– Не бойся… Здесь жили и укрывались наши предки.

– Как давно? – спросил юноша.

– Шесть, семь тысяч лет назад. Может быть, даже больше.

– Зачем мы пришли сюда?

– Ты задаешь слишком много вопросов, парень. Молчи и иди за мной.

Микели повиновался. В абсолютной тишине он последовал за отцом, который двигался во мраке пещер, уверенный, как одна из летучих мышей, шелестящих вокруг него. Через несколько минут Бастьяну остановился и отошел в сторону, чтобы позволить сыну посмотреть вниз из каменистой впадины.

Микели взял в руку факел и, осветив пространство перед собой, посмотрел вниз – и почувствовал, как у него перехватило дыхание.

– Думаешь, поэтому у них не было детей? – спросила Мара, нарушая тишину, возникшую между ними после ухода Грации Лой. – Из-за этого дела?

– Да, может быть, – ответила Ева, сидящая рядом с ней на скамейке, и ее взгляд скользил по утопающему во мраке городу. – На месте Грации я бы дважды подумала, прежде чем завести ребенка, зная, что мой муж постоянно ищет что-то в мире тьмы и насилия… Но кто знает, может быть, у них и не было такой возможности.

– Слушай, только я чувствую себя куском дерьма, или…

– Нет, я тоже, Раис.

– Бедняга Морено…

– Да… Думаешь, нам стоит рассказать Фарчи? – спросила Кроче.

Мара задумалась на несколько секунд. Наконец произнесла:

– Я не знаю… Это… Болезнь Морено в любом случае ничего уже не меняет. Все зацепки по двум убийствам уже очень старые… Я уже жалею, что согласилась.

– Как ты думаешь, откуда это стремление докопаться до истины, найти виновного или разгадку? Тебе не кажется, что это слишком? – спросила Ева. – Эта навязчивая потребность.

– Что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Милочка, я не знаю…

– Если б мы рассказали об этом Фарчи, он, вероятно, приказал бы нам не привлекать его к расследованию.

– Думаю, да.

– И это убьет Морено даже быстрее, чем рак.

– Но если мы скроем это от него и он каким-то образом узнает, Фарчи нас убьет.

– Дилемма…

– Давай так: поспим, а завтра посмотрим, что делать, – сказала Раис, вставая. – Мне нужно забрать Сару.

– Есть какие-нибудь новости о Долорес?

– Пока ничего.

– Что ты думаешь на этот счет?

Мара нахмурилась:

– У меня плохое предчувствие… Очень плохое.

– Значит, не у меня одной, – сказала Ева перед тем, как попрощаться.

Они оказались в каком-то обширном подземном святилище: палеолитическом некрополе, скальном амфитеатре, состоящем из сотен выдолбленных из трахита кубов с узкими дверцами, в каждой из которых помещалась однокамерная шахтная гробница.

– Пойдем вниз, – прошептал Бастьяну, словно не желая нарушить неподвижность и тишину, царившие в пещерах; там внизу время словно застыло, остановилось тысячелетия назад.

Микели осветил вестибюли галерей, украшенные спиральными мотивами, волчьими зубами, покрытые красной охрой – цветом возрождения, – рогами, ложными дверями, символизирующими вход в загробную жизнь, и некоторыми символами Богини-Матери, которые юноша видел в музее. Предки соорудили ниши для размещения подношений и принадлежностей умерших: вазы, ожерелья, статуэтки, оружие и маски украшали гробницы. Юноша потерял дар речи. Он ощущал присутствие сущности, лежащей в основе всего, магнетической силы, которая проходила через него из стороны в сторону и призывала к себе. Катакомбы шли через лабиринт разломов горного чрева; эти глубины тревожили его, но в то же время он был смертельно очарован ими и хотел узнать, куда они ведут.

– Здесь покоятся наши предки, – пробормотал Бастьяну.

Микели кивнул, все еще недоверчиво; он и представить себе не мог, что их земли лежат на доисторическом могильнике такого размера и что их род такой древний.

– Пойдем, – сказал отец, кладя руку ему на спину, приглашая идти вперед. – Мы только в начале пути.

