— Перед тобой — самая известная из Потерянных, — поведал парень, когда мы отошли подальше. — Одна из сноходцев, что потеряли человечность и слились со своими феями. Пример того, что может случиться с нами, если мы умудримся как-то потерять самих себя. И да, поскольку у нее нет ограничений человеческого мозга и тела, она чертовски сильна. Так, на случай, если одного почтения к мертвым недостаточно.

— Это и Болтушке понятно, — кивнул я на свою фею, что и правда ничего тут не трогала, — Но реально, человек может стать… таким?

Кажется, я слышал о потерянных краем уха, но мне никто никогда не объяснял, что это. И уж тем более, я их не видел. От мысли, что хранительница кладбища была человеком у меня аж потроха скручивались.

— Особо не парься. Каждый из потерянных вначале сошел с ума, а потом «потерялся». И то большинство сумасшедших сноходцев все же в психушке, или, если опасны, в Домне, Потерянных по пальцам пересчитать можно. Вероятность стать таким почти нулевая, тем более, с твоей феей.

«Причем тут Болтушка-то?»

— Какая скучная, — тем временем фыркнула вышеозначенная фея. — И чего она ревет-то?

— Потому что в этом её суть, — вздохнул Джин

— Не понимаю, — пожала она плечами. — Можно же просто не грустить.

— Не все так могут, — решил я не продолжать этот разговор.

Свежие надгробия появляются тут. Мы начали обходить каменные плиты в поисках нужного имени, но за полчаса ходьбы так никого и не нашли. Ни я, ни Джин, ни даже Болтушка не обнаружили ничего.

— Значит, он все же еще жив. Его еще можно спасти?

— «Жив» не значит «в порядке». Некоторые твари и оторванную голову могут заставить существовать.

— Даже думать не хочу кто и как, — поморщился я. — Куда теперь?

— К гоблинам. У них «должок» перед нами. Пойдем стрясем.

— Ух! Круто! — обрадовалась Болтушка. — Еще резня!

— Какая же ты кровожадная, — покачал я головой. — Ну пошли.

Двинулись к выходу с Кладбища.

Место вроде безопасное, но находится тут мне очень не хотелось. Вся эта аура уныния и отчаяния мне не нравилась и хотелось поскорее уйти. Уж лучше гоблинов убивать, чем тут депрессию разводить. А я в депрессии бывал, снова туда не хочу, но в голову все равно лезут неприятные мысли.

— Это все ты виноват!

Встряхнул голову и отбросил неприятные воспоминания.

Уж об это мне думать точно не хотелось. Равно как и о этих «Потерянных», что сошли с ума настолько, что перестали быть людьми.

Жутко все это.

— Ладно, Джин, как будем действовать? — спросил я, когда мы приближались к воротам. — Джин… Джин?

Резко оборачиваюсь и вижу, что парень отстал от меня и остановился, смотря на что-то.

Быстро подходу к нему и тоже глянул.

Недалеко была статуя. Обычная такая, что выглядит как маленький мальчик, которого обнимали родители. Он уснул на их руках и радостно улыбался, а его мама и папа закрыли глаза и крепко прижали малыша к себе.

Джин же смотрел на это и словно пропал куда-то.

— Эй, Джин, очнись! — потряс я его.

Тот вздрогнул и посмотрев на меня сразу же отвернулся и стал вытирать лицо.

— Все в порядке, — заговорил он. — Не обращай внимание.

Я же молча смотрю ему в спину.

— Ты как?

— В норме, — постарался он выглядеть таким же самоуверенным и веселым как раньше, но по лицу видно, что ему это сейчас дается с трудом. — Двинулись отсюда. Тут ужасно скучно.

Он прошел мимо, а я еще раз взглянул на статую и увидел на ней знакомую надпись:

'Мы помним!

Мы тянемся к луне и звездам, чтобы хоть немного коснуться небес и вновь быть с теми, кого потеряли тогда. Мы вас не забудем и верим, что вы когда-нибудь вернётесь. Пусть под другими лицами и именами, но когда-нибудь, мы вновь будем вместе' 2039 год.

