― Мы это сделаем, ― обещаю я.

Возможно, мне не стоит давать обещание, которое так трудно выполнить.

Но я как никогда решительно настроена не подвести Салли.

Салли

Воскресенье должно было стать последним днем пребывания Тео в моем доме. Ее квартира снова пригодна для проживания, и у нее нет причин оставаться здесь.

За исключением того, что я хочу, чтобы она осталась.

И не из-за отца. Нет, я гораздо более эгоистичен. Это я боюсь возвращения к тишине, к пустому холоду дома, к его гулкому пространству. Я буду ужинать один или с отцом, обычно перед телевизором. Он не захочет продолжать ужинать на улице за столом для пикника, когда мы останемся вдвоем, и моя стряпня точно не привлечет его.

И дело не только в компании, которую можно устроить, пригласив любых знакомых. Дело в особом присутствии Тео, в том, как она включает музыку, едва войдя в дверь, как танцует на кухне, пока готовит, и проносится по коридорам. Она не поет под музыку при мне, но она поет в душе, очаровательно выбиваясь из мелодии.

Мне нравится, как она звонит Мартинике после работы, хотя они только что провели вместе восемь часов, чтобы поспорить о том, как тяжело Мартинике добираться на работу, и о ее развратных соседях, которые не дают ей пройти мимо их двери, не услышав их страстные крики.

Мне нравится находить разбросанные повсюду книги Тео, потому что она почти никогда не бывает без книги в руках, таскает их из комнаты в комнату, забытые книги в мягких обложках постоянно оказываются между диванными подушками, на качелях на крыльце и даже на заднем сидении моей машины.

Мне нравится наблюдать за тем, как она читает, как хмурится или иногда громко вздыхает, как кусает ноготь большого пальца, переживая за вымышленных персонажей больше, чем большинство людей за своих друзей в реальной жизни.

И я люблю, на таком глубоком уровне, что у меня щемит в груди, слушать ее разговоры с моим папой. Тео любит рисовать в гамаке во дворе. Мой папа занимается резьбой по дереву на ступеньке перед домом. Когда их занятия совпадают, они болтают друг с другом по часу и больше о кино, музыке, политике и документальных фильмах о Второй мировой войне.

Со мной он так не разговаривает, как и с Ризом.

Тео другая.

Она слушает, действительно слушает, а не просто ждет, когда к ней повернутся, чтобы заговорить. Ее лицо открытое и чуткое, и хотя она редко дает советы, все, что она говорит, произносится с такой добротой и сочувствием, что кажется, только от ее слов все уже становится лучше.

Сейчас они вместе на заднем дворе, мой отец вернулся к грилю, чтобы использовать второй шанс испортить ужин, а Тео готовит фахитас.

Я должен нарезать помидоры, но это совсем не так весело, когда рука Тео не лежит поверх моей.

― Не дай ему испортить мясо! ― Кричу я через открытую заднюю дверь.

― Он отлично справляется! ― Отзывается Тео, чему я совершенно не верю.

― Беспокойся о своих помидорах, ― ворчит мой отец. ― И почему бы тебе не сделать лимонад, пока ты там?

Тео говорит:

― Я уже сделала чистый мохито!

Она не подавала алкоголь к ужину. Мой папа пьет исключительно в одиночестве в домике у бассейна, так что для него это, наверное, не имеет никакого значения. Но я не думаю, что на этой неделе он пил много. Его глаза намного меньше налиты кровью, а движения более четкие.

Не то чтобы я возлагал на него большие надежды ― прошла всего пара дней. Но это на пару дней больше, чем обычно.

Сегодня утром я увидел в мусорном ведре несколько бутылок из-под спиртного, которые не были пустыми.

Это ничего не значит.

Но также это означает все.

Едва мы сели за стол, уставленный едой, во дворе, освещенном сказочными огнями, как раздался знакомый голос:

― Что еще за вечеринка? Это я собирался вас удивить!

Риз стоит на заднем крыльце, небритый, волосы чуть длиннее, чем обычно, выглядит помятым после, я уверен, очень долгого перелета, но, тем не менее, в восторге от вида нашего заднего двора.

― Кто тут навел порядок?

― Меррик! ― говорит Тео в то самое время, когда мой отец пытается уклониться от похвалы.

― Это была Тео.

