– Возможно. Проблема в том, что казарменный архив и склад вещественных доказательств сгорели. От артефактов, найденных на месте преступления в Су Темпесу, осталась лишь горстка пепла.

– Дерьмо… Значит, ты думаешь, что между убийством и взрывом могла быть связь? – спросила Раис.

– Не знаю… Это не было установлено. Но уничтожение вещественных доказательств и неопознанное тело способствовали тому, что дело отправили в архив. После пожара жители Оруно больше не открывали нам двери, опасаясь, что даже простая болтовня с копами может создать им проблемы с бандитами или с теми, кто поджег казармы.

– А ты что думаешь по этому поводу? Думаешь, они знали, кто эта девушка? – спросила Раис.

– Возможно, я ошибаюсь, но инстинкт всегда говорил мне: нет.

– Значит, она могла быть не из их общины?

– Не знаю, Кроче. Повторяю: я не уверен, но что-то мне подсказывает, что так оно и было. Девушка не местная.

– Тогда зачем ее так убивать?

– Это вопрос на миллион долларов, Раис, – сказал Баррали. – Я был двадцатитрехлетним юношей без опыта, а Кантарутти и другие не только вели себя так, как будто их все это не волнует, но, наоборот, еще больше все усложняли, нажив себе врагов в общине, в которой и так правил закон омерты. Кроме того, ни судебные органы, ни кто-либо еще не занимался всерьез делом этой девушки. Всех волновало другое.

– Отпечатки пальцев? – спросила Ева.

– Карабинеры и те, кто нашел тело, сходили с ума, чтобы найти хоть что-то. Те немногие улики, которые нам удалось связать с нашим делом, ни к чему не привели. Мы, конечно, взяли и отпечатки девушки, но это была пустая трата времени.

– Что показало вскрытие? – спросила Ева.

– Девушке было от восемнадцати до девятнадцати лет. Причина смерти: обескровливание от глубокого разреза яремной вены. Лезвие не менее десяти сантиметров в длину. Чистый, профессиональный разрез.

– И, я полагаю, это подтверждало тезис, что убийца был пастухом, – сказала Раис. – Кто-то, кто привык забивать коз и свиней.

– Точно.

– Преддверие храма было основным или второстепенным местом преступления?

– Основным. Судя по крови на камне, судебно-медицинский эксперт сделал вывод, что девушка была убита там около полуночи.

– Значит, ее не переносили… Как ты думаешь, это дело рук одного человека или нескольких? – спросила Ева.

– Я всегда думал, что это один человек. Место было довольно уединенным, поэтому он смог спокойно инсценировать ритуал и обставить место преступления, как говорят сегодня криминалисты, затратив столько времени, сколько ему было нужно.

– Разрезы на спине? – продолжила Раис.

– После смерти, – сказал Баррали.

– Значит, жертву не пытали, – заключила Кроче.

– Судя по заключению судебно-медицинского эксперта, похоже, что нет. Преступление, несомненно, было жестоким, но садистская составляющая почти полностью отсутствовала.

– Признаки сексуального насилия?

– Никаких. Девушка была девственницей… Единственными признаками физического насилия были растертые раны на запястьях – скорее всего, сначала пеньковая веревка, а потом проволока. Вскрытие больше ничего не выявило.

– Токсикологические анализы? – спросила Раис.

– Они были предоставлены более чем через месяц из-за множества бюрократических неурядиц и задержек в лаборатории. Честно говоря, я всегда боялся, что они вообще не наши. Но образцы крови были чистыми: она не была отравлена или под наркотиками.

Ева и Раис переглянулись, полные беспокойства: работа в отделе нераскрытых преступлений в большинстве случаев означала работу с делами, которые было трудно раскрыть из-за того, что прошло много времени, исчезли свидетели и следователи, многие за эти годы успели умереть… и из-за разложения вещественных доказательств. Это убийство было омрачено тайнами, которые за десятилетия стали еще более недоступными. Поэтому было немыслимо полагаться на криминалистику, чтобы расследовать дело.

