После первых же залпов два полка гессенцев высыпали на улицы, третий оставался в резерве на юго-восточной окраине города. Полковник Ролл, накануне отмечавший Рождество с присущим ему размахом, был поднят с постели и принял командование, но вскоре был сражен американской пулей, а без него никто не смог наладить эффективное сопротивление. Большая часть города опустела еще три недели назад, когда почти все жители покинули Трентон, поэтому их дома и хозяйственные постройки стали сценой ожесточенных штыковых атак. Американская артиллерия не позволяла гессенцам сомкнуть строй, а пехота постепенно окружала их, пока штыки и ружейные приклады не довершили дело. Через час все было кончено: 22 гессенца мертвы, 98 ранены и около тысячи взяты в плен. У американцев было всего четыре раненых: два офицера и два солдата. Не меньше полутысячи гессенцев и горстка английских драгун спаслись бегством через Ассунпинк-Крик, так как Юинг не смог переправиться через реку. Фиаско ждало и отряд Кадуоладера: хотя его авангард высадился на восточном берегу, спустя короткое время ему пришлось вернуться восвояси, после того как стало ясно, что погода и бурное течение препятствуют переправе основных сил.

После полудня Вашингтон отвел своих утомленных, но торжествующих солдат обратно за Делавэр — он узнал о неудаче Кадуоладера, и выбора у него не оставалось. Его солдаты слишком устали, чтобы продолжать движение к Принстону, и к тому же до него дошли сведения, что гессенцы приближаются к Трентону с юга. Насчет последних его дезинформировали — напротив, в течение нескольких следующих дней наемники оставили все укрепленные посты на реке, которые были под их контролем. Чувствуя себя в глупом положении и желая доказать храбрость свою и своих людей, Кадуоладер пересек реку на следующий день и вступил в опустевший Берлингтон. Два дня спустя Вашингтон повторил маневр, на этот раз переправившись прямо в Трентон. Находясь в городе, он приказал Кадуоладеру двигаться к северу, тот же приказ получил и генерал Миффлин, выдвинувшийся к Бордентауну с 1600 ополченцами. К концу года у Вашингтона в Трентоне было 5000 человек и 40 гаубиц[641].

Перед американской армией встала гораздо более трудная задача, чем взятие Трентона: Хау послал Корнуоллиса из Нью-Йорка в Принстон, для того чтобы тот перехватил инициативу. Вскоре Корнуоллис вышел из Принстона с 5500 солдатами регулярной армии и 28 орудиями. Вашингтон стремился затруднить его движение на юг: помимо того, что дорогу из Принстона совершенно развезло, летучие отряды пенсильванцев и виргинцев больно жалили британцев на марше. К вечеру 2 января Корнуоллис подошел к Трентону, где Вашингтон встал на его пути на берегу притока Ассунпинк-Крик. Несколько безуспешных попыток авангарда англичан форсировать ручей убедили Корнуоллиса, что атаку основными силами следует отложить на следующий день. Пара его подчиненных имела другое мнение, утверждая, что на следующее утро американцев там уже не будет, тогда как Корнуоллис видел Вашингтона, попавшего в его капкан: никуда, мол, не денется[642].

Ночью Вашингтон посрамил обе стороны, так как ушел по дороге, недавно проложенной юго-восточнее от разбитой принстонской. Англичане не обнаружили исчезновения врага до рассвета, так как американцы оставили на месте несколько сот солдат, которые жгли костры, а также имитировали земляные работы, производя как можно больше шума, что успокоило англичан. Ранним утром авангард Вашингтона достиг окраин Принстона, где столкнулся с двумя полками подполковника Чарльза Мохуда. Какое-то время шел отчаянный бой, потрепавший отряды Хью Мерсера и Джона Кадуоладера. В тот момент, когда американцы были готовы сломать свой строй, появились основные силы Вашингтона. Вид сидевшего верхом Вашингтона ободрил солдат, американцам удалось сомкнуть боевые порядки, а британцы обратились в бегство. Мохуд в конце концов прорвался к Трентону, но его полк фактически перестал существовать[643]. Полк, оставленный Мохудом в Принстоне, не вступил в бой, а потом попытался уйти в Нью-Брансуик. Это удалось не всем: американский полк из уроженцев Нью-Джерси взял в плен почти двести человек. Когда Вашингтон заметил, насколько его люди истощили свои силы, он отказался от намерения взять Нью-Брансуик. Четыре дня спустя он отвел войска на зимние квартиры в Морристаун. Корнуоллис, опасаясь очередных неприятностей от своего неуловимого врага, совершил от Трентона марш к Нью-Брансуику, но складам англичан пока ничего не угрожало. Хакенсак и Элизабет сдались американцам 8 января, в день, когда армия Вашингтона вступила в Морристаун. Хау, еще каких-то две недели назад чувствовавший себя в Нью-Джерси как дома, увидел, что он, по сути, контролирует только Амбой и Нью-Брансуик.

