― Это мой, ― говорю я ему.

― Кто-то теряет, кто-то находит, ― ворчит он.

Он сжег чесночный хлеб, но Тео все равно съедает его, чтобы подбодрить.

― Ты не должна этого делать, ― говорю я ей. ― Тебе станет плохо.

Она наступает мне на ногу под столом и шепчет:

― Будь милым.

― Нет… ― шепчу я в ответ, достаточно громко, чтобы отец услышал. ― Он должен знать; он сжег все это дерьмо…

― Наверное, я установила слишком высокую температуру, ― говорит Тео. ― Дома я готовлю его на решетке.

― Не ищи для меня оправданий. ― Мой отец откусывает от самого обугленного куска тоста. Он издает ужасный хрустящий звук, и черные хлопья сыплются вниз.

― Вы не должны себя наказывать! ― Тео со смехом вырывает его и заменяет менее подгоревшим.

От ее лазаньи мне хочется основать какую-нибудь религию в духе Гарфилда. Это так вкусно, что я начинаю относиться к ней с подозрением.

― Как у тебя получается приготовить лучшую версию всего, что я когда-либо ел?

Тео трудно принимать комплименты. Она хочет их, она нуждается в них, но, когда она их получает, для нее они словно горячие, обжигающие угли. Ей приходится шипеть и терпеть.

Она вскидывает руку, словно это может охладить ее лицо.

― Я попробовала новый ингредиент — творожный сыр вместо рикотты.

― Получилось. ― Я наклоняю тарелку, чтобы съесть последние кусочки.

В четверг я прихожу домой и вижу двор, освещенный сказочными огнями. Огоньки вьются по всей беседке, золотят листья, освещают двор. Кто-то подстриг живую изгородь и подтянул лианы, чтобы освободить место вокруг стола для пикника. Даже кострище расчистили.

Тео высовывает голову.

― Я подумала, что после ужина мы можем сделать печенье с зефиром!

Я хватаю ее за локоть, когда она несет тарелки из кухни.

― Это ты все сделала?

Она яркая и жизнерадостная, скачет по двору в туфлях на плоской подошве.

― Это все твой папа! Он зажег фонарики, когда я вернулась домой. Я помогла ему с местом для огня.

Это безумие. Они оба ведут себя так, будто это совершенно нормально, но нет, я помню последние десять лет и знаю, что за все это время мой отец не сделал ни одного движения, чтобы навести здесь порядок.

А теперь он устраивает гребаные вечеринки в саду.

Вместе с Тео.

Это настоящее чудо. А моя волшебница… кажется, даже не понимает этого.

Тео только ухмыляется.

― Я же говорила, что здесь может быть красиво.

― Намного красивее, чем я представлял.

Я случайно смотрю на нее, когда говорю это, и она случайно замечает это.

― Тебе лучше не говорить этого обо мне.

Я знаю, что она шутит, но все равно качаю головой.

― Извини, но нет. Я всегда считал тебя сексуальной.

― Не считал.

― Откуда ты знаешь?

― Потому что ты был мудаком со мной!

― Я был мудаком со всеми.

― А со мной больше всех.

Я подхожу к ней вплотную. Ночь кажется опасной ― во дворе мерцают огоньки свечей.

― Может, я просто больше с тобой разговаривал.

Тео смотрит на меня снизу-вверх. Раньше, когда я подходил достаточно близко, чтобы заглянуть в эти большие голубые глаза, она отшатывалась от меня. Поворачивалась и убегала.

Эта Тео выглядит сильнее. Она говорит:

― Тебе стоит сходить на терапию, Салли. Мне это очень помогло.

Уф. Пуля в сердце, вот это снайпер.

Она подмигивает мне, проходя мимо. Ее рука скользит вниз по моей руке, ее ногти слегка касаются моей кожи.

Каждый дюйм моего тела пылает.

Я не доживу до конца недели…

Тео

Я не хочу ехать на ужин с Ангусом.

Во-первых, мне не нравится оставлять Меррика одного. Он ужинал с нами каждый вечер на этой неделе.

Салливан пытается убедить меня, что мне не нужно ничего готовить для его отца.

