Еще один удар в бок, и этот удар так сильно бьет меня по ребрам, что я думаю, что мог бы услышать, как что-то треснуло. Я успеваю нанести удар в челюсть тому, кто стоит справа от меня, но за счет кулака, впечатанного в левую часть моей спины, меня отбрасывает вперед.

Я чуть не падаю. Я поднимаюсь на ноги, кручусь, чтобы ударить одного из парней позади меня, но я никак не могу отбиться от них всех. На каждый удар я получаю еще два, и мне кажется, что я с трудом дышу. Я откидываю голову назад, когда один из них попадает мне в нос, другой в челюсть, и мое лицо начинает принимать на себя всю тяжесть их атак. Я вскидываю руку, и в этот момент чувствую жгучую боль в боку и горячую каплю крови.

По крайней мере у одного из них, есть оружие.

— Эй! — Раздается грубый голос одного из мужчин. — Мы не должны были его резать. Ничего подобного!

Воспользовавшись моментом раздора в рядах, я пытаюсь прорваться к своей машине, но их снова слишком много. Двух спорящих недостаточно, чтобы отвлечь остальных троих, и я получаю еще два удара, пытаясь от них отбиться. Один из них сильно бьет меня по колену, и моя нога подгибается, отправляя меня на бетон.

Все, о чем я могу думать, чувствуя, как кулак врезается мне в нос, это то, что они ни за что не убьют меня. У Альтьера не хватит смелости. Но они точно причинят мне боль.

И никто, кроме Эммы, даже не подозревает, что я нахожусь на этой стороне города.

ЭММА

Я в такой ярости от Данте, что едва ли смогу нормально соображать всю оставшуюся ночь. Я отмахиваюсь от вопросов Брендана о нем, говоря лишь, что это клиент, который теперь перешел ко мне от Рико.

Брендан присвистывает.

— Он чертовски горяч.

— Правда? — Я делаю паузу, изо всех сил стараясь выглядеть так, будто говорю правду. — А я и не заметила.

Брендан на это фыркает, закатывая глаза.

— Конечно, — говорит он с сарказмом, но оставляет все как есть, и я благодарна ему за это. Не думаю, что он заметил неуместную ревность Данте или то, как мы оба ворвались в комнату отдыха, оба эти явления совершенно неуместны для двух людей, если они просто клиент и художник. Брендан не глуп. Но он знает, когда я хочу, чтобы меня оставили в покое.

С клиентами и посетителями у меня все просто, и это хорошо, потому что почти все это я делаю на автопилоте. Когда я не перечисляю, как я в ярости на Данте за его высокомерную, высокопарную манеру появляться на моей работе и строить предположения о моих отношениях с Бренданом, я стараюсь не думать о тех мерзостях, которые он нашептывал мне на ухо.

Это практически невозможно.

К тому времени, когда я выхожу в гараж, где стоит моя машина, я раздражена и готова ехать домой. Я голодна, у меня болят руки, и я все еще чувствую слабый пульс возбуждения, который не утихает с тех пор, как Данте загнал меня в угол в комнате отдыха. Мне не нравится, что я собираюсь доказать его правоту, что я ни за что не пойду домой и не распущу свои руки, и что я никак не смогу удержаться от мыслей о нем, пока буду это делать.

Точнее, обо всем том, что он нашептал мне на ухо.

Я подхожу к машине бросаю сумку на заднее сиденье, а затем поворачиваюсь, чтобы взглянуть на рампу под собой. Я почти уверена, что узнаю стоящую там машину. Она похожа на одну из тех машин, которыми я любовалась в гараже Данте.

У кого-то еще может быть "Камаро" 69-го года. Это не самая редкая машина. Но, глядя на нее, я не могу отделаться от внутреннего чувства, что это машина Данте. Но это не объясняет, почему он все еще здесь, если это правда. Он покинул "Ночную орхидею" несколько часов назад.

Может, он планирует последовать за мной домой?

