— А тебе нужно заняться своими делами. — Но часть остроты в этих словах убирает тот факт, что я знаю, что он не совсем неправ. Эмме здесь не место. Но в этом и заключается привлекательность. С тех пор как я возглавил нашу семью, я пытаюсь подтолкнуть и потянуть нас в направлении, которое уводит нас от того, чего хотят мужчины вроде Фонтаны. От тех ожиданий, которые он возлагает на меня, моих братьев и, особенно, мою сестру.

Лоренцо замолкает, и я знаю, о чем он думает. Я не спрашиваю, потому что не хочу слышать, как он произносит это вслух.

Как только я снова оказываюсь в своем пентхаусе, в одиночестве, я набираю номер Эммы. Я понятия не имею, дома она или нет, но я хочу услышать ее голос.

— Данте. — В ответ она произносит мое имя, и от того, как оно пульсирует во мне, мне становится больно. — Я все еще на работе.

— Я просто хотел поговорить с тобой. Ты точно не свободна сегодня вечером?

Она выдыхает, и я почти вижу, как она проводит рукой по волосам. Я начал изучать ее движения. Ее причуды. Мелочи, которые делают ее такой, какая она есть. Я хочу узнать их больше. Все. Я хочу знать о ней все, никогда не отпускать ее, решать все ее проблемы, чтобы никогда больше не видеть того страдальческого взгляда в ее глазах, который я увидел той ночью на пляже.

Но она не позволяет мне этого и не говорит, почему.

— Будет лучше, если мы подождем до выходных. Я приеду к тебе, и мы сможем... — она делает паузу, ее голос слегка дрожит. — Тогда мы сможем поговорить.

Поговорить. Как будто я не хочу, чтобы она была голой до или после, или и то, и другое. Как будто кто-то из нас сможет удержать свои руки подальше от другого.

Она хочет притвориться, что это возможно, но я знаю лучше.

— Что-то не так? — Она нерешительно нарушает минутное молчание между нами, и я тянусь к этому, в тот момент, когда она пытается стать ближе ко мне.

— У меня была деловая встреча. С кем-то важным. — Я не хочу называть ей имена, ей не нужно их знать. Впутывать ее в тонкости моего бизнеса может быть опасно для нее.

Тогда зачем вообще было впутывать ее в свою жизнь?

— И все прошло не очень хорошо? — Она делает еще один вдох, и я пытаюсь представить, где она может быть. В комнате отдыха или на улице, в задней части салона.

— Мне захотелось увидеть тебя. Оказаться у тебя дома. Там, где все кажется проще.

Эмма фыркает, и я понимаю, что сказал что-то не то.

— Это тебе все кажется проще. Но мне есть с чем бороться. Я знаю, что ты не захочешь с этим бороться.

Вот тут ты ошибаешься. Но я не говорю об этом вслух. Если она до сих пор не догадалась о моих чувствах, значит, она намеренно притворяется, что не знает. Не может быть, чтобы она не видела этого, не чувствовала, как я прикасаюсь к ней, не слышала, как я с ней разговариваю. Не может быть, чтобы она думала, что не значит для меня ничего, кроме того, что меня кто-то татуирует и трахает, а потом снова уходит до следующего раза.

Она намеренно держит дистанцию между нами, и я думаю, что это потому, что она знает.

— Мне жаль, что сейчас все так сложно, — наконец говорит Эмма, и сожаление в ее голосе звучит искренне. — Но мне нужно идти, Данте. У меня клиент. Поговорим на выходных.

И вот она. Твердая граница, на которую я не могу обижаться, потому что это к лучшему. Но когда телефон замолкает, я чувствую, как меня охватывает боль, и ничто не может ее унять, кроме нее.

Лоренцо четко выразил свое мнение. И в глубине души я знаю, что он прав. Попытка превратить то, что у меня есть с Эммой, в нечто публичное и постоянное приведет к проблемам, с которыми никто из нас не готов иметь дело - особенно она. Это может разрушить то немногое, что у меня осталось от Сицилии.

Но я не готов отказаться от нее.

И мне все равно, кто считает, что я должен это сделать.

ЭММА

Когда я прихожу на работу в пятницу вечером, Рико уже там. И по выражению его лица я понимаю, что он в ярости.

