— Как и в ее дорогую внучку, — сказал я. — Спокойной ночи, Клара.

— Спокойной ночи. До завтра.

Я сидел и смотрел на телефон в своей руке еще долго после того, как она отключилась. Взглянув на экран, я увидел, что сейчас 2:30 ночи. Учитывая восьмичасовую разницу во времени между Чикаго и Москвой, было уже половина десятого. Я еще не обсуждал с Кларой этот план, но это не означало, что я не мог привести его в действие. Включив экран, я нажал кнопку, на которую были возложены все мои надежды.

— Да?

— Господин Петров, — ответил я по-русски, употребив официальное слово "мистер", давая ему понять, что он разговаривает с человеком, который проявляет к нему уважение. Перейдя на английский язык, так как я знал, что он свободно владеет им, я продолжил. — Вы, наверное, меня не помните, но я Алексей Волков. Я сын…

— Максима и Нади Волковых, — сказал он. — Я вас помню. И вашего брата Юрия тоже. Я очень сожалею, что ваша мама умерла. Она была настоящим сокровищем.

— Спасибо, — сказал я, одновременно немного удивляясь мгновенному признанию Григория Петрова и надеясь, что он говорит всерьез. Это сделало бы его более восприимчивым к плану, который я собирался объяснить. — Я звоню вам, чтобы сообщить, что ваш сын не покончил с собой. Он был убит. — Я услышал быстрый вдох через тысячи километров и представил, как этот человек опускается в кресло, надеясь, что здоровье Григория настолько крепкое, насколько, по моим представлениям, должен быть здоров человек из высшего эшелона русской братвы, чтобы выжить.

— Такое утверждение требует объяснения, — сказал он.

— Требует, и я не отношусь к этому легкомысленно, — сказал я. — Я не могу предложить вам никаких веских доказательств, у меня нет письменного признания, но я готов поставить свою жизнь на то, что то, что я вам говорю, — правда. — Переведя дыхание, я добавил: — Хотя, возможно, эта правда не принесет вам утешения.

— Если вы можете подтвердить, что мой сын не покончил с собой, то это все, что мне нужно, — сказал Григорий. — Все, о чем мечтала его мать, и единственное, что я не смог дать ей перед смертью.

— Я тоже соболезную вам, сэр, — почтительно сказал я, гадая, как он отреагирует на то, что его племянник убил его единственного сына. Ольга подтвердила, что отец Николая женился на сестре другого мафиози, и Григорий Петров стал не только его дядей, но и вторым отцом после убийства Ивана Козлова. Выяснить это можно было только одним способом. — Я расскажу вам все, но прошу вас разрешить мне сделать это при личной встрече и попросить вас не рассказывать ни одной живой душе, с которой бы вы ни разговаривали. Я понимаю, что многого прошу от человека, которого вы в последний раз видели мальчиком, но если выяснится, что эта информация просочилась, в опасности окажется еще один человек.

Я сделал паузу, готовясь к тому, что мужчина скажет мне, чтобы я отвалил и просто назвал его имя. Терпение не ассоциировалось у меня с мафией… но, возможно, мне следовало вспомнить, что именно этот человек финансировал переезд моей матери в Штаты, настаивал на том, чтобы она приняла средства на открытие своей школы, заявляя, что это компенсация за преступление, которое его сын совершил против ее мужа. Уже будучи подростком, я понимал, что мама должна принять решение: остаться в России и бороться за справедливость, которая никогда не наступит — не тогда, когда власть принадлежит братве, — или принять деньги и жить дальше. Она решила покинуть любимую землю, чтобы увезти своих сыновей в безопасное место, чтобы построить для нас с Юрием жизнь, в которой не будет уродства наркотиков и смерти.

— Я слушаю, — сказал Григорий.

— Я могу предложить вам только это, — сказал я, готовый выложить все карты на стол. — Если вы откажетесь, то знайте, что я все равно позабочусь о том, чтобы за убийство моего отца и вашего сына поплатился тот, кто должен. Но если вы хотите посмотреть этому человеку в глаза и потребовать своей справедливости…

— Я буду на месте, как только смогу договориться, — сказал он без колебаний.

