— Не переживай. Тебе понравится, — хриплый шёпот обжигает кожу на шее.

Молча киваю и ссыпаюсь по лестнице вниз, на кухню.

Кажется, меня заждались в дурдоме. Спокойно доверяю практически постороннему человеку. Почему не устроить скандал и не выгнать его? Полицию вызвать для начала.

Но нет. Я становлюсь печь блинчики и параллельно разгребать рабочие сообщения.

Сотни уведомлений, заказов и поздравлений с днём рождения заждались меня. Старательно огибая чат с Машкой, пишу всем покупателям с текущими заказами, что сроки сдвинутся минимум на неделю. Благодарю всех, кто поздравлял, и перехожу к сообщениям с заказами. Дублирую всем одинаковый ответ о том, что заказы временно не принимаются. Пока не буду уверена, что смогу полноценно работать, лучше ничего не обещать.

Вставляю такой же и в следующее окошко, почти нажимаю кнопку “отправить”, но взгляд вовремя цепляется за последнее сообщение в чате: “Отпусти его. Он же тебя не любит давно!”

Казалось бы, чему удивляться? Я уже всё знаю, видела своими глазами подтверждение неверности мужа. Даже, кажется, приняла то, что мечты не исполнятся, а загаданного будущего не случится. С Костей. Будет что-то другое, новое. Пугающее до одури неизвестностью.

Но пока всё равно каждое написанное ею слово — острым лезвием по коже до крови.

“Он же тебя не любит давно!”

Кап-кап. Не могу поверить, что Костя обсуждал с ней нас. Рассказывал тайны и подробности.

“Он же тебя не любит давно!”

Кап-кап. Это может значить только то, что она стала ему ближе. С ней можно было поделиться тем, что болит, а для меня оставалось: “Малыш, конец месяца, я сегодня здесь ночую”, “Эти идиоты по третьему кругу условия пересматривают, не жди” и совсем равнодушное “Буду поздно”. Он всё это время проводил с ней.

“Он же тебя не любит давно!”

Кап-кап. Каждый раз, возвращаясь ко мне, зачем-то нежно целовал по утрам, щекотно шепча всякие глупости на ушко, готовил завтрак по воскресеньям и долго любил ночью.

Я никогда его не ревновала. Знала, что несмотря на его колдовскую красоту и очарование, он останется верен. Потому что безумно любит. Доверяла. Дура, наверно, но по-другому не могла.

Кружочек аватарки показывает ту самую блондинку, что сидела на коленях Кости. Те же алые губы, идеальная укладка идеально белых волос и лисий взгляд из-за спины. Она будто чувствует, что я на неё смотрю, и тут же загорается зелёный огонёчек, оповещающий, что собеседник снова онлайн. Она, кажется, ждала, что я прочитаю её сообщение, и начинает печатать новое. Смски начинают сыпаться одна за другой.

“Что ты с ним вчера сделала?”

“Почему он приехал пьяный?”

“Хватит его мучить!”

“Он мой. Отстань уже!”

“Сиди в своей глуши тихо!”

Они появляются и появляются. Пропитанные ядом и отчаянной злостью. Ранят до самых костей не меньше вчерашних слов, сказанных самым близким человеком. Сердце давно онемело, но каждое сообщение тянет меня ко дну всё сильнее. Не просматривая следующую дозу, дрожащими пальцами, блокирую Линду Ткач.

Какой-то странный порыв дёргает меня написать Косте, чтобы попросил свою подружку не писать мне. Мимоходом взгляд цепляется за имя контакта. Нужно всё-таки заменить “Котика” на что-то другое. Я никогда не выберусь из этой ямы, если всё будет напоминать о прошлом. Открываю переписку и убеждаюсь в этом ещё сильнее.

Последние сообщения оставлены ещё четырнадцатого февраля. Костя пишет, что задержится, чтобы не ждала и ложилась спать, а он, когда освободится, будет долго просить прощения. Почти так и вышло.

Не могу на это смотреть. Не хочу ничего помнить. Под тяжелый шум в ушах к чёрту удаляю всю переписку.

Кажется, меня обволакивает густой туман. Неужели от горя и бедствий, поразивших меня, я стала ведьмой? К сожалению, это всего лишь сгорел блин. Снимаю сковородку с огня и сразу бросаю в раковину, под воду.

Этот будет долгий день.

Лёгкое и игривое настроение стёрлось подчистую. Открытые нараспашку окна не спасали от въедливого запаха гари и прилипчивых мыслей. Только колючие мурашки разбегались по телу от холодного воздуха.

Я остервенело пыталась соскрести железной мочалкой угольки, оставшиеся от блина, попутно сдирая нежное антипригарное покрытие со сковородки. Хороший антидепрессант получился. Только на чём теперь готовить…

Марк спустился в момент, когда я технично, по кругу, сдирала остатки тефлона. Сковородку уже не спасти, а вот пар выпустить поможет. Наконец она заблестит!

Возможно и со мной можно так же? Оборвать верхний слой вместе с кожей. Стать как все, найти нормальную работу, быть взрослой и ответственной. Этого же все хотят от меня?

Был период в школе, когда весь класс ополчился против. Началось с какой-то ерунды, а закончилось оскорблениями и подколами. Встать на мою сторону было некому, Машка поломала ногу и два месяца провалялась на больничном.

— Ну ты посмотри на её жирные ноги. Как этими сарделями вообще ходить можно?

— И лосины натянула. Не стыдно на такую жопу огромную. Ещё бы сиськи свои вывалила и можно на панель, а не на физ-ру.

Громкий шёпот и смех в раздевалке, облитые парты, мистическое исчезновение стула, подставы на уроках. Дети бывают очень жестоки, и я, не выдержав постоянного давления, стала прогуливать занятия. Поначалу просто сидела дома, но когда начали присылать самых рьяных активистов проведать, как я там, перебралась пережидать учебное время во взрослой библиотеке, укрывшись в самом дальнем уголочке за стеллажом с детективами. В них я тоже пряталась. Но долго не вышло, маму вызвали в школу, после чего меня ждал тяжёлый разговор на кухне.

— Ты же понимаешь, что не один человек так о тебе говорит. Все, абсолютно все, Мирослава! Сразу весь коллектив не может ошибаться. Значит, нужно искать проблемы в себе! И исправлять! — размахивая деревянной лопаткой, говорила мама.

Её монолог под треск раскалённого масла надолго врезался в память. С тех пор скандал для меня пахнет котлетами, а мнение людей вокруг всегда важнее моего. Ненавижу их.

Может и сейчас дело исключительно во мне и пора меняться?..

Я всё сильнее тёрла сковородку, сдирая уже, кажется, металл. Марк очень многозначительно посмотрел на это безобразие и пожал плечами.

— Заварю тебе чая.

— Если притащишь ромашковый — озверею ещё больше. Не рекомендую нарываться, — говорю с самым невинным видом, который могу сыграть, хотя внутри дикий огонь дожирает остатки стен.

— Что-то случилось? — говорит он по-настоящему обеспокоенно, но для меня эта фраза становится контрольным в голову.