Это параноидальная мысль, я знаю. Данте не подавал мне никаких признаков того, что он преследует меня, не считая того, что появился на моей работе и стал неуместно ревновать после того, как мы провели вместе всего одну ночь. Но это не значит, что он психопат. Правда? Это и тот факт, что он глава мафии. Я представляю, что за человек может быть таким. Собственничество, вера в то, что им причитается все, что они хотят, из-за власти, которой они обладают. Данте уже показал, что ему нужно мое внимание. Он угрожал и обижал Рико, чтобы получить его. Он пришел ко мне на работу, чтобы проверить, как я себя чувствую. Не исключено, что он настолько одержим, что ждет меня здесь, чтобы проследить за моим возвращением домой, даже если мне кажется, что это невозможное тщеславие - думать, что я могу так сильно его увлечь.

Что ж, если он так думает, ему это с рук не сойдет.

Я просовываю один из ключей между пальцами, похлопываю по карману в поисках перцового баллончика и направляюсь к "Камаро". Я не собираюсь ждать и выяснять, действительно ли он собирается преследовать меня, я собираюсь покончить с этим раз и навсегда. Если это действительно Данте в машине и ждет меня, я собираюсь дать ему еще один кусок моего дерьма.

В футе от машины я вижу красные полосы на бетоне. Темные, размазанные, разбрызганные. Сначала все в одном месте, а потом длинными полосами в сторону "Камаро", как будто тело тащили, или оно само ползло. Сердце замирает в груди, кишки сжимаются, и я почти поворачиваюсь, чтобы уйти.

Это что-то другое. Что-то, во что я не должен быть втянута.

Но я продолжаю двигаться вперед, почти против собственной воли, пока не смотрю в окно "Камаро" со стороны водителя.

— Черт! — Я произношу это слово вслух, прикрывая рот рукой. Все мысли о том, что меня могут преследовать, вылетают из моей головы, потому что, хотя Данте и находится в машине, все совсем не так, как я думала.

Он облокотился на центральную консоль, либо без сознания, либо почти без него. Его лицо в синяках, багровое, а нос распух. Кровь стекает по губам и подбородку, глаза опухли. Я не могу сказать, все ли еще в порядке, но ясно, что он тяжело ранен.

Как только я вижу его в таком состоянии, все мысли вылетают у меня из головы. Все, о чем я могу думать, это добраться до него.

Я распахиваю дверь и тянусь к нему, прежде чем успеваю остановить себя. Моя рука скользит по его затылку, когда я пытаюсь поднять его. Мне нужно знать, что он очнулся, что он дышит.

— Данте? — Его имя вырывается у меня с заиканием, а мой взгляд скользит по его избитому лицу. Все это слишком тяжело воспринимать, и мой пульс учащенно бьется, пока я пытаюсь определить, насколько серьезно он ранен. — Данте!

Он стонет от боли, но ничего не говорит. Кажется, что он пытается открыть глаза, но не может, но я не уверена.

— Данте...

Еще один стон, и меня охватывает паническое чувство. Я не знаю, что делать. Я не могу оставить его здесь.

Даже если помощь ему может добавить еще больше проблем в мою и без того сложную жизнь.

Может, все не так плохо, говорю я себе, пытаясь понять, что делать. Может, его ограбили. Такое случается. Но даже я вижу, что по жестокости это выходит за рамки обычного ограбления в большом городе. Не говоря уже о том, что если люди, которые это сделали, были просто ворами, то почему они не забрали его машину? Если бы они знали кого-то, у кого есть приличная мастерская, они могли бы заработать кучу денег на том, на чем ездит Данте.

Он никак не может сам отвезти себя в больницу. И я никак не могу пересадить его на пассажирское место с той стороны, на которой я нахожусь. Я прикусываю губу и тянусь к карману Данте, чтобы достать ключи. Вынимая их, я слышу, как он что-то бормочет израненными губами, но не могу разобрать, что именно.

— Не пытайся ничего сказать. — Я обхожу машину и открываю пассажирскую сторону. — Прости, это, наверное, будет больно...

Данте - высокий мужчина, намного тяжелее меня, и в полубессознательном состоянии его почти невозможно сдвинуть с места. Я просовываю руки ему под мышки и пытаюсь затащить его обратно на пассажирское сиденье. Это означает, что мне придется тащить его поперек, и я слышу его болезненные стоны, когда пытаюсь переместить его так, чтобы он в основном лежал на сиденье. К тому времени, как мне это удается, мои руки уже в крови, и, закрывая дверь, я смотрю на них, чувствуя смутную тошноту. Я бы подумала, что, будучи мастером татуировок, кровь меня не беспокоит. Но это совершенно другой вид крови.