И по какой-то причине - возможно, из-за новизны, если не больше, этот факт вызывает у меня почти болезненную эрекцию.

— Если что-то не так, и это окажется на тебе навсегда, я не хочу, чтобы это вернулось и укусило меня. — Эмма делает шаг назад, предлагая мне встать. — Это моя работа. Так что, пожалуйста, иди и проверь ее, и дай мне знать, если захочешь что-то изменить.

Понятно, что она не собирается оставлять мне выбора. Честно говоря, я думаю, что она откажется от работы, если я этого не сделаю. Поэтому я встаю, стараясь держаться от нее подальше, пока иду к лестнице.

— Я вернусь через минуту, — говорю я ей, оглядываясь назад, чтобы увидеть, как она прислонилась к барной стойке, ее взгляд старательно пуст. Не могу сказать, заметила ли она, в каком я состоянии, или нет, у Эммы явно отличный покер-фейс.

Она пожимает плечами.

— Давай.

Оказавшись в ванной, я смотрю на трафарет. Все выглядит безупречно, как я и ожидал, и я не могу придумать, что бы я изменил. Я тянусь вниз, прижимаю пятку ладони к члену, пытаясь заставить его размякнуть, и делаю долгий вдох, в очередной раз задаваясь вопросом, что, черт возьми, со мной не так. Давно уже женщина не доводила меня до такого состояния, и никогда это не было так легко.

Мой член запульсировал под моей рукой, и я на мгновение задумался о том, чтобы быстро потереть его, пока я здесь один. Это сняло бы напряжение, если не больше, а встреча предстоит долгая. Но что-то в идее подрочить, пока Эмма ждет меня внизу, останавливает меня.

В этом, конечно, есть своя привлекательность - небольшой шанс быть пойманным более чем возбуждает. Обычно я не дрочу в уединении собственного дома, это мой пентхаус, и если здесь есть женщина, то она всегда причастна к этому. Но даже этого мерцания дополнительного возбуждения недостаточно, чтобы переступить черту.

Я бы думал о ней, пока делал это, я бы не смог остановиться. И я не могу отделаться от ощущения, что она заслуживает большего, чем это, чем быть предметом моих фантазий, пока она ждет внизу, чтобы сделать свою работу.

Честно говоря, это нелепое чувство. Я ведь даже не знаю ее. Но этого достаточно, чтобы я стряхнул с себя желание и направился обратно к лестнице. Я взрослый мужчина со здоровой сексуальной жизнью. Конечно, я могу провести один вечер с привлекательной женщиной, не испытывая вожделения.

Конечно.

ЭММА

Я смотрю, как Данте поднимается наверх, и благодарна за то, что могу побыть одна, чтобы успокоиться.

Он не мой обычный тип. Я предпочитаю менее пугающих мужчин или, скорее, мужчин, которые не считают себя пугающими. Высокомерное поведение представителей высшего класса на меня не действует. Более того, я обычно нахожу его отталкивающим. Но в присутствии Данте я не могу не почувствовать некое недоумение. Если честно, то даже больше, чем просто недоумение. С того момента, как он повернулся, я была поражена тем, насколько он отвлекающе привлекателен. Не помогло и то, что он снял рубашку. Давненько я не наблюдала, чтобы мужчина хотя бы частично раздевался передо мной, и это мешало сосредоточиться на настройке. То худощавое телосложение, которое я мельком увидела под рубашкой, стало еще более очевидным, когда он снял ее, обнажив подтянутые мышцы, татуировки на руках и гладкие плоскости верхней части груди. У меня возникло желание протянуть руку и прикоснуться к нему, и даже мгновение спустя, даже в чисто профессиональном качестве, я ощутила жар, который показался мне невероятно непрофессиональным.

Он, должно быть, тоже это почувствовал, если толстый гребень, который я увидела, когда он встал, прижался к его ширинке. Я быстро поняла, почему он не решался пойти и проверить трафарет. Но в конце концов, это моя работа. Я напоминаю себе об этом, прислонившись к барной стойке в ожидании его, стараясь выкинуть из головы все неуместные мысли. После сегодняшнего вечера я его все равно больше не увижу, Рико будет заниматься его будущими встречами, и это к лучшему. Особенно учитывая то, кем он является.

