«Льнёт паутина к седеющим мхам…» Льнёт паутина к седеющим мхам. Свет убывает. Время рождаться грибам и стихам. Так и бывает. Снова сгорают в багряном огне Тихие рощи. Время подумать о завтрашнем дне Строже и проще. Что там в логу, на ветру трепеща, Шепчет осина? Время прощать, Даже то, что прощать Невыносимо. «Остановлюсь и лягу у куста…» Остановлюсь и лягу у куста, Пока легки печали и пожитки, На оборотной стороне листа Разглядывать лучистые прожилки. При светлячках, При солнце, При свечах Мир созерцать отнюдь небесполезно: В подробностях, Деталях, Мелочах Не хаос открывается, а бездна. Вселенная без края и конца Вселяла б ужас до последней клетки, Когда б не трепыхался у лица Листок зелёный С муравьём на ветке. «Заглохший сад…» Заглохший сад. Пугливых яблонь ряд. В озябших кронах трепет лунных пятен. Есть час, когда деревья говорят, Но их язык для нас уже невнятен. И остаётся только горевать, Как человечий бесполезен опыт, Чтобы понять или истолковать Листвы живой и первобытный шёпот. «Листья повымело дочиста…» Листья повымело дочиста, Изморось на тополях. Не тяготит одиночество В этих остывших полях. С дымкой предутренней млечною И лебедой у межи Кажется ясной и вечною Небесконечная жизнь. Звёзды качаются в омуте, В чёрном лесу камыша. Тикают ходики в комнате, Вечно куда-то спеша. Ночью Густеет ночь у Девичьего вира — В округе полусонной Ни огня. Загадочнее сотворенья мира Грядущее возникновенье дня. В кромешной тьме неясно отразятся Неровный шаг И сбивчивая речь… Подумаешь: Откуда свету взяться? Да и кому дано его зажечь? И призрачным покажется вращенье Вокруг светила тверди и воды. И долго душу мучит ощущенье Какой-то неминуемой беды. Дорога
А путь туда нескладный да безрельсовый: Беда, коль дождь нагрянет проливной! Старается, пыхтит автобус рейсовый, Качаясь, будто пьяница в пивной. Намаешься, но к пункту назначения Особо торопиться не с руки, Пока несёт, Баюкает течение День ото дня мелеющей реки. Пусть на удачу грех уже надеяться, Когда минуешь самый дальний плёс, Но над обрывом вспыхнувшее деревце Вдруг отчего-то станет жаль до слёз. Ах, жизнь моя, полова да окалина, Небесконечных дней веретено… Вот деревце — От века неприкаянно, Вот я стою, такой же, как оно. Герань И всё же рай не за горами, Как нам порою говорят, А там, где мамины герани На подоконниках горят. Сентиментальностью и грустью, И беззащитностью пьяня, Цветок российских захолустий, Ты вновь приветствуешь меня. Таится серое предместье, В тумане улица и храм, А ты пылаешь в перекрестье Дождями выбеленных рам. Картинка северного лета На краски ярые бедна, Но сколько нежности и света Идёт от этого окна! Так вот он, рай, Не за горами, И лучше сыщется навряд, Покуда мамины герани На подоконниках горят. На Медведице Графика дождём промытых линий: Тёмный бор, Холодная река. Тихо тлеют свечки белых лилий В заводях, где дремлют облака. С выводком пугливым, неумелым Исчезает утка в камыше… Есть ещё места на свете белом — Рай глазам и вольница душе. В срок, пока земля не стала пухом И ходить не тягостно по ней, Надышаться б вдоволь терпким духом Смоляных обугленных корней. В сонном царстве рыжиков и белых Воздухом целебным пировать, На лесных прогалинах замшелых Позднюю чернику целовать. Ветрено. Просторно. Одиноко. И плывёт сквозь долгие века Месяца недремлющее око, Тёмный бор, Холодная река. Река Сестра Моя река, моя Сестра! Над синью омутов и бродов Дымок осеннего костра Плывёт с окрестных огородов. И я плыву По череде Дней, чей запас, увы, редеет, По той таинственной воде, Что и без нас не оскудеет. Не широка и не долга Река, не ставшая великой, Но как же пахнут берега Твои Румяной земляникой! Потом грибами и дождём, Потом снегами и разлукой И всем, чего от жизни ждём За каждой новою излукой. Чтоб в свой черёд Уже иной Мальчишка Где-нибудь в Рязани Увидел дивный мир земной Моими жадными глазами. |
