На мобильник пришло сообщение.

«Я здесь», – гласил его текст, и Селеста почувствовала новый прилив раздражения.

«Где здесь?» – начала набивать она. Но стоило ей напечатать два коротких слова, как она увидела его впереди.

Обычно Луи не заходил в здание аэропорта, чтобы ее встретить. Как правило, он поджидал жену на стоянке. Приблизившись, Селеста заметила в волосах мужа проседь, отважно противостоявшую его оттеночному шампуню.

– Где Беллз? – спросила она, подойдя к Луи (вместо приветствия).

– Дома, с твоей матерью.

Луи раскрыл руки для объятия, и Селеста, не задумываясь, шагнула в него. От мужа пахло домом, их настоящим домом – апельсинами с примесью дымка из камина, напоминавшего им о необходимости прочистить дымоход. Селеста удивилась, обнаружив себя прильнувшей головой к груди Луи. И удивилась еще раз – но уже чуть меньше, когда он лишь крепче сжал свои объятия. Луи был мастаком обнимать. Конечно, это не то качество, которому люди придают большое значение при выборе партнера. Но Селеста всегда находила его важным. Быть может, именно поэтому она и вышла замуж за Луи.

Когда они, наконец, разъединились, Селеста снова заплакала. Будь она накрашена, тушь с ресниц испещрила бы ее лицо темными полосками. Луи понаблюдал за женой пару секунд, а потом смахнул большим пальцем ее слезинки.

– Ты устала, – сказал он.

В другой жизни Селеста сочла бы его слова оскорбительными. А сейчас она только кивнула – благодарная мужу за понимание.

– Я просто не могу не думать об этом, – призналась она, промокнув рукавом кончик носа. – Я все время думаю, могла ли я что-нибудь сделать, чтобы помочь Алабаме, понимаешь? Чтобы предотвратить ее нервный срыв. Я ведь видела, что с ней что-то не так, но я не думала…

Селеста замолкла, покачав головой. Ей показалось, что она заигралась в жалость к самой себе, чего вовсе не намеревалась делать. Она не желала сочувствия. И даже не знала, как с ним поступить – с мужниным сочувствием. Но Селеста не могла сказать это Луи, не открыв ему, из-за чего у них с Алабамой в ту ночь вышла ссора.

– Си-Си, – произнес муж, и твердость его голоса застигла ее врасплох; Селеста вскинула глаза, встретилась взглядом с Луи. – Ты не должна позволять своему разуму играть с тобой в такие игры. Алабама была взрослой женщиной со своей головой на плечах. Как бы сильно вы ни поссорились, ты не могла предвидеть такого исхода.

Луи нежно сжал ее руку, как будто хотел поставить точку в разговоре на тему подруги. Селеста попыталась успокоить себя этими словами, но у нее ничего не вышло, даже по малости.

Когда она не ответила мужу, он снова привлек ее к себе и поцеловал в лоб. А затем подхватил ее сумку. И они еще несколько секунд постояли, держась за руки, пока рука Селесты не сделалась чересчур потной, и она не выдернула ее из пятерни Луи. По пути к парковке они не обменялись ни словом, и только возле машины муж поинтересовался, не желает ли она заехать куда-нибудь по дороге домой выпить кофе. И Селеста согласилась, потому что поняла, что этого желал Луи.

Когда они отъехали от аэропорта, она вновь задумалась о том, что он сказал ей в терминале. Она не могла предвидеть такого исхода. Селеста прокручивала эти слова в голове и так и эдак – как ребенок, перебирающий камушки, – в надежде поверить в истинность этих слов и уцепиться за нее.

Холли

Спустя два дня

Даллас, штат Техас

Ник не ждал ее в аэропорту Лав-Филд, потому что Холли сказала ему не приезжать. И все-таки, снимая свой огромный чемодан с ползущей ленты багажной карусели, она испытала разочарование из-за того, что он ее не встретил.

Перед вылетом из Исландии Холли, наконец, ответила на электронное письмо Ника – не для того, чтобы согласиться на посещение семейного психотерапевта, а чтобы рассказать ему о том, что случилось во время их путешествия. Ник ответил сразу же, предложил встретить ее в аэропорту и отвезти домой. Холли поблагодарила его и заверила: «Мне приятно твое предложение, но не думаю, что это хорошая идея».

