Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— А может, всё-таки стоит завести другого ребёнка, — голос отца так же сосредоточен, как когда он размышляет о долгосрочном хранении клиентских денег. — Конечно, двенадцать лет потеряно. Но разве это означает, что нужно потерять ещё больше?

— Я отказываюсь проходить через этот ужас снова без веских причин, — твёрдо отвечает мать. — Врач сказал, Йер НЕ безнадёжен, значит, мы не напрасно вкладываем в него силы и надежды. Значит, из него можно вылепить полноценную… или почти полноценную часть семьи. Ему просто нужна твёрдая рука, чтобы добросовестно выполнять своё предназначение. И ёрпыль с ней, с музыкой, что-нибудь придумаем. Мы ведь ожидали, что всё будет хуже, правда?

Йеруш прижимается затылком к прохладной штукатурке и пустыми глазами смотрит на ярко освещённую лестницу. Горло щиплет обида на судьбу, которая позволила ему уродиться ущербно-бестолковым, и злость из-за того, что он не понимает, как сделаться не таким бестолковым.

И всё это растворяется, размякает, тонет в мысли о маленьком никчемном ручейке, который может сделаться огромным и бескрайним солёным морем.

…Йеруш открыл глаза. Напротив него качало щупальцами плотоядное дерево, над головой орала синепузая птичка, на поляне резвились котули. Где-то по лесу рыскали потерявшие его недоумки-жрецы. Ньютя рядом не было.

— Нет, — сквозь зубы прошипел Йеруш Найло. — Я совершенно точно не сумасшедший.

Он был почти уверен, что котуль Ньють не привиделся ему. Что завтра котуль встретит его на третьей северной точке сгона, куда Йеруш доберётся на перегонном кряжиче.

Имбролио

Недалеко от заброшенной храмовой Башни есть поселение грибойцев, и сегодня туда приходят четверо сумрачных полунников. Жгутики на их макушках выглядят поникшими, лица скорее серые, чем зеленовато-бежевые, какими были прежде.

— Что скажет старца Луну? — понуро спрашивают полунники. — Что она скажет?

— Что речёт Кьелла? — отвечают встречным вопросам грибойцы и не торопятся размыкать круг, который сомкнули вокруг полунников.

— Кьелла говорит, из-за волнений леса много его детей заблудились по пути на ту сторону.

Грибойцы мрачнеют, долго стоят молча, чуть покачиваясь. Потом размыкают круг, выпускают полунников, вмешивают их в свой ряд и все вместе идут в дом старцы Луну. Заходят разом во все четыре двери, со всех четырёх сторон света.

Настой крови с васильком плещет в чашу с сизыми птичьими внутренностями. Курится кверху густой плотно-белый дымок. Вдыхает его старца Луну, закатывает глаза, чтобы получше разглядеть потусторону, и произносит глухо, нараспев:

— Зло идёт по нашим землям, дробя себя на части. Пристанет ли выбирать, какое зло останется и врастёт в наши земли, найдёт тут своеместо, а какое станет частью пищи земной? О, не пристанет, не пристанет. Выбор есть, выбор уже есть.

Кровь с васильковым настоем — красно-сиреневая, медленно стекает по сизым внутренностям, и кажется, будто они шевелятся.

— Один народ сделал осколок зла своей частью, растворил его в себе и принял в услужение, и слушает речи Тех, Кто Знает. Эта часть зла сможет остаться в наших землях. Пойдя в единение, она растворится в нас, и её нашлось тут своеместо. Вторую же должно выжечь.

Глава 22. Чтобы они замолчали

Сон стёк с Илидора, как сок перегонного кряжича — быстро и бесследно. Только что дракон спал и видел сумбурный сон, в котором Йеруш Найло брёл среди холмов, похожих не на кусочек старолесья, а, скорее, на предгорья в людских землях Уррек. Йеруш шёл, вцепившись двумя руками в лямки рюкзака, глядя себе под ноги, что-то шепча, шипя, мотая головой. За Йерушем следом, извиваясь в серо-жёлтой пыли, тащилась разрубленная пополам змея и повторяла его подёргивания головой. Сверху, с холмов, за Найло наблюдали совершенно одинаковые и очень важные мужчины, затянутые в слишком жаркую с виду одежду: плотные бархатные штаны и длинные рубашки, из-под которых торчат другие рубашки.

