Великан отпустил педаль, вращавшую точильный камень, и отвернулся.

– Вы нашли его? – спросил он, вытирая пот.

– Нет. Пока нет.

После нескольких секунд замешательства мужчина кивнул:

– Он не мог уйти очень далеко. Продолжайте искать его и быстро верните мне. Мы не можем больше ждать.

Ладу кивнули и оставили его одного тонуть в своих муках.

Паола Эрриу сильно надавила, и в конце концов подруга Долорес заговорила. То, что она сказала, полностью обескуражило следователя. Паола поблагодарила ее и, взяв данные для проверки показаний, которые для верности записала на диктофон, вернулась к своей машине.

После этого откровения ей нужно было как можно скорее поговорить с Ниедду, поскольку было весьма вероятно, что они поймали крупную рыбу. Она снова попыталась дозвониться до него, но безрезультатно.

«Что, черт возьми, происходит?» – подумала Паола.

Она опять позвонила в комиссариат. Его прямой номер не отвечал, поэтому Паола позвонила Ассунте.

– Привет, Ассунта, это я. Есть новости насчет Ниедду?

– Нет, Паола. Он не появлялся, не звонил, не слал сообщений.

– Хорошо. Увидимся позже.

Она уже собиралась заводить машину, когда ее мобильный завибрировал.

– Наконец-то, черт подери, – сказала она, выхватывая его из сумки.

Но это был не тот, кого она ожидала. Звонил ее адвокат, о котором Паола не слышала больше года. Она нахмурилась и ответила.

– Привет, Паола. Я не вовремя? Можешь уделить мне минутку?

– Я… Да, конечно. Слушаю.

– Слушай, сегодня утром я получил заказное письмо на твое имя. Оно было прислано мне как твоему поверенному, в копии стоял нотариус.

– Судебные дела?

– Нет-нет. Это завещание.

– Завещание? У меня никто не умирал.

– Маурицио Ниедду, житель Карбонии. Он фактически оставляет тебе все свое имущество. Дом, немного земли, деньги…

– …

– Паола? Ты здесь?

– Он мой начальник, но он жив, – растерянно ответила женщина.

– Не знаю, что и сказать. Я только что переслал все на твою почту. Есть и личная записка, адресованная тебе.

– Что там написано?

– Цитирую: «Не повторяй моей ошибки. Бросай эту дерьмовую работу и наслаждайся жизнью». Ничего больше. Что я должен…

Паола Эрриу оборвала разговор, завела двигатель и, визжа шинами, понеслась к дому комиссара.

– Пожалуйста, шеф, только не эта глупость, – умоляла она.

Когда Раис и Кроче вошли в комнату, то по смеси дюжины различных лосьонов после бритья, пота, застоявшегося запаха еды и кофе, перегретого воздуха и дыма от тайно выкуренных сигарет они поняли, что следователи спецкоманды работали всю ночь.

– Какой приятный запах, – прокомментировала Мара. Со своей обычной протяжной интонацией она сказала что-то на диалекте. Видимо, коллеги были тронуты ее словами, потому что через несколько секунд открыли окна, чтобы проветрить помещение.

– Могу я узнать, что ты им сказала? – спросила Ева.

– Нет, лучше тебе не знать. Я хотела бы сохранить ту крупицу достоинства, что у меня осталась, – ответила Раис, улыбаясь в сторону.

Они подождали, пока Фарчи закончит разговор с одним из следователей, и подошли к нему.

– Вот, пожалуйста, – сказала Мара, протягивая ему стопку бумаг. Это был отчет о слежке за антропологом, который руководство попросило переправить на верхние этажи.

– Отлично, – оценил Фарчи, быстро проглядев их. – Есть новости?

– Пока ничего особенного. Но будем надеяться, что уже сегодня днем прибудут какие-нибудь новые детали с киберслежки и от криминалистов.

– Нам это нужно, как манна небесная, Кроче, потому что мне необходимо перебросить несколько человек из команды.

– Почему? – спросила Мара.

– Ограбление инкассаторской машины. Профессиональное. Вмешался полицейский, не бывший на дежурстве: его ранили, а он убил одного из грабителей. Остальные бежали.