– Когда дело закрыли, что ты сделал? – спросила Ева.

– Я пытался оказать давление и потребовать дополнительных расследований.

– Тебе разрешили?

Морено Баррали язвительно улыбнулся и покачал головой:

– Нет, они перевели меня в Кальяри в наказание за то, что я осмелился диктовать моему начальнику, как работать.

Повисла зловещая тишина.

– Итак, давайте разбираться: расследование закрыто, тебя отправили в Кальяри, все умывают руки, а убийца-психопат остается на свободе? – недоверчиво сказала Раис.

– Убийца не является или не был психопатом, – сказала Ева.

– Прошу прощения?

– Подумай сама: каков классический клинический профиль психопата? – Ева спросила напарницу, прежде чем ответить самой себе: – Субъект-манипулятор, жаждущий внимания, самовлюбленный, патологический лжец, тщеславный, без совести, без сочувствия, тот, кому быстро становится скучно, обаятельный, интуитивный, который оказывается предателем, когда ему мешают, который страдает импульсивностью и имеет хищнические инстинкты…

– Эй, ты прям моего бывшего описываешь, – сказала Раис, чтобы снизить градус напряжения.

– Дурочка… Из картины, описанной Морено, и из элементов, присутствовавших на месте преступления, я не вывожу ничего, что заставляет меня думать о таком человеке, – сказала Кроче. – Здесь мы, безусловно, имеем дело с организованным убийцей, холодным и расчетливым, но личность его почти полностью оторвана от убийства. Он следует четкому ритуалу, маниакально придерживается его. К тому же, если здесь не имеется других смыслов, тот факт, что он накрыл жертву овчиной, кажется чуть ли не признаком сочувствия, заботы. Знак человечности, совершенно не связанный с психопатическим типом, не так ли?

– Я согласен с Евой, – сказал Баррали. – Он, безусловно, bestia de sàmbene frittu[73], но я не думаю, что он действует под влиянием хищнического инстинкта или сексуального импульса.

– Мы знаем, как он убил, но не знаем почему, и причину можно установить, только расшифровав тотемный аспект ритуала, который он совершил, – продолжила Ева.

– А простыми словами? – сказала Раис, раздраженная профессорским тоном коллеги.

– Чтобы поймать такого убийцу, нужно не понимать, как он думает, а узнать, во что верит… Ты долго изучал дело, Морено.

– О да.

– Что означают эти маска, пинтадера, священный элемент в виде нурагического источника?

Морено ощутил головокружительное чувство неотвратимости. Он знал, что его коллеги стоят на краю пропасти; как только они сделают еще один шаг, расследование поглотит их, как это случилось с ним. В эту секунду они еще могли спастись, и это налагало на него огромную ответственность.

– Вы действительно хотите продолжать? – спросил он их. Обе кивнули, переполненные любопытством.

– Хорошо, – сказал полицейский. – Но я не хочу обсуждать это здесь. Грация запретила мне приносить эту неприятную историю домой… Давайте сядем в машину и проедем несколько километров. У меня есть место, где мы можем поговорить о деле более спокойно.

Две женщины обменялись растерянными взглядами, но все же решили ехать с ним.

Из района Капитана через несколько минут трое добрались до места под названием Ис Морториус. Они ехали по дороге 17 на машине Мары в направлении Вилласимиус.

– Ис Морториус… и число cемнадцать[74]. Ты не мог выбрать более подходящего места, а, Морено? – сказала Раис, припарковав «Альфу» возле домов, стоящих на скалистом холме, в окружении опунций и сухих кустарников, в нескольких шагах от берега; дома, выветренные солью и сыростью, казались предоставленными самим себе. Это место было призрачным даже средь бела дня.

– Почему такое мрачное имя, Морториус? – спросила Ева. – Что это значит? «Похороны»[75]?