И вот: только что Илидор смотрел, как Найло идёт между холмов, а в следующий миг Илидор сознаёт себя лежащим на матрасе в предрассветной темноте шатра, и сна у дракона — ни в одном глазу. При этом он понимает, что, вообще-то, снова не выспался — но уже не уснёт. Нет, не уснёт, и можно не стараться улечься поудобнее, свернуться клубочком, сунуть голову под тонкую подушку или пригреться под боком у Фодель. Он не уснёт, потому что сон стёк с него, как сок перегонного кряжича, в голову тут же полезли мысли, а в теле забурлила энергия.

Это особенная энергия, зудячая и чесучая, она изнутри распирает тело, ей давно уже тесно в человеке, ей нужно тело дракона, чтобы переработаться во что-то менее чесучее и ровно-горящее — в силу созидания, силу радости, в желание нестись вперёд с воплем «Эге-гей!» или ещё что-нибудь такое золотодраконье. Сейчас же от бурливших внутри чувств тело казалось слишком маленьким, едва ли не потрескивающим на швах, как переполненный бурдюк, даром что у тела нет никаких швов, — и одновременно сжатым, словно снежок, крепко спрессованный тёплыми ладонями.

Илидор заворчал на эту неуёмную золотодраконью энергию, которая буянит и не даёт ему спать. Потянулся к Фодель, которая лежала на боку спиной к нему. Провёл кончиками пальцев по её плечу, снизу вверх, по шее, снова вниз — по спине, обхватил ладонью тёплый бок, потянул её к себе. Жрица свернулась клубочком и законопатилась от дракона в этом клубочке, подтянула колени к груди, обхватила себя за плечи, сердито чмыхнула носом.

Илидор выдохнул сквозь сжатые зубы, перевернулся на спину. Полежал так, сжимая кулаки, глядя в едва различимый в потёмках потолок шатра.

Ну да. Фодель вчера негодовала, что Илидор решил на время выпустить ладошку Храма и заняться своими делами, а Илидор в ответ наворчал на Фодель, и, отец мой Такарон, как же всё это глупо, мелко и вязко! Несоответствие ожиданиям, недопонимания, обидки, кружева слов. Ответы не на те вопросы, которые задаёшь, и вопросы, на которые не можешь дать правильных ответов. Как золотой дракон вообще оказался в мире кружевных словес и мелких обидок, которые кто-то хочет тащить за собой в следующий день? Какое отношение могут иметь драконы к подобным вещами?

Илидор рывком сел. Колотись оно всё кочергой, честное слово. Потянулся-выгнулся, сцепив над головой ладони, качнулся в одну сторону, в другую, отшвырнул одеяло.

За пределами шатра был огромный прекрасный мир, и он манил, манил к себе золотого дракона.

***

Йеруш Найло покинул Четырь-Угол на рассвете — быстро, тайно и предварительно убедившись, что золотой дракон уже проснулся и ушёл бродить по окрестностям.

Илидор, судя по всему, стал плохо спать, да и с Фодель у него, видимо, разладилось. Утро за утром, ни свет ни заря принимаясь за свою работу, Йеруш видел дракона то там, то сям — Илидор купался в холодной речушке близ торговой тропы, помогал Конхарду дотащить до рынка всякие железки и с восторгом перебирал разную мелочёвку на прилавках других ранних торговцев, гонял лесное зверьё и потом возвращался к храмовым шатрам, волоча на плечах то подсвинка, то косулю.

Утро за утром Йеруш очень старался не сталкиваться с омерзительно ужасным драконом, что было не так просто.

Но сегодня, напротив, Йерушу нужно было встретиться с Илидором.

Найло выбрался с обратной стороны своего шатра почти ползком, волоча маленький дорожный рюкзак с самыми важными записями, инвентарём, реактивами и всякими другими вещами первостепенной важности. Всё остальное добро осталось в шатре и рядом с ним. Торчали из земли якобы ожидающие Йеруша пробирки в длинных держателях. Прикрытый крышкой горшочек с грибной похлёбкой и ложкой выглядел так, словно ещё мгновение назад Йеруш хлебал из него. В шатре разбросаны подушки и пара рубашек, несколько склянок, маленький нож, стоит на полу наполовину полная чашка с ягодным отваром. Всё говорит о том, что Йеруш отошёл только-только или вернётся вот-вот. Он надеялся, жрецы не заподозрят подвоха хотя бы до полудня, а к этому времени он уже будет далеко. Умчится по сгонам — и попробуй найди ветер в поле! То есть эльфа в лесу.

77
{"b":"889595","o":1}