Но меня это не трогает.

Уколы в адрес моей работы ― один из любимых приемов Джессики. Признаюсь, обычно это меня расстраивает. Но сегодня не так сильно, как обычно. Тепло и тяжесть руки Салливана очень успокаивают. И я не могу не заметить, как взгляд Джессики задерживается на руке Салливана, обхватывающей мое обнаженное плечо, на том, как его большой палец гладит мою кожу.

Между бровями Джессики, в месте, которое обычно гладкое и невыразительное, как свежевыпавший снег, появляется крошечная линия.

Вид этой маленькой, запретной морщинки вызывает у меня дьявольский прилив ликования.

Не обращая на нее внимания, я говорю Ангусу:

― Не знаю, куда я смогу сдать эту рубашку… она что, сделана из воздушных шариков на день рождения?

Ангус смеется.

― Да хрен его знает. Ее купила Джессика.

― Я вижу. ― Когда она бросает на меня ядовитый взгляд, я добавляю: ― Потому что она такая стильная.

Я опускаю руку на бедро Салливана.

Его тело теплое, твердое и надежное под моей ладонью. Я чувствую, как он снова смещается, и, даже не глядя на его лицо, понимаю, что его это забавляет.

Джессика смотрит на мою руку. Ангус тоже. Похоже, это их раздражает каким-то неуловимым образом или служит вызовом.

Ангус притягивает свою девушку ближе и целует ее в шею. Джессика позволяет это, наклоняя голову в сторону, чтобы обеспечить лучший доступ, но в остальном не выказывает никакого удовольствия от его губ на ее коже.

Ладно. Как насчет этого…

Я прижимаюсь ближе к Салливану и упираюсь головой в его грудь. Я играю с пуговицами на передней части его рубашки, что выглядит нелепо и не похоже на то, как я бы вела себя в общественном месте. Но все в порядке; я сейчас не обычная Тео ― я та версия Тео, которая зацепила такого парня, как Салливан. И она может делать все, что захочет.

Джессика смотрит с подозрением.

Она знакома с нормальной Тео. Она знает, что я не играю в игры.

И она знает, что у меня точно никогда не было такого сексуального парня.

― Салливан… ― говорит она. ― Чем вы занимаетесь?

― Приобретаю недвижимость.

Ее глаза вспыхивают.

― Разве это не удобно… Ангус как раз сейчас ищет недвижимость.

Именно этого я и боялась. Как человек, построивший карьеру на выкачивании денег из богатых мужчин, Джессика крайне чувствительна к тому, что кто-то еще пытается доить ее любимую дойную корову. Она уже нас раскусила.

Но Салливан лишь произносит мягкое:

― Я наслышан.

Бледно-зеленый взгляд Джессики мечется между нами. Она невероятно красива, но в ее неподвижности и холодности, в гладком блеске ее кожи есть что-то от рептилии.

Она знает, что здесь что-то нечисто.

Я начинаю потеть.

― И вы двое встречаетесь уже… четыре месяца?

― Шесть, ― поправляет ее Салли.

― Так странно, что Тео никогда не упоминала о тебе.

Она определенно знает. Черт!

Салли ничем не выдает себя. Его спокойствие несокрушимо.

― Тео — закрытый человек… ― Он проводит пальцами по моим ключицам. ― Она полна сюрпризов.

Ангус выпивает мартини и жестом просит официанта принести еще один.

― Не для меня, я могу читать Тео как книгу. — Он фыркает. ― С иллюстрациями.

Иллюстрация на моей текущей странице ― это большой средний палец, направленный в сторону Ангуса. Но, видимо, он не так хорош в чтении моих мыслей, как ему кажется, потому что, когда я изо всех сил сосредотачиваюсь на этой картинке, Ангус лишь улыбается мне.

Я заказываю официанту напиток. Салливан делает то же самое. Ангус просит еще один мартини, но Джессика, как и Салли, просит бурбон.

― Звучит восхитительно, ― воркует она мягким чувственным голосом, который обычно придерживает, чтобы попросить Ангуса об одолжении.

― Так и есть. ― Салливан длинными, медленными движениями пальцев убирает волосы с моего затылка.

Его прикосновения невероятно расслабляют. Мне нравится сидеть в изгибе его руки, в тепле нашей стороны кабинки. Я чувствую себя в безопасности и защищенной от Джессики, несмотря на то что она смотрит на меня с расстояния всего двух футов.