Память о 2693 погибших.

Та же самая надпись, что стояла под монументом в Парке Памяти в честь погибших в той катастрофе восемь лет назад. Только сейчас я обратил внимание, что эта статуя несколько отличалась от всего вокруг.

Все эти надгробия и склепы будто сами собой выросли из темной травы, а вот эта статуя как будто кем-то поставлена тут. Если на плитах имена были словно вырезаны, то тут стояла каменная дощечка, прикрученная на металлические болты. Сама статуя практически не была опутана лозами и цветы лишь и пьедестала стелились, но никак не задевали её. Словно она тут… что-то инородное.

— Что… случилось тогда? — спросил я. — Восемь лет назад?

Джин остановился и некоторое время молча стоял ко мне спиной.

— Об этом не пишут и всячески скрывают, — ответил он. — Официально — буйство стихий, к которому были не готовы власти города. Аномальная погодная активность, что вызвала чудовищные разрушения и массовые жертвы… Но все это ложь… лишь одна из причин, почему многие так ненавидят Мэрию… ведь они допустили это… не предугадали, что такое может случится…

Парень сжал кулаки и заскрежетал зубами.

Его словно распирало изнутри от злости и горя.

— Прости, я не должен был спрашивать.

— Нет, — он покачал головой. — Лучше тебе все же знать. Тогда ты лучше поймешь, почему некоторые решили пойти в Волонтёры или даже Гильдию.

Он снова порвался и проглотил ком в горле, а затем подошел к статуе и грустно вздохнул.

— Когда человек «Проваливается в Мельхиор» это всегда сложное событие. Смерть от рук тварей или обретение невероятных способностей… За таким сейчас следят и стараются не позволять людям после подобного оставаться в неведении… Но так было не сразу… Говорят, что техника безопасности на предприятиях написана кровью. Тут тоже самое…

Он опустил голову:

— Что случится если в один период в Сон провалится несколько тысяч человек?

— Ты хочешь сказать…

— Начался… Ад…

— Котик, хватит дремать, — послышался ласковый голос мамы, и её теплая рука растолкала мальчика.

— Прости, мам, — зевнул он, стараясь поудобнее усесться на заднем сидении автомобиля.

— Что-то в последние дни ты много в облаках витаешь и спишь на ходу. Ты не заболел? — заволновалась она.

— Вроде нет.

— Все с ним хорошо, милая, — сказал папа за рулем. — Просто из-за переезда и смены часового пояса происходит адаптация. У детей с ней есть сложности.

— Понимаю, просто… в последнее время слухи всякие ходят, вот и волнуюсь.

— А мне точно нужно сегодня в школу? — спросил Джин. — Я там так ни с кем и не подружился.

— Мы всего пару недель в Найзельберге, малыш. Еще найдешь себе друзей, а потому не нуди и не спи. Скоро приедем.

— Мне в туалет хочется…

Папа все же остановил машину у общественного туалета и стал ждать, когда Джин сделает все дела. Мама не отходила от него и словно старалась быть рядом. Мальчик что-то слышал, что в городе не спокойно и теперь папа подвозит его на машине, но не придал этому значения.

— Я все, мам!

— Ручки помыл, Котик?

— Угу, с мылом.

— Молодец. Пойдем. Папа уже заждался нас.

Взяв его за руку, они вышли из помещения и двинулись в сторону машины. Папа стоял рядом с автомобилем и курил, ожидая их. Он улыбнулся, когда они появились.

— Пап, мы уже…

Неожиданно мама резко потянула его за руку куда-то вниз.

Это оказалось так странно, что мальчик едва не упал.

Что-то мокрое упало на него и обдало с головы до ног.

— Ой. Фу! Что это? — спросил мальчик, когда оказался облит чем-то красным. — Мам?

Он обернулся, но не увидел маму… только красное пятно рядом с собой…

Но его пальцы все еще сжимали что-то и…

Джин смотрел на руку… женскую кисть в своей руке… но без остального тела. Он увидел мамину руку, кольцо на безымянном пальце…