Это звучит точно так же, как и раньше, как будто и не прошло столько времени.

Тео вздрагивает, ее глаза блестят в последних лучах.

― Верно, ― говорит она. ― Именно так ты и сказал.

― Почему я был таким ослом?

В агрессии не было необходимости. Но теперь я снова слышу это в своем тоне… Осторожно, Махони… Это желание, которое она у меня вызывает…

― Могу я тебе кое-что сказать? ― говорит Тео.

Кончики ее пальцев скользят вверх и вниз по моему бедру.

― Позже той ночью, в постели… это был первый раз, когда я… ну, ты понимаешь.

Я ловлю ее блуждающие пальцы, крепко сжимая их в своей руке.

― Ты серьезно?

― О, да, ― говорит Тео, заливаясь румянцем.

― У тебя был самый первый… опыт… когда ты думала обо мне?

― Ну… думала о том, как твоя рука приземлилась на мою грудь.

― Эта рука? ― Я просовываю ее в декольте платья и обхватываю ладонью теплую, голую грудь. Это левая грудь, та самая, которую я трогал тогда.

И да, конечно, я помню то ощущение внезапной и дразнящей мягкости, безошибочной несмотря на то, что это было совершенно неожиданно, вдруг из ниоткуда в моей руке оказывается девичья грудь. Возбуждение обрушилось на меня, как удар молота. Кто знает, что бы я сделал, если бы мы не находились в переполненном коридоре…

А сейчас мы одни в машине. Сосок Тео твердый, горячий и напряженный, когда я провожу по нему большим пальцем.

Моя рука лежит на ее груди, прижимая ее к сиденью. Ее глаза встречаются с моими, словно мы сцепились в схватке. Я сжимаю ее сосок пальцами. Губы Тео раздвигаются, и она дышит быстро и неглубоко.

― Мы не можем, ― говорю я, пока ее глаза заволакивает желание, и она ерзает на сиденье.

― Определенно нет… ― говорит Тео, прижимаясь щекой к моему плечу, выгибая спину так, что ее грудь заполняет мою ладонь. ― Мы не должны.

Она прижимается ко мне, и моя рука скользит ниже, по мягкости ее тела, опускаясь к коленям…

Я не отрываю глаз от дороги, словно это означает, что я могу прикасаться к ней, где захочу. Как будто это не нарушает правил, пока не смотрю…

Кончики моих пальцев скользят по шелковистой мягкости ее внутренней поверхности бедра. Тео сдвигается на своем месте, ее колени слегка раздвигаются.

Мои пальцы пробираются чуть выше, и я обнаруживаю нечто очень интересное…

Хорошая девочка Тео Махони не надела нижнего белья.

Бархатная мягкость губок ее киски — самый изысканный сюрприз. Я провожу кончиками пальцев туда-сюда… влажность сочится, как масло.

― Мы точно не должны этого делать… ― Я провожу большим пальцем по мягкому, скользкому узелку ее клитора.

Голос Тео мягкий и мечтательный, выражение лица такое же.

― Это нормально, ― говорит она. ― Мы должны внести это в контракт: все, кроме секса…

Мой большой палец продолжает выводить мягкие круги по ее клитору.

― Все, кроме секса, тебя устроит?

Тео медленно кивает.

― Думаю, да. Никто не пострадает, если мы немного пошалим…

― Тогда лучше дать тебе кончить… — говорю я. ― На удачу…

Я нежно глажу ее, эту влажную и тающую киску, которая оживает под моими пальцами, дрожит, сжимается, рассказывая мне о том, что Тео нравится, когда ее трогают, прямо здесь, моей рукой…

И хотя мы оба знаем, что это не предусмотрено контрактом и, вероятно, не должно быть предусмотрено, я заставляю Тео кончить на пассажирском сидении, наблюдая за тем, как ее кожа краснеет, глаза стекленеют, бедра сжимаются, голова откидывается назад, и каждый дрожащий вздох проносится через нее, пока не появляется очень большая вероятность того, что мы окажемся в океане, потому что я не могу оторвать от нее глаз…

Когда я заканчиваю, она задыхается, обхватив мое запястье обеими руками. Ее щеки пылают, а волосы растрепались.

Она видит себя в боковом зеркале и смеется.

― Стоит только посмотреть на меня и всем все станет ясно.

― У тебя такой румянец, как у только что оттраханной, да?

Она начинает нервничать.

