Из подлеска за ними в ужасе наблюдала бой-жрица Рохильда.

— Пересадка!

На шаткой с виду платформе, сплетённой из живых ветвей, стоит провожатый — бледноватый мужик, источающий едва уловимый запах сырого гриба.

— Пересадка! — орёт он и вертит согнутой в локте рукой на манер мельничного колеса. — Переход на третью западную точку сгона!

— Чего? — дракон остановился на качающейся подвесной лестнице, и в него врезался Ыкки. — Чего ему куда?

Найло следом за котулей по имени Тай повернул на одну из многочисленных боковых лестниц и махнул дракону рукой, не глядя. Ступени и верёвочные опоры стали мокрыми после того как по ним прошла котуля и Йеруш. Со всех стекает древесный сок, удивительно нелипкий и удивительно быстро высыхающий на воздухе. Телу не холодно и не мокро в сиропистом, пахнущем травой древесном соке, воздух как будто не добирается до тела сквозь его тонкую плёнку. Сок испаряется быстро и совсем не холодит кожу, испаряясь.

— Ыкки будет сопровождать Илидора после того, как Илидор задал ему трёпку? — удивился Йеруш, когда Храм сообщил, что они двое отправятся в прайд первыми, в сопровождении пары котулей. — Это не принесёт проблем? Что про это думает сам котуль, хотел бы я знать?

— Думать — то забота вожаков, — спокойно ответил Ыкки, когда Йеруш задал вопрос ему. — То вожаки имеют такой великий разум, чтоб знать, как будет хорошо для всех. А забота Ыкки — делать так, как будет хорошо, как скажут вожаки. Сейчашний вожак говорит Ыкки проводить в прайд Илидора.

Поездка-полёт внутри изогнутых стволов ездовых кряжичей вместе с потоками древесного сока — одно из самых безумных событий, которые происходили с золотым драконом, но он изо всех сил делает вид, будто совсем не удивлён и в Такароне ещё не такого навидался.

— По лестницам, по лестницам! — надрывается пахнущий грибом мужик. — Первый поворот, следите за рукой, следите за рукой! Переход на третью западную точку, по лестницам, первый поворот!

Подвесные лестницы раскачиваются на высоте шарумарских башен, и когда думаешь о пропасти под ногами — что-то тревожно пульсирует в животе. Роль ступеней выполняют неровные, рыхлые куски древесины, разновысокие и разноширокие, шагать по таким ступеням было бы непросто, даже лежи они на земле, а не болтайся в поднебесье. Лестницы держатся в ложементах из гибких веток в палец толщиной. Такие же ветки выполняют роль опор для рук. На самом деле опоры нет, есть только ходящие ходуном деревяшки под ногами, сухо-царапучие ветки в ладонях и зелёная рябь далеко внизу. Мир качается. Хочется остановиться и зафиксировать себя в пространстве, но висящую на плечах панику немного усмиряет только движение, потому останавливаться нельзя.

— Пересадка, пересадка! Не больше семерых за сгон!

Зачем грибоец это кричит — непонятно. Все в Старом Лесу и так знают, что на сгоне могут проехать не более семерых за раз, а на подвесных лестницах сейчас почти пусто.

Пахнущий грибом провожатый внимательно следит за Йерушем цепкими глазками-буравчиками. По Илидору он лишь скользнул взглядом, котулей словно и вовсе не заметил. Илидор мог бы, наверное, напеть что-нибудь умиротворяющее, чтобы грибной мужик прекратил так неприятно смотреть на Йеруша, но на подвесных лестницах оказалось как-то не до пения. Дракон вдруг обнаружил, что боится высоты.

Да, высота — это охренительно страшно, если тебе нельзя летать!

Внизу рябиглазно тянулась цепь одинаковых прогалин, разделённых рядами незнакомых Илидору деревьев. На ветвях их можно было смутно различить не то плоды, не то орехи в коричневато-розовой кожице-скорлупе.

— Если эта хрень… эта лестница провалится — я сменю ипостась и полечу, — сквозь зубы предупредил Илидор. — Даже если Храм потом очень расстроится.

— Давай-давай, — тоже сквозь зубы ответил Йеруш. — Отличная идея, ведь упасть в густую листву гораздо больнее, чем сгореть заживо! Если в тебе опознают неведому тварюшку, то сожгут к ёрпылям! Это земли грибойцев!