― Он не ждет этого, он действительно может выжить сам, он уже делал это раньше, неудачно, но ты видела, он до сих пор жив… ― Салливан улыбается мне. ― Это уже и так лучшая неделя в его жизни, если говорить о еде, так что можно сделать перерыв.

Он спорит изо всех сил, хотя знает, что я полна решимости поступить так, как считаю нужным.

В данном, случае я уже сделала это. Ужин греется в духовке.

Я прервалась только для того, чтобы надеть это великолепное платье. Салливан видит его впервые. Точнее, он впервые видит меня в нем.

Эффект меня очень радует.

Он ухмыляется и качает головой, румянец поднимается по шее.

― Черт возьми, Тео. Как мне с тобой разговаривать в этом платье?

Оно темно-синее и блестящее. В основном темно-синее, лишь немного мерцает, когда я двигаюсь. Но настоящая сила платья в том, как хорошо в нем выглядит моя задница. Оно помогает всем местам, к которым прикасается, но здесь… оно делает что-то особенное.

― Ты сам его купил, ― говорю я как бы с упреком.

― Ну… я не ошибся.

Пауза, которую он сделал, заставляет меня рассмеяться, а его лицо выражает радостное удивление. С легкой ноткой беспокойства, как будто его творение чуть не ускользнуло от него. Как будто все еще может.

Салливан заставляет меня смеяться. Он действительно заставляет меня ― как сказал Меррик, тут уж ничего не поделаешь.

Я искренне боюсь, что вся эта история с Ангусом вот-вот ударит меня по лицу, но смех ― это атомная бомба, которая уничтожает все мои волнения, по крайней мере, на время. Я не чувствую себя настолько напряженной.

Судя по тому, как Салливан смотрит на меня, я выгляжу довольно сексуально. А это не то состояние, которого я часто достигаю.

Это весело. Это делает все похожим на игру.

Салливан постоянно флиртует, это его зона комфорта.

Я знаю, что платье горячее, потому что вижу, как оно его возбуждает, словно бензин бурлит в его жилах. Он не может перестать ухмыляться.

― Как же мне работать сегодня вечером?

― Я думала, ты учитываешь подобные риски…

― Я тоже так думал. Но теперь… я увидел тебя. Кто мог предположить, что ты будешь выглядеть так сексуально? Я сказал, оденься красиво, а не доводи сотню людей до сердечного приступа. Теперь вокруг будут падать тела…

― Прекрати. ― Я шлепаю его по плечу. ― Не смейся надо мной.

― Я и не смеюсь. ― Он берет меня за руку и заставляет посмотреть на него. ― Я никогда не был таким серьезным. Ты выглядишь потрясающе. Я ошеломлен.

Моя улыбка ускользает.

― Не удивляйся так сильно.

― Я не могу. Ты постоянно удивляешь меня.

Что-то горячее и яростное растет в моей груди. Сила этого чувства поражает меня.

Он смотрит на меня, восхищенный и даже… заинтересованный.

Салливан подшучивает надо мной, что я не умею скрывать эмоции, но и он тоже, когда мы остаемся наедине. Все, чего он хочет, написано у него на лице.

Или, по крайней мере, мне так кажется.

Я опасаюсь более вероятной возможности…

Салливан просто очень хорошо умеет притворяться.

Какой из этих вариантов?

То, как он смотрит на меня сейчас, кажется настоящим.

То, что произошло в моей постели прошлой ночью, было самым реальным из всего, что когда-либо случалось со мной.

Но именно это меня и пугает…

Что, если это только мне так кажется?

Салливан замечает, как я хмурюсь. Наверное, это похоже на тучу, пронесшуюся над моим лицом.

― Что случилось?

Я формулирую вопрос, который хочу задать ему.

― Мне интересно… почему ты так и не вернулся в мою спальню.

Он отвечает так быстро, что это должно быть правдой.

― Ты просила меня не делать этого.

В его взгляде столько тепла, что я не пытаюсь анализировать, серьезно ли он говорит. Я задаюсь вопросом, какого хрена я просила его не приходить.

― Ну… я ошибалась.

Салли откидывает назад голову и смеется. Звук прокатывается по мне, как чистый золотой солнечный свет.