– Футболка Беллы. Я пообещала, что она ее сегодня наденет, – бесстрастно встряхнув футболку, ответила Селеста.

И подождала, пока Луи все осознает.

– Это ведь не есть хорошо, так? – рассудил он.

Селеста только вздохнула.

«Не есть хорошо» оказалось весьма оптимистичным заключением. Действительно, если бы кто-нибудь стал свидетелем реакции Беллы, не зная предыстории, он бы без труда поверил в то, что в семье кто-то умер.

– Это моя… – всхлипнула в очередной раз в покрывало девочка. За рекордно малое время она пролила фантастическое количество слез. – Это моя футболка.

За окном заурчала газонокосилка. Звук был настолько обыденным, что его заурядность только подчеркнул контраст с драмой, развернувшейся внутри.

– Надень любую другу футболку, – попыталась вразумить дочь Селеста. – Ты можешь надеть любую футболку, какую захочешь.

– Никакой другой футболки я не хочу! – воскликнула убитая горем Белла, сидевшая на полу в луже слез. – Я хочу эту футболку. Ты сама сказала мне ее надеть. – Девочка спрятала голову в изгибе своего локотка и всхлипнула так сильно, что Селеста прониклась неподдельной жалостью к расстроенной малышке.

– Изабелла Рене Рид, – раздался над ее плечом голос Луи.

Его низкий, глубокий тон произвел эффект. Белла подняла голову, явив родителям розовое, покрытое пятнами личико. Селеста тоже обернулась, в любопытстве: что такого удумал сказать муж, чего она еще не сказала?

– Ну-ка, встань с пола, – велел Луи, показав руками, будто поднимает довольно большую коробку. – Встань и выбери себе другую футболку. Мы уже опаздываем.

Белла сделала натужный вдох, и на короткое мгновение Селеста изумилась увиденному. Неужели только это и требовалось? Произнести всего несколько слов строгим тоном?

Но не успела Селеста так подумать, как лицо дочери исказило выражение, которое иначе как предательство она бы описать не смогла. Передернувшись всем телом, Белла снова разразилась фонтаном слез. Она совсем сникла – сносить бремя нового, более жестокого мира, ей было явно не по силам.

– Может, нам следует… – начала Селеста, но Луи уже ее обошел.

Подхватив Беллу под мышки, он поставил ее ноги.

– Нам пора ехать, – твердо произнес он. – Белла, выбери футболку.

Тело вновь предало девочку: ее прежде крепкие ножки подкосились, отказавшись его поддержать, ручки повисли как плети. Луи окинул взглядом дочку и перевел глаза на жену. «Он не сердится, – отметила про себя Селеста, – скорее, недоумевает, сбитый с толку». Как будто обнаружил груду одежды там, где, по его разумению, должна была быть Белла.

В конечном итоге, им удалось усадить дочь в машину. Селеста умудрилась натянуть через ее неподатливую головку чистую футболку и закрепить волосы ободком. Через несколько минут Луи – со скорченным от усилий лицом – доставил ее маленькое тельце в гараж без всякой видимости хоть какой-то помощи от самой Беллы.

До футбольного поля было двадцать минут езды. И за это время никто из них троих не проронил ни слова. Поначалу единственными звуками в салоне были только шмыганье носом да прерывистые всхлипы Беллы с заднего сиденья. А потом их заглушило радио, которое включил Луи, уже больше не способный выносить эти звуки.

Когда они доехали до поля, Селеста и Луи поставили раскладные стульчики у боковой линии, напротив двух групп маленьких игроков, облепивших своих тренеров. В ослепительном сиянии солнца было трудно отличить одно маленькое тело от другого, но Селесте показалось, что она увидела фиолетовый ободок, порхавший у локтей тренера.

Белла перестала плакать к тому моменту, как они заехали на стоянку. Правда, когда они дошли до поля, глаза девочки все еще оставались опухшими, придавая ей сходство с ребенком, только что оправившимся от аллергической реакции.

– И какое чадо ваше?

Селеста опустила сложенную «домиком» руку со лба и повернулась к женщине, мило улыбавшейся справа. Лицо у женщины было практически идеально круглым, как у взрослой версии кукольной «малышки с капустной грядки»[2].

