Черт!

Он впивается зубами в клитор, и я едва не вскрикиваю от неожиданного удовольствия. Бросив взгляд на меня, он злобно рычит:

– Я вижу, – а затем атакует мой клитор.

Катон лижет, сосет и исследует, наблюдая, что заставляет меня стонать, и что заставляет меня вцепиться в его волосы и вжаться в его лицо. Катон использует это как план атаки. Его аналитический ум хранит информацию и использует ее, чтобы сделать мои колени слабыми, а крики - громче.

Как только он обхватывает губами мой клитор, я разрываюсь на части с неловким громким криком, прижимая голову Катона к своей киске, дергаясь и стоная. Когда я кончаю, то со стыдом отпускаю его волосы, но он продолжает нежно облизывать меня.

– Катон, – хнычу я.

– Снова. Мне нужно попробовать каждую каплю твоего крема. Хочу услышать твои крики и почувствовать твои ногти на коже головы, – рычит он, притягивая меня ближе.

Смущение на мгновение вспыхивает во мне, а затем переходит в пылающее удовольствие, когда Катон ласкает клитор. Это уже слишком.

Катон не отступает, рычит, чтобы я кончила. Он проталкивает в меня свой язык, наполняя меня и заставляя трахать его. Ноги едва не подкашиваются, но Катон удерживает меня на месте, пока пирует. Я с криком откидываю голову, тянусь к соскам, чувствуя, как он наблюдает за мной, пока когтистой рукой не отбрасывает мою. Он сильнее сжимает соски, и от боли я вскрикиваю, впиваясь в его рот.

– Я так близко. О, черт, не останавливайся! – Я кричу, прижимаясь киской к лицу Катона, когда достигаю очередной разрядки.

Он когтем царапает мой сосок, а языком вонзается в меня, и я снова кончаю на язык Катона, пока он мурлычет и ласкает меня. Катон слизывает все до последней капли, как и обещал, после чего откидывается на стенку. На его самодовольном, удовлетворенном лице появляется ухмылка, и в этот момент мои ноги подкашиваются. Катон ловит меня и притягивает к себе, нежно целует, позволяя мне почувствовать вкус собственного освобождения.

– Ты так совершенна, – мурлычет Катон, прижимая к себе. – А на вкус ты еще лучше, чем я себе представлял. Я мог бы прожить питаясь твоими сливками, Талли.

Черт возьми. Может, секс с монстрами все-таки отличается? Ухмыляясь над моим, без сомнения, ошарашенным выражением лица, Катон поднимает меня и ставит на ноги. Мой взгляд падает на его огромный, пульсирующий член.

Он перехватывает мои руки, и целует их, когда я уже хотела взять его твердый член.

– Это касалось тебя, Талли, а не меня. Поверь, я получил достаточно удовольствия, наблюдая, как ты кончаешь для меня. – Я вздрагиваю от голода в его голосе, но потом киваю, и он осторожно поворачивает меня.

Я колеблюсь, но он берет мыло и начинает медленно намыливать каждый сантиметр моего тела. Смывает все следы сегодняшнего дня, и каждое мягкое поглаживание его рук заставляет меня расслабиться еще больше. Когда Катон моет мне волосы, я чуть не плачу от того, как бережно и трепетно он это делает.

После душа Катон вытирает меня насухо, несет в постель и укладывает рядом с собой, отчего мне ужасно трудно на него злиться. Если бы Катон был человеком, я бы обвинила его, что он делает это, чтобы смягчить мой гнев, но знаю, что это не так. Катон сделал это, потому что хотел, я ему небезразлична, и самое страшное, что он мне тоже небезразличен.

– Талия, я никогда не хотел обманывать тебя, но боялся потерять тебя. – Он не смотрит на меня, когда я сажусь. – Это звучит безумно и я знаю, но если бы рассказал тебе все, ты бы ушла со своей подругой, оставив меня одного и заставив размышлять, как бы изменилась моя жизнь, если бы ты осталась. Я без ума от тебя, Талия. Ранее я не верил в судьбу или рок, скептически наблюдал за ходом событий, но все изменилось с твоим появлением. С тобой все обрело смысл. Логически я понимал, что мы враги, но все равно не мог остановить себя. Ты сводишь меня с ума в самом лучшем смысле этого слова. Ты заставляешь меня верить в нечто, выходящее за рамки того, что мы можем доказать и увидеть. Ты заставляешь меня верить в любовь, в счастье и будущее. Ты превращаешь сомневающегося в верующего.