Мафиози.

От этой мысли мой желудок скрутило от беспокойства. С тех пор как он назвал мне свое имя, я была на взводе и изо всех сил старалась не думать об этом. Это еще одна причина, по которой я не собиралась наносить ни капли чернил на его кожу, не убедившись, что он доволен дизайном. Я не очень много знаю о мафиозном образе жизни, но имею достаточное представление, чтобы быть уверенной, что несчастливый босс мафии плохо скажется на моем здоровье.

В последние месяцы в моей жизни так много всего происходит. Мне не нужно добавлять к этому что-то еще. На самом деле, если бы Рико потрудился назвать мне имя Данте, я бы, возможно, попыталась возразить против того, чтобы подменить его. Это последнее, с чем мне стоит связываться, последнее, что я должна впускать в свою жизнь.

Строго по делу, снова напоминаю я себе, когда слышу шаги Данте на лестнице, направляющегося обратно вниз. Я заставляю себя вернуться на свое место, снова проверить чернила и иглы, а не любоваться его обнаженной грудью, когда он спускается на первый этаж. Однако я не могу избавиться от воображения, ни от упругих мышц под гладкой кожей, покрытой чернилами, ни от того, как его рельефный пресс образует V-образную форму, исчезая под поясом.

— Все выглядит идеально, — говорит он мне своим ровным, с легким акцентом голосом, садясь обратно. — Ты можешь начинать, когда захочешь.

— Хорошо. — Я трижды проверяю все, а затем поворачиваюсь к нему, и жужжание машины наполняет воздух, когда я перемещаюсь, чтобы встать позади него. — Чем меньше ты будешь двигаться, тем легче будет.

— Я буду сидеть как скала, — обещает он. Хотя я не совсем ему верю, я знала немало мужчин, которые вздрагивали и корчились при первом же ударе иглы для татуировки, но он не дергается, когда я начинаю очерчивать основание татуировки. Данте совершенно неподвижен, как неподвижны мраморные колонны по обе стороны от татуировки, набитой на его спине, и я медленно выдыхаю. По крайней мере, он собирается облегчить мне эту часть работы.

— Твои татуировки на руках очень красивы, — замечает Данте, когда я придвигаюсь к нему, чтобы снова окунуть иглу в черные чернила. — Они имеют какое-то особое значение?

— Цветы - да, — нейтрально отвечаю я, сосредоточившись на контуре, когда провожу иглой по его коже. — Змея - просто потому, что я нарисовала ее и она мне понравилась, поэтому я попросила Рико вытатуировать ее на мне. Хотя, наверное, в этом есть какой-то смысл, именно эта татуировка заставила нас заговорить, и привела к тому, что я стала у него ученицей.

— Как это? — С любопытством спрашивает Данте, и я пожимаю плечами.

— Ему нравились мои рисунки, а я хотела научиться переносить свое искусство на кожу. Ему нужен был новый ученик. Полагаю, я оказалась в нужное время и в нужном месте. Мне повезло.

— Ты талантливая. — Данте слегка поворачивает голову, глядя на меня исподлобья. — Я не удивлен, что он захотел взять тебя.

— Не столько талантлива, сколько годы упорного труда. Я рисовала с детства. Это был просто еще один шаг после долгих тренировок и усилий.

— Я могу это понять, — задумчиво говорит Данте, и мне приходится подавить фырканье. Оглядывая это место, я не могу представить, что ему когда-либо приходилось работать ради чего-то в своей жизни. Все, что у него есть, он, скорее всего, унаследовал от своего отца или заплатил за него, включая пентхаус, в котором я сейчас стою. Пентхаус, который, возможно, стоит больше, чем я когда-либо увижу за всю свою жизнь.

Он не сделал ничего такого, что заставило бы меня обидеться на него, но трудно не обижаться на такого человека. Особенно когда я думаю о груде счетов, которые лежат на моем кухонном столе и насмехаются надо мной каждое утро, когда я собираюсь приготовить чашку кофе.

— У тебя легкое прикосновение, — замечает Данте, когда молчание затягивается. — Мягче, чем у других художников, которые работали со мной.