Знание истории в аргументах Мэдисона впечатляет, его логика безупречна, его неспособность убедить делегатов от малых штатов вполне объяснима. Большие штаты просто требовали слишком многого, когда надеялись, что малые штаты согласятся со своим статусом «корпораций» в большом унитарном (чаще использовалось слово «консолидированное») правительстве. Язык Мэдисона был настолько сильным, его представление об отношениях внутри федерального государства столь четко сформулированным, что ни от кого не ускользнул подтекст его речи — «План Виргинии». Главным, чего требовали малые штаты, была гарантия, что при новой конституции будут защищены права личности и что границы между штатами не будут отменены. Вторая из этих проблем, пожалуй, волновала их больше всего остального. Логика, история и здравый смысл были слабым оружием в борьбе против местного патриотизма, особенно когда это чувство имело свою собственную долгую историю[1127].

Чувства нашли выход в последний день июня. Дискуссии приобретали все более живой характер, что не сулило ничего хорошего. Малые штаты предложили компромисс; большие штаты под нажимом Мэдисона и Уилсона отвергли его. Теперь, когда ситуация явно зашла в тупик и конвенту грозил срыв, раздосадованный и раздраженный Бедфорд обвинил делегации от больших штатов в том, что они разговаривают с малыми штатами в «диктаторском тоне», и предупредил, что если большие штаты вздумают распустить собрание, малые штаты начнут искать союзников среди иностранцев. Эти слова взорвали Кинга из Массачусетса, который разразился ответными упреками. Бедфорд, а не он говорит «диктаторским языком»; Бедфорд, а не он ведет себя несдержанно; Бедфорд, а не он объявил о своей готовности отречься от «нашей общей страны». Этот «обмен мнениями» произошел в субботу. Два дня спустя, в понедельник 2 июля, конвент приступил к работе над предложением обеспечить равное представительство во второй палате. По описанию Роджера Шермана, в те дни конвент казался полностью выдохшимся. Несколько минут дискуссии показали, что никто не чувствовал себя выдохшимся и никто не желал роспуска конвента. Поскольку только два штата, Нью-Джерси и Делавэр, проголосовали «против», конвент решил передать вопрос на рассмотрение большого комитета, которому было поручено выработать компромисс[1128].

В состав комитета не входили ни Мэдисон, ни Уилсон. В нем заседало по одному делегату от каждого штата, включая Франклина от Пенсильвании и Мейсона от Виргинии. Комитет был избран путем голосования, и его состав обещал, что следует ожидать положительных результатов. Так конвент продемонстрировал свое намерение продолжить работу и написать конституцию[1129].

Доклад, составленный комитетом, принято называть Великим компромиссом. В нем фактически признавалась формула для малых штатов, предложенная Элсвортом и делегацией от Коннектикута, — по одному представителю от каждых 40 тысяч жителей (при определении численности населения пять рабов учитываются как три свободных); нижняя палата имеет исключительное право вносить финансовые законопроекты; равное представительство для верхней палаты.

Реакции большей частью были вполне предсказуемыми. Джерри, несмотря на свои многочисленные претензии к докладу, представил его конвенту и в течение следующих двух недель защищал его. Он, как и ряд других членов комитета из больших штатов, вероятно, считал делом чести выступать в поддержку доклада, поскольку сам принимал участие в его составлении. Не всеми двигало это чувство, но мнение любого из тех, кто нарушил старые договоренности, имело вес. Этими «нарушителями» были Франклин, Джордж Мейсон и Уильям P. Дэви из Северной Каролины, который для большинства делегатов был «темной лошадкой»[1130].

Мэдисон выступил с пламенной речью, в которой подверг доклад яростной критике. В его тоне появилось нечто новое, некая угрожающая резкость, когда он заговорил о возможности того, что «крупнейшие штаты, включающие большинство населения», договорятся о «справедливом и разумном плане», к которому «постепенно» присоединятся все остальные штаты, — высказывание, подразумевавшее возможную попытку сформировать союз вне конвента. Гувернер Моррис выразил свой протест в еще более угрожающих тонах: «Страна должна быть единой. Если ее не объединит убеждение, это сделает меч». А «то, чего не сделает меч, сделает виселица». Бедфорд и другие сделали ему выговор за столь резкое выступление, и работа по поиску компромисса была продолжена[1131].

Как это уже вошло в обычай, каждый из основных пунктов доклада обсуждался в различных комитетах. Было ли так задумано или нет, но эта тактика привязывала к докладу — или к какой-либо из его версий — все большее количество делегатов. Все знали, что пункт, позволяющий каждому штату иметь один голос в верхней палате, является, как выразился Джерри 7 июля, «центральным вопросом». Джерри заявил, что готов скорее согласиться на это условие, чем не достичь никакого компромисса вообще. Впрочем, другие пункты подвергались не менее тщательному рассмотрению и становились предметами интенсивных дискуссий[1132].

Эти дискуссии отличались от более ранних. Они были пресными, почти сухими, без ссылок на древние и современные конфедерации и политической теории. Принципы формулировались категорически и кратко. Делегаты отсекали контекст и избегали уклончивости в пользу прямых утверждений, касающихся интересов их конкретных штатов. Так, они посвятили много часов обсуждению вопроса о количестве представителей от каждого штата в нижней палате. Они рассуждали о росте населения, пытаясь спрогнозировать изменения, к которым придется приспосабливаться. Говоря о росте населения, Джерри и Кинг выступили с предложением раз и навсегда ограничить число представителей от новых штатов на западе до количества, не превышающего «количество представителей от тех из тринадцати соединенных штатов, которые присоединятся к этой конфедерации». Здесь в делегатах проявилось чувство справедливости, которое вкупе с интересами штатов, имеющих обширные малонаселенные территории, привело к отклонению предложения большинством голосов[1133].

Благодаря всеобщему желанию избежать застоя в работе была достигнута договоренность по одному из самых больных вопросов в конвенте: предложению, изначально внесенному Гувернером Моррисом (который впоследствии пожалел об этом), сделать представительство в нижней палате пропорциональным прямому налогообложению. При взимании прямых налогов пять рабов должны были учитываться как три свободных человека. Это уравнение вызывало тошноту, но без него было бы трудно убедить Южную Каролину и Джорджию остаться в составе Союза.

Весь проект в целом, включая крайне важную рекомендацию установить равное представительство в верхней палате, был утвержден 16 июля. Голосов едва хватило: делегация Массачусетса разделилась, так как Джерри и Калеб Стронг проголосовали за, а Кинг и Горэм против; малые штаты держались единой коалицией и при поддержке Северной Каролины фактически решили исход голосования; Пенсильвания, Виргиния, Южная Каролина и Джорджия проголосовали против. Нью-Йорк, который, безусловно, поддержал бы проект, не имел права голоса — Лансинг и Йетс к тому времени покинули Филадельфию[1134].

Так конвент решил проблему власти. Национальное правительство обещало быть сильным, и малые штаты верили, что его будет возглавлять авторитетная личность. С этого момента начал проявляться неизменный национализм делегатов. Вследствие «компромисса» старые союзы распались, и новые создавались на основе групповых и имущественных интересов. Это не значит, что темы дискуссий полностью определялись этими интересами. В конце концов главной задачей конвента оставалось составление конституции. Теперь, когда вопрос власти был практически решен, делегаты могли свободнее обращаться к политической теории и опыту, любимым конькам многих из них, чем в те дни, когда первоочередной проблемой были разногласия между большими и малыми штатами.