Ей потребовалось немало усилий, чтобы донести весь свой багаж до автомобиля самостоятельно, но Холли справилась. Послеобеденный воздух на стоянке был тяжелым и удушливо-жарким; к тому моменту, как она села за руль, крошечные волоски вокруг ее лба прилипли к коже. Холли включила кондиционер на полную мощность и просидела несколько минут, уставившись в бетонный столб перед собой.

Холли не плакала по дороге домой. И зайдя из гаража в кухню, она тоже не пустила слезу. Возможно, Холли и заревела бы, не будь она так изнурена. Но усталость не оставила ей сил на то, чтобы расплакаться.

Поставив чемодан вертикально возле двери, Холли пересекла кухню и подошла к острову, на котором перед отъездом в Исландию оставила записку для Мэллори. Это была белая открытка с оттиснутым золотом словом «Благодарю». На развороте Холли нацарапала: «Спасибо за то, что присмотришь за домом», добавив несколько коротких инструкций по поливу своих самых капризных комнатных цветов. А еще Холли вложила в открытку хрустящую пятидесятидолларовую купюру. «Побалуй себя чем-нибудь, пожалуйста», – приписала она. Но Мэллори баловать себя не стала. Деньги все еще лежали на острове рядом с конвертом, как будто она поразмышляла с секунду, взять их или не брать, а потом положила назад.

Тяжело вздохнув, Холли наклонилась и прижалась лбом к холодной поверхности острова. Она была настолько истощена, что почти не представляла, как в одиночку распакует чемодан в своем огромном пустом доме. Перед глазами всплыл образ полицейской Гусмундсдоттир, там в Исландии. «Интересно, а что она испытывает после большого прорыва в расследовании?» Сама Холли исчерпала последние силы, чтобы не закрыть глаза и не осесть вконец размякшей на пол.

Так она простояла почти пять минут – безжизненная и безвольная, со лбом, прижатым к столешнице острова. Как вдруг в другом конце дома затрезвонил дверной звонок. На долю секунды Холли решила: «Да черт с ним. Не буду отзываться». Но вместо этого подняла голову.

Двинувшись к двери, Холли постаралась пригладить волосы. Это была бессмысленная попытка, потому что на голове у нее была сальная мочалка из-за слишком короткого сна и слишком сильной рециркуляции воздуха в салоне самолета. Бросив взгляд на свое отражение в зеркале в прихожей, Холли едва себя узнала: такой растрепанной она выглядела. «А если за дверью Ник? – пронеслось у нее в голове. – Что он подумает? Проникнется ко мне жалостью или почувствует отвращение?»

Но это оказался не Ник. На переднем крыльце Холли стояла Мэллори. В одной руке она держала бутылку вина, а на другой покоился, как ребенок, букет цветов.

– Отлично, – с явным облегчением заявила подруга. – А то я опасалась, что ты еще не доехала до дому.

Холли кивнула, но сформулировать адекватный ответ не смогла. По-видимому, Мэллори это поняла: не дожидаясь приглашения, она переступила порог.

– Это Куп настоял, чтобы я принесла тебе цветы, – кивнула Мэллори на букет. Купер был ее мужем и необыкновенно вдумчивым и заботливым парнем. – А я подумала, что ты предпочтешь вино.

На это Холли ответила слабой, но искренней улыбкой.

На кухне она, порывшись в ящике со столовыми приборами, отыскала штопор, а Мэллори извлекла из-под мойки вазу.

– Ты не взяла деньги, – сказала Холли, кивнув на гладкую, несмятую банкноту на столешнице.

Мэллори наморщила нос:

– А ты думала, что я возьму?

– Я бы взяла.

– А я в это не верю.

Холли с секунду поразмышляла над словами подруги. И решив, что Мэллори права, отхлебнула большой глоток розового вина. Оно еще было холодным. Закрыв глаза, Холли посмаковала вкус пузырившейся на языке жидкости и только потом проглотила ее.

– Я, правда, не представляю, как беременные умудряются воздерживаться от вина целых девять месяцев, – заявила она. – По мне, так это чистое безумие.