Не знаю, чем она так раздражена, но предполагаю, что это связано с Салливаном. В мире много красивых девушек, особенно в Лос-Анджелесе. Но не так много красивых мужчин ― особенно таких, как он. Салливан выделяется, как единорог. Держу пари, Джессика считает оскорбительным, что такой красавец, как он, встречается с таким ничтожеством, как я.

Конечно, на самом деле Салливан вовсе не со мной.

Но она этого не знает.

Она только подозревает это.

И это, похоже, сводит ее с ума.

Сжав рот, как анус, она говорит:

― Ангус сказал мне, что вы съехались?

― Не совсем, ― говорю я. ― Я живу у него, пока мою квартиру дезинфицируют.

― Фу. ― Джессика сморщила свой маленький идеальный носик. ― В твоей квартире завелись тараканы? Это отвратительно.

― Ага. ― Моя новая мысленная иллюстрация ― целая шеренга жуков, выбрасывающих Джессику в ближайшее окно. ― Огромные, отвратительные тараканы.

Джессика морщит верхнюю губу. Большинство ее выражений включает в себя только одну эмоцию, потому что, как мне кажется, ей приходится очень сильно напрягаться, чтобы двигать мышцами лица.

― Не могу поверить, что ты ведешь такой образ жизни.

Официант приносит мой напиток. Я делаю большой, агрессивный глоток.

― Мне все нравится. ― Я опускаю бокал со стуком. ― На самом деле, я буду скучать по этим маленьким ублюдкам, когда они покинут меня.

Салливан фыркает.

Ангус тоже смеется, когда понимает, что я шучу.

― Тео не такая дива, как ты, ― говорит он Джессике. ― Она не боится пачкать руки.

― Я вижу, ― усмехается она в ответ, бросив презрительный взгляд на мои короткие, неполированные ногти и костяшки пальцев, обожженные грилем.

Я это заслужила. В конце концов, я критиковала рубашку Ангуса, и у меня действительно руки как у двенадцатилетнего мальчишки.

Пытаясь сгладить ситуацию, я спрашиваю:

― Ты все еще работаешь моделью, Джессика?

Джессика успела побывать дизайнером интерьеров, телеведущей, режиссером музыкальных клипов и организатором вечеринок, но я уверена, что больше всего ей нравится стоять на месте, чтобы люди могли ее фотографировать.

― Нет. ― Она перекидывает свой длинный блестящий хвост через плечо, не замечая, что он попадает Ангусу в лицо. ― Теперь я музыкант.

― Это потрясающе! ― И почти невероятно. ― Я не знала, что ты играешь на каком-то инструменте.

― Не играю, ― холодно отвечает она.

― Но она очень хорошо поет, ― встает на ее защиту Ангус. ― И вообще, в наше время все поют под фонограмму.

― Как удачно. ― Салливан каким-то образом сохраняет невозмутимое лицо. ― У тебя выходит альбом?

― На этой неделе. ― Джессика поднимает подбородок. ― Он называется «Позолоченная душа».

― Я бы с удовольствием послушал его. ― Пальцы Салливана двигаются по моей шее, выражая его веселье там, где никто другой не видит.

Джессика, которая обычно чувствует сарказм, как ищейка, ослеплена красивым лицом.

Она наклоняется вперед, чтобы рука Ангуса соскользнула с ее плеч, и упирается локтями в стол, выставляя на всеобщее обозрение свою грудь. Она смотрит на Салливана из-под полуопущенных век.

― Приходи на мою вечеринку на следующей неделе.

Мое лицо розовеет, а желудок болезненно сжимается.

Кажется, невозможным, чтобы взгляд Салливана не упал на эту роскошную грудь. Ведь она практически вывалила ее на стол. Даже я взглянула.

Но Салливан обладает сверхчеловеческими способностями к самоконтролю. Его взгляд не опускается ни на миллиметр, твердо фиксируясь на лице Джессики.

― Звучит заманчиво, ― говорит он. Но при этом он не берет на себя обязательств посетить мероприятие.

Между бровями Джессики снова появляется маленькая черточка. Она откидывается назад в кабинке, скрестив руки на груди.

Я впечатлена.

Джессика сногсшибательна, десять из десяти во всех отношениях, которые, по моему мнению, имеют значение для мужчин. Я точно знаю, как бы повел себя Трент, если бы увидел, что она проходит мимо. Я бы побоялась оставить их в комнате вдвоем.