которой — огромный, глазом не охватить, туманный овраг, а больше ничего. Можно обойти этот овраг с севера и выйти на болота, которые потом закончатся в землях грибойцев, а можно обойти овраг с востока и добраться до земель шикшей, если Поющий Небу почему-то этого желает…
Но никакого озера на севере нет, снова и снова повторяла Нить, там есть лишь огромный туманный овраг, из которого летом ползёт сонный дым, а зимой слышатся древесные стоны!
В конце концов Илидор и Нить почти начали кричать друг на друга, и волокуша сочла за благо прекратить спор, пока Поющий Небу не рассердился и не прогнал её.
Она пошла за Илидором вовсе не для того, чтобы спорить и пререкаться, и если он хочет идти по несуществующей дороге — то его желание и его решение. До пещеры, которая нужна Илидору, они доберутся завтра днём. И, если Нить права, а она знала, что права, то Илидор сам увидит, что никакого выхода в северной части пещеры нет, и тогда ему придётся придумать что-то ещё.
Зачем доказывать словами то, что скоро и так проявится в действительности? Нить пошла за Поющим Небу вовсе не затем, чтобы ссориться. Она пошла в надежде понять его способ мыслей, его способ действий, и потому всё, что требовалось Нити — наблюдать за ним, перенимать его «телом за телом», а не тратить время на препирательства. Юная волокуша отчаянно хотела понять то ускользающее и очень важное нечто, что ощущалось в этом завораживающем и странно близком ей чужаке. Она хотела перенять хотя бы немножко его решимости, его смелости, упорства и того живого любопытства, которое придавало заразительную лёгкость той смелости, решимости и упорству, которыми щедро был наделён Илидор. И Нить наблюдала за ним, повторяла его движения, пыталась воспроизвести своим телом осанку и походку, подстраивалась под дыхание, что было непросто.
Именно так учатся волокуши: «телом за телом» повторяют другого, наблюдая, настраивая себя на иные движения, тембр и темп речи, громкость голоса и дыхания. Если делать так некоторое время, то волокуша начинает неплохо понимать другую волокушу и перенимает у неё зачатки какого-нибудь умения или способности. Почему бы этот способ обучения не должен был сработать, если Нить хочет поучиться не у другой волокуши, а у чужака?
Илидор упрямо шёл по северо-западной тропе вдоль скальных отрогов, которые пока что встречались лишь изредка.
До сих пор гномская карта его не подводила. И на этой карте не было никакого оврага, про который твердила Нить, а было озеро, обозначенное рунами Нати и Шан — Потерянное. И, судя по карте, подобраться к нему можно несколькими путями, ближайший из которых — сквозная пещера среди скал.
***
— Значит, плата за вход.
Чуть отставив ногу, которая снова вдруг разнылась в месте змеиного укуса, Йеруш стоит перед гигантской, с дом высотой, каменной аркой, которая соткалась в скальной гряде при его приближении. Найло стоит, запрокинув голову и чуть покачивая ею влево-вправо, беззвучно шевеля губами. Смотрит на каменные опоры и в слепящую синь неба, проткнутую острым арочным носом.
Кажется, будто это нелепое сооружение плывёт по небу, плывёт и несёт за собой эльфа, стоящего у её подножия, и усопцев, замерших за спиной Найло скорбными изваяниями. В портале сереет тоскливый, очень мокрый и печальный с виду туман, и ступить в него не возникает ни малейшего желания.
— Плата за вход. Право прохода.
Губы не слушаются Йеруша, дёргают уголками, съезжают вниз и тут же снова подпрыгивают, обнажая округло-острые клыки.
— Что ты мне голову морочишь, ёрпыльная арка! — он повышает голос, сжимает кулаки и подаётся вперёд, наступает, забывшись, на раненую ногу и шипит. — Какого бзырявого шпыня ты мне тут строишь такое таинственное лицо!
Котули и оборотни-усопцы, вздыбив на загривках остатки шерсти, отступают на несколько шагов, испуганно-заискивающе глядят на верхний изгиб арки, под которым быстро-быстро сгущаются тучи.
— Я разгадал твою детскую загадку, — сердится Йеруш, и его глаза исступлённо, болезненно блестят. — Я разгадал твою дурацкую загадку годы назад! Когда ты ещё ни о чём меня не спрашивала! Я жизнью своей её разгадал! Своей жизнью, ты понимаешь?! Своим собой! Своим всем! Какого шпыня ты теперь стоишь тут с важным видом, будто твой вид имеет какое-то значение?
Крик эльфа бьётся над лесом, как большая, хищная и напрочь потерявшаяся птица.
— Нужно больше, чем желание! — заходится Йеруш. — Вот так загадка! Да что ты говоришь! У меня есть, есть кое-что посерьёзней желания, ты, важная захухрая штука! У меня оно есть с той самой ночи! С той самой! Я уже тогда разгадал твою загадку! Какого ёрпыля ты меня не пропускаешь?!