С наступлением зимы в боевых действиях между двумя армиями наступила передышка. Случайный наблюдатель мог бы подумать, что дело происходит в Европе с ее обычаем отвода войск на зимние квартиры. Солдаты обеих сторон занялись налаживанием своего быта, пытаясь поудобнее устроиться в условиях, неудобных по своему существу. Те времянки, которые соорудили для себя солдаты Вашингтона, мало подходили для отдыха и расслабления. Обогрев жилья требовал больших усилий — центральное отопление появилось лишь в конце века, но заготовка дров по крайней мере заставляла людей шевелиться. Неприятель в Нью-Йорке тоже не изнывал от зноя, зато там к услугам военных были таверны, общественные здания и частные дома, где они чувствовали себя вполне комфортно.

Часть солдат Вашингтона в Морристауне последовали примеру многих, кто служил до них, и сделали то, что со временем вошло у американцев в традицию: закончили свою военную службу без разрешения — то есть попросту дезертировали. В войсках генерала Хау тоже были случаи дезертирства, но далеко не столь многочисленные, ведь его солдатам было некуда податься, кроме как к врагу.

Вскоре жители Нью-Йорка начали завидовать дезертирам. С наступлением зимы уровень жизни в городе резко упал, и оккупационная армия не принимала никаких мер, чтобы исправить положение — во всяком случае, она ничем не помогала гражданскому населению. Еды не хватало, так как партизанские отряды на Лонг-Айленде и на другом берегу Гудзона нападали на партии, посылаемые за продовольствием. Эта жестокая и грязная маленькая война велась в нарушение всех известных правил. В пределах города жители были защищены от насилия и грабежа, но солдаты регулярной армии не обращали на них внимания, а если и обращали, то исключительно для того, чтобы чем-нибудь у них поживиться. В XVIII веке военные гарнизоны и гражданское население, которое они «защищали», не уважали друг друга, и то, что пережили ньюйоркцы зимой 1776/77 года, неоднократно наблюдалось в прошлом, в частности незадолго до того в Бостоне. Регулярные войска в обоих городах ставили себе целью уничтожить врага, но вместо этого наживали себе новых врагов.

Между тем солдаты Вашингтона очень скоро лишились части своих приверженцев в Морристауне — не потому, что дурно себя вели, а потому, что они принесли с собой оспу, а их командующий распорядился разместить больных в домах горожан, чтобы «изолировать» их и обеспечить надлежащий уход.

Через три дня после вступления сил Вашингтона в Морристаун главный врач колониальной армии Джон Морган постановлением конгресса был отстранен от должности, и госпитали, которые и прежде не соответствовали нормам, пришли в еще больший упадок. У Вашингтона не было других ресурсов, кроме его собственных полковых госпиталей и городских домов, поэтому он попытался изолировать оспенных больных и ввести в практику прививки, то есть начать искусственно заражать тех, кто еще не заболел, в надежде на то, что они перенесут менее опасную форму болезни, чем в случае заражения от других больных. Вполне естественно, что фермеры Морристауна воспринимали перемены, которые армия внесла в их жизнь, без всякого энтузиазма — ведь теперь им приходилось дорого платить за свои принципы[644].