— Да хоть драконобойцев, — пропыхтел Илидор. — Пусть сначала поймают!

Навстречу, привычно-ритмично раскачиваясь на лестнице, широко вышагивал явно нездешний человек-торговец, несущий за спиной огромный короб. Его сопровождали проводник-котуль и два эльфа-охранника. У человека и эльфов были обветренные сосредоточенные лица, скупые выверенные движения и внимательный взгляд чуть прищуренных глаз. Котуль-проводник шёл перед ними размашисто, уверенно, не оглядываясь — знал, что путники привычны к путешествиям на сгонах.

Илидор, Йеруш и котули разминулись с торговцем на одной из площадок, к которым стекались лестницы, и это было немного менее страшно, чем если бы пришлось расходиться на качающихся подвесных ступенях. Самым трудным потом оказалось снова шагнуть на шаткую лестницу с изумительно устойчивой площадки. Хотелось вцепиться в неё руками и ногами и подвывать от ужаса, сознавая огромность пространства вокруг себя и, что самое головокружительное, — под собой.

Безуспешно пытаясь придать лицам независимое и спокойное выражение, в этот момент оба, и эльф, и дракон, подумали, что, если бы они оказались тут в компании одних лишь котулей, — никаким образом нельзя было бы убедить их отпустить платформу и снова поставить ногу на шаткие ступени. Однако Йеруш смотрел на Илидора, а Илидор смотрел на Йеруша, потому оба пошли дальше. И старались шагать по ступеням так же ритмично-уверенно, как только что прошедший мимо торговец, но у них, конечно, не получалось.

Котуля Тай обернулась на мгновение – зелёные глазищи, полоски бинтов на лбу и подбородке, тяжёлое кольцо в носу, жёлто-рыжее пламя волос. Котули струились по лестницам ловко и как будто небрежно, безо всяких видимых усилий, словно клоки шерсти, несомые легчайшим ветерком.

Впереди виднелась платформа с другим провожатым, который ритмично крутил согнутой в локте рукой, когда снизу донёсся раздирающе-захлёбистый вопль.

— Я же говорил! — обернувшись к Илидору, выпалил вдруг Йеруш. Щёки его пылали, рот уехал немного набок. — Если грибойцам что-то не понравится — они это просто сожгут к ёрпылям!

К этому моменту Илидор почти убедил себя сосредоточить всё внимание на дурацких ступеньках и дурацких поручнях, которые больше напоминали о шаткости бытия, чем служили опорой — и он ничего бы не заметил внизу, даже если бы там принялись плясать драконы в оранжевых штанах. Оклик Йеруша выдернул Илидора из оцепенело-сосредоточенного состояния, в котором у него уже почти начало получаться шагать, подстраиваясь под ритм качающихся ступеней, и теперь, сбившись с этого ритма, дракон пошатнулся, выругался и вцепился в тонкие поручни, как в последнюю надежду. Когда лестница качалась, из тела как будто вынимали все кости и оно готово было желейно стечь в бездну под ногами, просочиться между ступеней.

Мысленно отвесив себе затрещину, Илидор очень-очень неохотно посмотрел вниз. Подвесная лестница качалась под его ногами. Позади шипел-взмяукивал Ыкки. Йеруш дышал ртом и, вцепившись в опоры лестницы, смотрел вниз.

Там, подёргиваясь и наверняка ужасно воняя, догорали несколько существ, похожих на людей — в чём можно быть уверенным в этом лесу, глядя с такой высоты? Существа корчились почти прямо под сгонами, а вокруг них стояли и орали нечто неслышное на такой высоте четверо грибойцев. В поднятых руках они держали качающиеся на длинных верёвках фонари, и внутри фонарей растекался огонь, не похожий на пламя горикамня. Илидор и Йеруш таращились на происходящее внизу, разинув рты, а провожатый грибоец с площадки сгона орал, надрывая горло: «Переход, переход!».

Сжигать кого-то заживо? Зачем? И для чего? Кто может быть так излишне и бессмысленно жесток и вдобавок на голову ушиблен, чтобы без нужды жечь огонь в лесу? Что тут вообще происходит и какая каша бурлит в головах у лесных народцев? Илидор не то чтобы испугался, но вдруг перестал быть уверенным, что очень уж желает познакомиться с этим лесом поближе.