— Хорошо, я надеялся, что вы это скажете, — сказал я, выпуская из себя вздох, о котором не подозревал. — Я взял на себя смелость собрать для вас кое-какую информацию. Мы с братом встретим ваш рейс и все вам расскажем. — Следующие несколько минут я диктовал ему информацию, так как никто из нас не хотел изложить все в письменном виде, отправив сообщение или электронную почту. Записи телефонных разговоров могли быть прослушены, но я рассчитывал на то, что разговоры не записываются, если только нет уже каких-то подозрений.

— Вот и все, — сказал я, откинувшись на спинку дивана, и облегчение захлестнуло меня.

— Тогда до скорой встречи, и, Алексей?

— Да?

— Кто бы ни был этот ублюдок, не повредите ни одного волоска на его голове. Это моя задача как отца, который хочет отомстить. Ясно?

— Предельно, — сказал я.

— До свидания.

— До свидания, — повторил я, нажал на кнопку завершения разговора и откинулся на спинку дивана, обдумывая слова, которыми я обменялся с этим человеком.

До скорой встречи.

Прошло почти двадцать лет с тех пор, как я в последний раз видел Григория Петрова, но тогда я был растерянным ребенком. Теперь я стал мужчиной и точно знаю, что нужно делать.

Клара

— Ты уверен, что узнаешь его? — спросила я, когда Алек ехал в сторону аэропорта.

— Думаю, вряд ли, — ответил Алексей, взглянув на меня. — Могу с уверенностью сказать, что он уже провел собственное расследование и точно знает, как мы с Юрием выглядим.

— И я?

Алек покачал головой, освобождая правую руку от руля и опуская ее на мое бедро. — Я не называл тебя по имени. Нет смысла делать это, пока мы не убедимся, что он появится и согласится с планом.

Я кивнула, хотя все мои нервы были на пределе. Все были удивлены, когда Юрий вошел в театр и заявил, что репетиции на сегодня отменяются. Предполагалось, что в связи с предстоящим выступлением в Нью-Йорке мы будем работать дольше обычного. Но когда Юрий хлопнул в ладоши и крикнул "убирайтесь к черту из театра", все до единого танцоры покинули сцену. Я осталась одинокой диссиденткой, понимая, что все происходящее можно свалить прямо к моим ногам.

— Алексей прав, — сказал Юрий с заднего сиденья. — Держи друзей близко, а врагов еще ближе.

— Но ведь этот человек, господин Петров, не совсем наш враг… То есть, я знаю, что он связан с Братвой, но… у него нет причин причинять вам вред… верно?

— Верно, — поспешил согласиться Алек.

— Он знает, что у нас есть информация, которая очистит имя его сына, хотя его сын никогда не обвинялся в убийстве нашего отца. Это было признано несчастным случаем, и, поскольку водитель машины покончил жизнь самоубийством, не было причин искать дальше.

Зная правду, все произошедшее казалось смешным, словно в маленьком городке добровольцы-депутаты против грозной силы милиции в России. Но, зная, что влияние "Братвы" проникает во все сферы управления, я не могла сказать, что удивлена.

— Мы на месте, — сказал Алексей, привлекая мое внимание к происходящему.

Пролетающие над головой самолеты и вышка высотой в несколько этажей подсказали мне, что мы действительно находимся в аэропорту, но это был не O'Hare. Я выглянула в лобовое стекло, когда Алек остановился возле ангара.

— Я встречу его и, если все будет так, как надо, приведу в машину, — сказал Алек.

— А если все будет не так, как должно быть? — спросила я, и напряжение, которое я уже испытывала, возросло на несколько ступеней.

— Тогда Юрий отвезет тебя в безопасное место, — сказал Алексей и, когда я только открыла рот, почувствовала, как на мое плечо опустилась рука.

— Это единственный выход, — сказал Юрий.

Я могла спорить, ругаться, требовать… или поверить, что эти люди знают, что делают.

— Я поняла, — сказала я, но все же перевернула руку, чтобы сжать руку Алека, когда он убирал ее с моей ноги. — Пожалуйста… будь осторожен.