Сначала я думаю, что он подозревает меня в том, что я утаиваю часть чаевых Данте. Это не так уж и много, пятьдесят долларов здесь и семьдесят пять там, достаточно, чтобы покрыть те убытки, которые я теряю каждую ночь, проведенную с Данте на татуировках, из-за вымогательства Рико. И каждый раз, когда я отдаю оставшуюся часть того, что требует Рико, я вспоминаю Данте, сидящего за моим кухонным столом и говорящего мне, что он хочет решить мои проблемы. Я постоянно думаю о том, что он дает мне слишком много денег, и о том, как я отдаю часть из них.

Меня мучают мысли, не поступаю ли я как идиотка, не принимая его помощь. Но если я позволю Данте глубже залезть в мои финансы, в мои личные проблемы, он быстро поймет, что Рико вымогает у меня деньги. И я знаю, как Данте отреагирует на это. Со мной он может быть совсем другим человеком, но он все равно босс мафии. И я могу предположить, как он отнесется к угрозам Рико.

— Эмма. — Он так откусывает от моего имени, как будто у него во рту плохой привкус. — Нам нужно поговорить.

— Хорошо. — Я иду к своей кабинке, ставлю сумку и пытаюсь уделить время тому, чтобы убрать с лица страх. Я не хочу выглядеть виноватой, иначе Рико все поймет.

Сейчас трудно вспомнить, что, хотя мы никогда не были близки, когда-то между нами было уважение. Мое - к нему как к уважаемому художнику, а его - ко мне за мое трудолюбие и стремление. Он всегда следил за тем, чтобы я не затмевала его, но если он не хотел, чтобы я была так же хороша, как он, то хотел, чтобы я была его заслугой. Но теперь здесь только обида и злость. Это нездоровая рабочая атмосфера, и я хотела бы ее покинуть.

Но я ни за что не уйду из "Ночной орхидеи", не испортив свою карьеру.

— Я видел твою фотографию, — прямо говорит Рико, когда мы оказываемся в комнате отдыха и плотно закрываем за собой дверь. — С Данте Кампано. Ты ходила на мероприятие как его спутница.

Это не вопрос. И нет смысла лгать. Я мысленно проклинаю себя за то, что вообще согласилась пойти на гала-ужин, и уж тем более за то, что не нырнула обратно в машину, как только увидела фотографов. Я надеялась, что подобное мероприятие пройдет мимо Рико, но, очевидно, он обращает внимание на вещи, которых я от него не ожидала.

А может, он просто наткнулся на это в социальных сетях.

— Я не знала, что с этим что-то не так, — легкомысленно говорю я, прислонившись спиной к стойке. Я знала, что Рико разозлится, если узнает, но лучше всего вести себя так, будто я не думаю, что что-то должно быть не так. Если я буду строить из себя виноватую, он будет относиться ко мне так же.

А по правде говоря, кроме размывания границ между клиентом и художником, я не сделала ничего плохого.

— Ты сказала, что между вами ничего не было, когда он пришел и нагрубил мне. Что ты понятия не имеешь, почему он так поступил. — Глаза Рико сузились. — Мне не нравится, когда мне лгут, Эмма.

— Тогда между нами ничего не было. — Это, по крайней мере, в основном правда. Было влечение, и Данте, конечно, думал, как его реализовать, но мы еще не спали вместе. Мы вообще не были вместе, и я делала все возможное, чтобы так и оставалось.

— Я тебе не верю. Но даже если бы я поверил, сейчас все ясно. А значит, все шло именно в этом направлении. — Губы Рико сжались. — Я ни черта не могу повесить на Данте Кампано, но как ты думаешь, что будет, если я пойду в полицию и скажу, что узнал, что один из моих художников вломился в мой дом, пока меня там не было? Думаешь, они поверят, что ты этого не делала?

— Я была здесь, так что да. — Я бросила на него взгляд. — Брендан бы меня поддержал.

— А он бы поддержал? Если бы я угрожал его карьере? — В глазах Рико полыхает гнев. — А может, мне не стоит обратиться в суд. Может, я просто разрушу твою карьеру. Я скажу тебе убираться из моего салона, и ты никогда больше не будешь работать ни в одном тату-салоне в приличном городе. Будешь до конца дней своих выводить бродячие марки на спине какой-нибудь деревенщины, пока руки не отвалятся.