― Надеюсь, это пройдет…

― Тео… ― Я подношу ее руку к своим губам и целую ее. ― Ты выглядишь идеально.

Так и есть. Но мне не следовало этого делать, потому что это та же рука, которой я прикасался к ней, и она пахнет киской Тео. Теперь я еще больше возбудился, а через двадцать секунд мы должны войти в кинотеатр.

Тео тоже не ожидала, что мы приедем в кинотеатр так быстро. Она поспешно пытается поправить волосы.

Мигают вспышки камер. Знаменитых лиц гораздо больше, чем на шоу Mountie.

― Посмотри на это! ― говорю я. ― Настоящая красная дорожка.

― Может это оно? ― По лицу Тео расползается ухмылка. ― Может ли это быть…

― Не говори этого, ― прерываю я. ― Не сглазь.

Вместо этого Тео возвращает свою руку в мою.

Когда мы ступаем на ковер, нас ослепляют камеры.

Крики «Риз, Риз!» и «Роко!» говорят о том, что меня принимают за брата. Когда я присоединяюсь к нему, по толпе пробегает волна замешательства и удивления, а затем следует новый всплеск вспышек фотокамер.

Мой брат ухмыляется так, что его лицо скоро треснет. Если после этого ничего не выйдет, то, по крайней мере, я буду знать, что в этот момент Риз был счастлив.

Он подхватывает Тео на руки и обнимает ее.

― Ты можешь поверить во все это? Подожди, пока не увидишь пилот, Тео, он чертовски крут. У моего персонажа трагическая предыстория, о которой ты узнаешь только во втором сезоне, но это очень мрачные вещи, именно поэтому он так себя ведет, ну, знаешь, когда чувствует…

― Мы увидим его через две секунды, ― напоминаю я ему.

― Я знаю, я просто подготавливаю вас…

― Шшш, ― громко говорю я, когда в театре гаснет свет.

Риз занимает свое место, ликуя, как ребенок.

Я тоже чувствую возбуждение, пока не начинается фильм, и я не понимаю, что мой брат нашел способ в очередной раз эффектно меня трахнуть.

Тео

Свет гаснет, погружая зал в темноту, но не в тишину, потому что на премьере много народу, и большинство актеров все еще возбужденно болтают со своими гостями. Лишь когда начинается эпизод, шквал шиканья заглушает последние перешептывания.

Я сижу между Салли и Ризом, довольно подавляющей парочкой. Салливан достаточно пугающий сам по себе, и, хотя Риз более дружелюбен, то, как он похож и одновременно не похож на своего брата, может дезориентировать.

Мартиника была в ярости от того, что поручения Джессики не позволили ей прийти. Но поскольку Риз приглашен на презентацию Джессики, ей придется подождать еще несколько дней, чтобы встретиться с ним.

Меррик тоже отказался присутствовать, сославшись на плохое самочувствие. Салли, похоже, решил, что это отговорка, ведь заставить отца посетить даже самое незначительное светское мероприятие ― это все равно, что выдернуть зуб. Полагаю, шикарная премьера, худшее, что можно себе представить для него, она наверняка вызовет горько-сладкие воспоминания о посещении подобных мероприятий с женой.

Но я не думаю, что на этот раз это было оправданием. Он действительно выглядел измученным и больным, когда мы закончили чистить бассейн накануне.

Риз — полная противоположность: он так воодушевлен, что для того, чтобы испортить ему вечер, потребуется что-то близкое к зомби-апокалипсису.

Салли очаровательно нервничает. Думаю, он отдал бы почку, чтобы обеспечить второй сезон для шоу своего брата.

С первых же кадров у меня появляется ощущение, что донорство органов не потребуется. Пилот потрясающий.

Он яркий, кровавый и драматичный. Риз почти неузнаваем в своих римских доспехах, ему приходится подталкивать меня и указывать на себя на экране, прежде чем я узнаю его.

― Это странно… ― говорю я Салли едва дыша. ― Он похож на тебя.

― Почти идентичен, говорят некоторые.

― О, заткнись, ты знаешь, о чем я.

Я всегда была убеждена, что нельзя понять, красив ли человек, пока он не заговорит. Именно выражение лица, эти мгновенные вспышки мыслей и эмоций, по-настоящему формируют образ. Несмотря на то что внешне их сложно отличить, я никогда не считала, что Салли и Риз похожи друг на друга, потому что Риз выглядит дружелюбным и покладистым, в то время как Салли выглядит так, будто он замышляет что-то недоброе.