«Задыхаюсь от косноязычья…» Задыхаюсь от косноязычья, Но уже не зайти за черту — Слово рыбье, звериное, птичье, Словно кость, застревает во рту. Снова древнюю книгу листаю, Чей волнующий запах знаком. Вы, от века живущие в стае, Не считайте меня чужаком! Беззащитен и разумом смутен, Смуглый пасынок ночи и дня, Я такой же по крови и сути — Муравью и пичуге родня. Но природа, закрывшая двери, Немотой продолжает корить. О, свободные птицы и звери, Научите меня говорить! Старое дерево
Красное зарево, логово зверево, Ворона в чёрном на мёртвом суку… Старое дерево, старое дерево, Всё повидало на долгом веку. Радость – негаданна, горе – непрошено. В небе растаяли дни-журавли. Как тебя гнули ветра заполошные! Гнули, да только сломать не смогли. Варится варево, мелется мелево — Вечности неистощимая снедь. Старое дерево, старое дерево Снова надеется зазеленеть. Свежей корой затянуло отметину Молнии, плоть опалившей твою. Слышишь, за речкой кукушка ответила Юному, в неге любви, соловью? Кроне густой благодарны, как терему, Птицы, птенцов сберегая в дупле. Старому дереву, старому дереву, Господи, дай устоять на земле! Дождь Возникшая у кромки леса, Плывёт над лугом, погодя, Полупрозрачная завеса Живого, доброго дождя. Плывёт, колышется, не тает. Вся – нежность и полутона, Как будто музыка витает У отворённого окна. А там, размыты и нечётки, Вдоль мокрых улочек пустых, Берёз растрёпанные чёлки, Рябин рубиновые чётки И липы в каплях золотых. «В небе осеннем свинец…» В небе осеннем свинец И в реке. Глянешь: И сердце сожмётся от боли. Чёрная птица Летит вдалеке Через остывшее Чёрное поле. Тёмной водою набрякла межа. Дикого хмеля оборваны плети. И замирает, как поле, душа, Жить без тепла привыкая на свете. Могила поэта Люди не ходят, А травы к поэту пришли, Следуя зову приятельства и простодушья. Немудрено украшенье могильной земли — Мята, кипрей, одуванчик да сумка пастушья. Ты укрощал табуны полудиких словес И приручал своевольную птицу гагару… Что там теперь с неулыбчивых видно небес? Тяжко ль молчания вынести вечную кару? Крест потемневший доверчиво обнял вьюнок. В гуще крапивы дождя мимолётного блёстки. Славный поэту природа соткала венок — Хвощ да осот, Сон-трава да кукушкины слёзки. Люди больны, Времена безнадёжно глухи. Я бы и сам не поверил в наивные сказки, Если б не знал, Как растут из забвенья стихи — Чертополох, василёк и анютины глазки. Истина Давайте о главном, О сущем, Чему и названия нет, Как этим вот липам цветущим, Густой источающим свет. Что толку в раскладе учёном, Ведь истина наверняка В неявленном, Ненаречённом, Непонятом нами пока. Как некая дивная птица, Внезапно мелькнёт у лица… И манит она, И таится, И гибнет В руках у ловца. Судимир Ночной перрон как будто вымер, Безлюден крохотный вокзал. – Какая станция? – Судимир! Случайный голос мне сказал. Живя обыденным и сущим, Кто не загадывал из нас О предстоящем, О грядущем, Что ожидает в некий час? Бесстрастно время, словно молох, Нам не дано его продлить… Но заглянуть за тёмный полог? Предвидеть? Предопределить? За что же будем мы судимы? Когда и кем? Предвосхити, Поскольку неисповедимы Земные краткие пути. Но больше не было ответа, Лишь волновало душу мне Чередованье тьмы и света В незанавешенном окне. Жизнь Просто ужин на плите, Просто взгляды, встречи, лица… Жизнь – прогулки в темноте С тайной жаждой Заблудиться. Вот провал, а вот проём. Дал же Бог такую ночку! Оступаемся вдвоём, Только падать В одиночку. Ветер вечности-реки Продувает, Злой и хлёсткий, Отношений тупики, Заблуждений перекрёстки. Наступает в свой черёд То, что было многократно: Даже двигаясь вперёд, Возвращаешься в обратно. Прорастает, как лоза, Наше прошлое в грядущем, Но раскаянья слеза Не видна во след идущим. Так бывает, и притом Понимать необходимо: Человеческим судом Только явное судимо. Всё же тайного стыда Малодушно не отриньте, Чтоб не сгинуть без следа В этом странном лабиринте. |
