«Видит Бог: я разлюбил дорогу…» Видит Бог: я разлюбил дорогу До того, что привязалась блажь — Вызывает смутную тревогу За окном изменчивый пейзаж. Колеся до головокруженья, Озирая мельком белый свет, Узнаёшь иллюзию движенья Под названьем «суета сует». Никуда из поезда не деться, Но под стук и лязганье колёс На ходу в глаза не наглядеться, Никого не полюбить до слёз. Не желаю встреч и расставаний, Суматохи, Криков «гой еси!». Буду ездить только на диване, По ночам, Вокруг земной оси. «Ты уже не боишься своей наготы…»
Ты уже не боишься своей наготы, Как речная вода И лесные цветы. Кто тебя надоумил В одежде и без Нисходить, точно ангел, С незримых небес? Я давно убеждён: Этот крохотный шрам — Знак причастности К непостижимым мирам. Эта родинка — Полная власть надо мной, Я давно растворился В тебе, неземной. Кто придумал Укутывать женщин в меха? Для влюбленного нет Ни стыда, ни греха. Ты уже не боишься Своей наготы, Как речная вода И лесные цветы. «Холодный ум небескорыстен…» Холодный ум небескорыстен, Лукавы речи мудреца — Лишь чистота банальных истин С тобой пребудет до конца. Иди, лети по белу свету, Свергая идолов, юнец! Они найдут тебя по следу, Как предназначенный свинец. Блажи, кликушествуй, юродствуй — Во тьме, В беспамятной ночи, Банальных истин благородство — Как пламя ясное свечи. Наивны, искренни, избиты — Из дальних лет, Из детских снов, Корявой жизнью не избыты — Они основа из основ. В их непреложности чугунной Соединились до конца Языческая дерзость гунна И озарение Творца. Тьма Ночь дышит сыростью озёрной. Едва заметные в воде Желтеют звёзды, словно зёрна В парной и зыбкой борозде. Мерцай, таинственная влага, Отталкивая и маня! Нам ночь дарована как благо За суету и злобу дня. Не оттого ль бессильно зренье, Что тьма сама собой уже Есть и намёк, И озаренье О предстоящем рубеже? «Каждому дан этот выбор…» Каждому дан этот выбор, Как и в начале начал: Либо с Учителем, Либо… Трижды петух прокричал. «Какие сиротские зимы!..» Какие сиротские зимы! Унылая слякоть с утра. По хлябям невообразимым Кочуют сырые ветра. Есть время сугробов и грядок, Но скажет вам ныне любой: И этот извечный порядок Даёт непредвиденный сбой. Погода турусы городит, Кривляется всем напоказ. Ах, что-то неладно в природе! А может быть, всё-таки в нас? «Как спящая женщина, дышит вода…» Как спящая женщина, дышит вода, И свет перламутровый брезжит. Однажды истлеют мои невода На тёплом песке побережья. Костёр, согревавший так долго во мгле, К утру равнодушно остынет. Душа, прикипевшая к этой земле, Её неизбежно покинет. Струится поющий камыш у лица, И манит куда-то протока — Другому удача И зверь на ловца, Но тоже до срока, До срока. За лодкой легко разойдутся круги, Растают в тумане белёсом Мерцание лилий и запах куги, И зыбкое зеркало плёса. Предутренний луч и заката кайма… Спасибо, что был я на свете. На свете, который меня не поймал В свои золотистые сети. «Сырая ночь хмельнее браги…» Сырая ночь хмельнее браги, А за околицей села Опять черёмуха в овраге Белым-бела, белым-бела. А ведь была весна иная Среди моих житейских вех: Цветёт черёмуха шальная, Метёт в лицо душистый снег. Косынка падает на плечи, И поцелуи без конца, И звёзд мерцающие свечи Почти у самого лица. О, эта юность, Одержимость, Где всё взахлёб и нарасхват! А если что-то не сложилось, Так это сам я виноват. Твоё письмо – листок бумаги На самом краешке стола… Опять черёмуха в овраге Белым-бела, белым-бела. |