– О… Хм… Белла, – указала Селеста на пурпурные маечки. – Она играет за команду «Фиолетовых людоедов».

– А-а, – кивнула незнакомка. – А мой Дэклан играет за «Бобров». – Женщина, прищурившись, оглядела поле, а потом махнула рукой: – Вон там. Он… ой, ну надо же… мы такого никогда не делаем с нашими бутылками воды.

Вдохнув полной грудью воздух, женщина наклонилась вперед, как будто собралась закричать. Проследив за ее взглядом, Селеста увидела мальчонку, почти утопавшего в своей оранжевой футболке. Он использовал бутылку так же, как ее охочие до развлечений братцы, когда, будучи навеселе, мочились на парковках при барах.

– А знаете что? – сказала женщина, снова откинувшись на спинку своего стула. – Я, пожалуй, не буду вмешиваться. Пусть судьи с этим разбираются. Для этого их и назначают, разве не так? На сорок пять минут это не наша проблема. Пусть судьи судят мальцов, верно?

– Верно, а мы будем судить судей, – сказала Селеста.

Почему она это сказала, Селеста и сама не поняла. Как правило, она не позволяла себе язвить, тем более при незнакомых людях. Однако женщина запрокинула голову и во весь голос расхохоталась.

– Я Огюста Уоттерс, – сказала она, протянув Селесте руку. На груди ее пестрого серо-лилового свитшота красовалась надпись: «НЕЙПЕРВИЛЛСКАЯ ЦЕНТРАЛЬНАЯ СРЕДНЯЯ ШКОЛА». – Большинство людей зовут меня Огги.

– Селеста. – Селеста пожала руку Огги, оказавшуюся намного меньше ее собственной. – А это… – обернулась она, но обнаружила стул мужа пустым. Подняв глаза, Селеста обвела взглядом шеренгу людей, стоявших вокруг них. В нескольких футах она заметила Луи, разговаривавшего с другим отцом – то ли Дэном, то ли Томом, то ли с каким-то другим созвучным именем. – Вон там мой муж, Луи.

Огги привстала, чтобы выглянуть из-за Селесты. Несколько секунд она молча изучала Луи, а затем опять уселась на свой стул с кивком – похоже, одобрительным.

– Хорошо, что вы оба приходите на эти матчи, – сказала она.

– Это первая игра Беллы, – быстро ответила Селеста, почему-то застыдившись, как будто Огги ее в чем-то обвиняла.

– Первая игра, вот как? – улыбнулась та. – Что ж, тогда это все объясняет.

Селеста приподняла бровь:

– Что объясняет?

– Вы не взяли с собой напитков, – сказала Огги, кивнув на маленький переносной холодильник у своих ног. – Поверьте мне, вам обязательно захочется что-нибудь выпить. Я сегодня захватила только газировку. Но, судя по тому, как проходит игра, я в следующий раз возьму с собой «Белый коготь».

Селеста не поняла, шутила Огги или нет. Но это было даже волнующе – и неопределенность, и мысль о «Белом когте» до полудня.

Некоторое время они продолжали болтать. Огги общалась с помощью рук и вела разговор, интуитивно угадывая степень участия, отвечавшую собеседнице. И Селеста с удовольствием заполняла паузы, не ощущая, что ее торопят с ответом или допрашивают с пристрастием, с чем она обычно сталкивалась в беседах с незнакомыми людьми.

– Похоже, Белла в запасе, – встрял вдруг Луи. Он наконец вернулся на свой стул, вызвав заминку в их разговоре – достаточно долгую для того, чтобы Огги и Луи протянули и пожали руки друг другу.

Селеста проследила за взглядом мужа и совсем не удивилась, увидев и Беллу, и Дэклана под разными тентами. То, что их дети сидели на скамейках запасных, отстраненные от игры силами, управлявшими юными спортсменами, еще больше расположило Селесту к Огги; между ними появился новый связующий мостик.

– Как они решают, кому из пятилетних играть, а кому – сидеть в запасных? – полюбопытствовала Огги. Она уже открыла вторую банку кока-колы и потягивала ее через толстую соломинку, пригодную для многократного использования. – Наши дети что, так и проведут всю игру, ковыряя в носу?

– Не знаю, – пожала плечами Селеста. – Если Белла чем-то и похожа на меня, так это зрительно-моторной координацией столового ножа.