Они продолжали свой путь, минуя погребальные камеры, которые постепенно становились все больше. Изменились даже рисунки на камне: теперь преобладали барельефы с мотивами подсвечников, изображения черепов, поставленных охранять сон усопших, и антропоморфные фигуры с бычьими рогами. Чем дальше они шли по склону, ведущему их все глубже, тем более нездоровым и временами непригодным для дыхания становился воздух. Когда парень собирался признаться отцу, что ему нужен перерыв, чтобы отдышаться, Бастьяну взял у него из рук факел и зажег большую двухметровую чашу, составлявшую конечную часть некрополя.

– Это тебе ничего не напоминает? – прошептал он.

Перед ними на жертвенном алтаре со спиральным рисунком возвышалось безупречное изображение Богини-Матери в натуральную величину. Однако она отличалась от статуэтки, которую они видели в музее, и не только высотой; даже цвет и материал были совершенно непохожи. Богиня, которая, казалось, наблюдала за ними, была маслянистой, полупрозрачной и черной: типичные свойства обсидиана, из которого она была сделана.

Микели осознал, что поток, который он почувствовал, когда ступил в пещеры, исходил от статуи. Он не замечал, но его лицо было залито слезами. Юноша ощущал перед собой не камень, а живое существо, высвободившее сверхъестественную, вечную и неизменную силу.

– Вот кто такие Ладу, сын мой. Мы были хранителями Богини с незапамятных времен, – сказал Бастьяну на языке предков. Этот язык имел вес древности, что чувствовалось в каждом слове. – Это наша миссия. Сохранять это место, почитать Мать, кормить ее, когда она голодна.

– Кормить ее? – спросил парень, не сводивший глаз с Черной Богини.

Бастьяну схватил его за руку, вырвав из экстаза, и заставил приблизиться к скалистой стене за статуей.

Предки выбили на широком гребне звездную ночь, а внизу, на земле, – что-то вроде женских фигур, склонившихся в почти звериной покорности со сложенными за спиной руками. Они были нагими, а их лица покрыты чем-то вроде козьих черепов. Из горла текла кровь, нарисованная на камне красной охрой. Множество женщин склонились перед барельефом статуи Черной Богини, на которую текла кровь дев – она, словно вода, пропитывала корни растения.

Бастьяну поднес факел еще ближе к изображениям, указав сыну на антропоморфную фигуру, лицо которой было скрыто звериной маской, напоминающей быка; существо, одетое в мех животного, стояло перед Богиней, держа клинок.

– Это su mazzamortos, проводник душ. Когда Мать голодна, мы кормим ее. Мы всегда так делали, с тех пор как тысячи лет назад был создан этот приют, – объяснил Бастьяну сыну. – Мой дед, отец, а потом и я были mazzamortos. Теперь твоя очередь…

Маурицио Ниедду с некоторым удовлетворением наблюдал, как Аделе Маццотта, судья, ведущая дело, бледнела все больше и больше с каждой секундой. Она была сбита с толку, рассматривая кабинет лидера секты.

«Ты должна была раньше почесаться, сука», – подумал он.

Когда женщина сказала, что ей нужно на секунду прийти в себя и подышать свежим воздухом, комиссар понимающе кивнул и, воспользовавшись случаем, сфотографировал на мобильный телефон то, что он нашел, в том числе стены и маски, и отправил снимки Маре Раис. «Это дом Мелиса, лидера секты Нураксия. Тебе это ничего не напоминает? Пока между нами. Думаю, нам надо увидеться», – написал он в дополнение к снимкам.

– Все в порядке? – спросил полицейский, выходя к Аделе.

– Расскажите еще раз, как вы узнали об этом, – сказала женщина, пытаясь восстановить свой авторитет.

– Телефонный звонок. Человек, который выгуливал свою собаку, услышал шум, доносящийся из дома, и сказал, что видел человека, выбегающего из дома. Мы отправили наших людей, которые обнаружили явные следы взлома. Двое офицеров вошли, чтобы посмотреть и убедиться, что никто не пострадал, увидели граффити и все такое. Потом доложили мне, – объяснил Ниедду, не сказав, что звонивший – его бывший коллега, которого он должным образом проинструктировал, что говорить.