Я просто смотрю, не зная, что сказать, но он не возражает.

Катон нежно целует меня.

– Просто позволь мне обнять тебя еще раз, и тогда я расскажу тебе все. Я отпущу тебя, Талия, как ты и хотела.

Но действительно ли это то, чего я хочу?

ГЛАВА 22

КАТОН

Талия молчит, что пугает, но не отодвигается. Она позволяет мне обнимать ее, чувствовать ее мягкость и совершенство на фоне моего большого тела. От этого у меня болит сердце, потому что я знаю, что мои руки будут пустыми без нее.

Мое сердце будет пустым без ее любви.

Мои улыбки будут холодными без ее улыбок.

За столь короткий срок Талия стала для меня всем, и это пугает меня. Что останется, когда она уйдет? Раньше я был лидером, ученым, но теперь я друг, лидер и ученый в таком порядке. Пара ставит счастье своей любви на первое место, и я сделаю то же самое с ней, даже если это разобьет мое собственное сердце.

Я не должен был лгать Талли. Глупо поступил, и благодарен Талии, что она, кажется, простила меня, но я должен сказать ей правду, всю правду, и позволить ей самой принять решение. Не хочу быть похожим на людей или на того человека, который был до меня. Я не хочу причинять ей боль, хочу помогать ей и любить ее в полной мере, принимая ее независимость, ум и интеллект.

Крепче прижимая Талию, я позволяю себе на мгновение поверить, что это может длиться вечно, но я знаю, что это невозможно. Я выскальзываю из объятий Талии и медленно собираю одежду, которую нашел для нее. Когда Талия садится, я пользуюсь возможностью одеть ее, украдкой прикасаясь к ней и бросая взгляды, не в силах говорить, глядя в ее знающие, печальные глаза.

Мы оба чувствуем, как конец приближается к нам.

Когда она одета, я заплетаю ей волосы в воинскую косу, желая оставить ей что-то от себя, когда меня не станет, чтобы она вспомнила обо мне раз или два, ведь вся моя жизнь будет посвящена ей до самой смерти.

Она берет мою руку и целует ее, когда я встаю и веду Талию обратно в лабораторию. Оказавшись там, усаживаюсь поудобнее и наблюдаю за ней. Талия делает шаг между моих ног, и прежде чем успевает дать пустые обещания или попытаться заставить меня чувствовать себя лучше, я говорю ей правду, которую должен был сказать сразу же, как только она появилась.

– С твоей подругой, Арией, все в порядке. Она с моим другом — Акуджи, вождем племени Ночных Клыков, - хорошим и благородным человеком. – Талия опускает голову, в ее глазах появляются слезы, и я обнимаю ее.

– Слава Богу, я так волновалась.

Мне становится еще хуже, поэтому я просто крепче прижимаю ее к себе, утешая.

– Они хотят встретиться. Я сообщил им, что с тобой все в порядке, и назначил нейтральное место. Мы просто ждем ответа, и тогда я отведу тебя к ней. Обещаю. – Я не говорю Талии, что, если уйду от нее, то разобьюсь на кусочки и останусь пустой оболочкой.

Отстранившись, она пристально смотрит мне в лицо.

– И что тогда?

– А потом ты вернешься домой, – с горечью пробормотал я.

На мгновение в ее грозовых глазах вспыхивает что-то похожее на боль, давая мне надежду.

– Все будет хорошо, – успокаиваю ее, целуя. – А пока давай поедим, а потом ты сможешь осмотреть своего пациента? Уверен, ты этого хочешь.

Талия усмехается.

– Ты прав.

– Обычно я всегда прав. – Я подмигиваю, забирая поднос с едой за дверью, и приподнимаю бровь при виде множества человеческой пищи. Похоже, мои люди тоже попали под чары Талии и благодарят ее единственным известным им способом - заботятся о ней, как если бы она была одной из наших.

Талия смеется, когда я кладу его между нами, и мы погружаемся в уютное молчание, пока едим, оба украдкой поглядывая друг на друга. Я чувствую только вкус Талии, даже когда проглатываю еду, желаю съесть ее и гадаю, позволит ли Талия прижать ее к себе и снова полакомиться ею. Когда она заканчивает, я беру ее за руку, и мы идем проведать моего воина. Он спит, и она осторожно проверяет его раны, а затем в шоке поворачивается ко мне, заставляя меня рассмеяться.