– Дерьмо… Сколько человек нас покинут?

– Как минимум пятеро-шестеро.

– Хорошенький кусок отрежут…

– Вице-квестору хотелось бы еще больше, потому что, с его точки зрения, дело Мурджа закрыто.

– Я бы не стала так волноваться. Pagu genti, bona festa, – прокомментировала Раис.

– Это что означает? – сказала Кроче.

– Лучше меньше, да лучше, примерно так, – перевел Фарчи. – Когда вы хотите вернуться к профессору?

Ева уже собиралась ответить, когда в заднем кармане джинсов завибрировал ее мобильник.

– Извини, – сказала она. – Это Паола Эрриу.

– Ответь, конечно.

– Привет, Паола.

Раис и Фарчи увидели, как инспектор побледнела и пробормотала несколько неразборчивых слов.

– Эй, что, черт возьми, происходит? – спросила Мара.

Ева опустила трубку и в смятении пробормотала:

– Речь о Ниедду.

Не все убийства одинаковы. Некоторые остаются с вами навсегда. Вы носите их внутри, как шрамы. Через несколько лет они перестают причинять боль и заявлять о себе, становясь частью вас. Рубцовая ткань затягивается до такой степени, что вы в конечном итоге не обращаете на нее внимания. Но достаточно одной детали, запаха, взгляда или слова, чтобы разбередить рану, открыть ящик Пандоры, который почти все следователи носят внутри, высвобождая разъедающие воспоминания и подкрадывающееся, как кишечный червь, чувство вины. И сколько бы километров, физических или душевных, вы ни прокладывали между собой и делом, оно всегда найдет вас, как беспокойный дух, который мучает, чтобы добиться справедливости. Он стоит с вами в очереди у кассы супермаркета, наблюдает за вами, пока вы ждете приема у врача; вы чувствуете его присутствие за спиной, пока ужинаете с семьей. Он преследует вас с той же мукой, с которой преследует любовь, на которую вы не осмелились. Жажда правды со временем ослабевает, но не у тех душ, что обречены на вечную ночь, которую вы должны осветить. Это ваша работа. Или, может быть, нечто большее: то, кем вы являетесь. То, для чего вы, как вам кажется, рождены. Ваша миссия. Ваш приговор. И если вы попытаетесь забыть духов убитых, они не дадут вам уснуть. Вы замечаете их у изножья кровати. Они шепчут о вашей слабости. Они обвиняют вас в том, что вы сдаетесь. В конце концов, они сводят вас с ума, и вы сделаете все, чтобы их прогнать. Все, что угодно.

Баррали очень хорошо знал эту одержимость, потому что прожил с ней более сорока лет. Глядя на труп своего старого коллеги в ванне, залитой кровью, он задумался о болезни, что заразила Маурицио. Первородный грех, как он это называл: тот первый насильственный контакт с тьмой, который знаменует собой перелом в жизни полицейского. Как бы то ни было, убийство Долорес, должно быть, пробудило в Ниедду плохие воспоминания, демонов, которых он так и не смог победить. К тому времени тьма взяла над ним верх.

Баррали перекрестился и вернулся на кухню, где Раис и Ева пытались утешить Паолу Эрриу – та находилась в шоковом состоянии.

– Он написал что-то перед смертью? – спросил Морено Кроче.

Инспектор показала ему сообщение, которое ей переслала Паола.

Баррали мрачно кивнул. Затем положил руку на плечо плачущей женщины и прошептал ей, чтобы она была сильной. Когда он вышел из дома, два инспектора последовали за ним.

– Вы когда-нибудь видели такое?

– Почему ты спрашиваешь меня об этом? – опешил Морено, бросив вопросительный взгляд на Мару.

– Потому что ты не выглядишь сильно удивленным, Морено. Кажется, что ты этого ожидал, – сказала Раис. В тот момент она обменяла бы свою почку на сигарету, но обещание, данное дочери, победило эту тягу.

– Только один раз, – ответил полицейский. – Несколько лет назад.

– Все эти фотографии Долорес… Как будто он искал искупления, – сказала Ева.