Я встаю, чтобы обнять брата.

Он притягивает меня к себе и хлопает по спине. Я чувствую экзотический запах в его волосах и ощущаю мускулы, которые он нарастил за время отсутствия. В остальном это самые привычные объятия в мире.

― Скучал по тебе, брат, ― говорит он. ― Привет, пап!

Он подходит к отцу, чтобы обнять и его.

Тео улыбается Ризу.

― Добро пожаловать домой!

― О нет, так просто ты не отделаешься… ― Следующая остановка Риза ― конец скамейки, где сидит Тео. ― Давай, обниму и тебя!

Тео, сияя румянцем, встает. Риз поднимает ее в воздух, что он делает практически всегда, когда обнимает кого-то меньше себя.

Видя, как маленькую Тео обхватывают мощные руки моего брата, я испытываю странное чувство. Это как смотреть со стороны, как я сам ее обнимаю, но в то же время я испытываю ревность.

Папа говорит:

― Я думал, ты вернешься домой только через две недели.

― Съемки закончились раньше, ― бодро отвечает Риз. ― Не думаю, что я когда-нибудь говорил это! Честно говоря, я думаю, что режиссер просто хотел побыстрее убраться оттуда. Он подхватил малярию и ленточного червя.

― О, Боже! ― восклицает Тео. ― Ты тоже болел?

― Нет! ― Риз хлопает себя по плоскому животу. ― Здоров, как лошадь. Меня даже не тошнило больше двух-трех раз. Кто голоден?

― Уже никто. ― Мой отец кривится.

― Мне больше достанется. ― Риз ухмыляется, накладывая себе на тарелку тортилью и мясо.

― Итак, когда выйдет твое шоу? ― спрашивает папа. Несмотря на свое отвращение к манерам Риза за столом, он все равно откусывает огромный кусок фахитос. Даже мой брат не может испортить еду Тео.

― Только через пару месяцев, ― говорит Риз с набитым ртом. ― Но на следующей неделе будет вечеринка в честь пилота¹⁶. Я достал вам места в первом ряду! Тео, ты тоже должна прийти ― вечеринки пилотов самые лучшие, у всех отличное настроение, потому что ничего плохого еще не случилось.

Тео улыбается.

― А что может случиться?

― О, да что угодно… ужасные рейтинги, ужасный тайм-слот, режиссер увольняется, звезда уходит, телеканал разоряется, вся индустрия бастует… все то, что уничтожило мои последние шесть шоу.

Тео поднимает свой мохито.

― Ну, за то, чтобы ничего плохого не случилось…

Риз чокается с ней своим бокалом.

― По крайней мере, в течение сезона!

Мы все поднимаем тост, Риз осушает свой бокал одним длинным глотком.

― Боже, как хорошо, что у нас снова есть лед! ― Он прижимает свое предплечье к моему. ― По сравнению со мной ты бледный, как призрак!

Я бы не назвал цвет своего загара бледным, но моя рука выглядит светлой по сравнению с темно-коричневой Риза. Кроме того, он весь в царапинах и укусах насекомых.

― Итак… ― говорит он, бросая косой взгляд на нас с Тео. ― Почему Тео живет в гостевой спальне? Это часть плана по обведению вокруг пальца Великого Босса?

― Вроде того, ― отвечает Тео, яростно краснея.

― И как успехи?

― Отлично, ― говорю я. ― Мы перешли ко второй фазе.

― Вторая фаза, вау! ― Риз ухмыляется. ― Это та часть, где вы, ребята, притворяетесь, что поженились и завели ребенка?

― Нет, ― решительно отвечаю я. ― Никакой ребенок не понадобится.

― Ты уверен? Потому что я не думаю, что ты полностью отдался этой затее. Старый добрый живот был бы очень убедительным…

― Не подавай ему идей. ― Тео вздрогнула. ― Я вполне могу представить, как Салли заставит меня надеть один из этих фальшивых беременных животов, которые должны пугать подростков.

― Я тоже могу представить, как Салли это делает… ― говорит Риз, бросая злобный взгляд в мою сторону. От его внимания не ускользает, что Тео использует мое короткое имя.

Мало что ускользает от внимания моего брата, когда дело доходит до создания проблем и преследования людей. На самом деле, я начинаю думать, что, возможно, не так уж и хорошо, что он вернулся домой.