Знаком ей и красавец цыган. Он работает трактористом в леспромхозе под Ытыганом. Всего две недели назад он летел в этом самолете до краевого центра и все время острил по поводу своей предстоящей женитьбы. И вот он уже возвращается с молодой женой. Интересно, знали ли они друг друга раньше или были сосватаны стараниями многочисленной цыганской родни? Почему бы ему не жениться на русской девушке? За такого красавца любая пошла бы…

Примелькалась ей и эта соплюшка. За какой-нибудь месяц она дважды летала до Красноярска. Там институт, куда она пытается поступить. Но всякий раз у нее не хватает то одной, то другой справки, и она с ходу садится в самолет и летит домой за очередной «липой». А заодно похвастаться перед подругами новым костюмом. Сейчас на ней сногсшибательный итальянский брючный костюм и белые лакированные босоножки. А личико у нее детское. Наверное, одна у родителей. Избаловали на свою голову.

Распространяя вокруг себя крепкий запах дорогих духов, прошла в самолет жена председателя Ытыганского райпотребсоюза. С каждым годом она все больше раздается вширь. Скоро одного кресла ей будет мало. Что ж, у муженька денег куры не клюют — купит для нее и два места.

Похоже, что эта женщина с ребенком тоже из Ытыгана. Но лицо у нее такое неприметное, что его и с двух-трех раз не запомнишь. Вот и ломай голову: то ли летала с ней, то ли нет.

Зато остальных троих она определенно видела впервые.

Среди них внимание бортпроводницы привлек высокий худощавый немолодой мужчина с совсем седой головой. Его лицо, стянутое множеством рубцов от ожогов, выдавало в нем бывшего танкиста или летчика, горевшего в своей боевой машине. Около него вертелся, проявляя чрезмерную услужливость, молоденький паренек в ярко-желтой велосипедной шапочке. То, что они киношники, бортпроводница поняла сразу. Из расстегнувшегося чехла выглядывали ноги штатива. Кроме того, у них было пять или шесть кофров, в которых, как она сообразила, хранилась киноаппаратура.

Последним в самолет поднялся человек в несвежей майке и солдатских галифе, заправленных в покоробленные сапоги. Он был немного навеселе. По татуировке, густо покрывавшей его грудь и руки, можно было догадаться, кто он и откуда.

— А ну, покажи билет! — вдруг строго спросила у него бортпроводница.

Но он не обиделся, что проверить билет решили только у него одного. С готовностью ответил, доставая корявыми пальцами проездные документы:

— Это мы можем. Это нам как бутылку ситро выпить.

Дата, номер рейса, место — все было в порядке.

— Хотя бы рубашку надел. Все-таки люди кругом, — проворчала бортпроводница.

— Ишь ты, строгости какие. Как на земле, — подытожил человек в майке…

Предложив всем застегнуть ремни, бортпроводница прошла в кабину пилота…

Вскоре заработали моторы, и самолет неторопливо вырулил к взлетной полосе…

«Ах, изменщик! Ах, изменщик!» — Федор Федорович проводил добродушно-насмешливым взглядом Валеру, который в последний момент перед взлетом пересел от него к очень молоденькой девушке в белом костюме. Через несколько секунд он уж показывал ей, как правильно застегивать ремни, что нужно делать, когда закладывает уши. Федор Федорович вздохнул. Он знал, что будет дальше. Первым делом Валера как бы нечаянно проговорится, что они едут снимать фильм. Фильм? Какой? Пока это секрет. Мэтр не любит преждевременной рекламы, чрезмерной шумихи. Мэтр — это он, Федор Федорович Сорокин. У него, как у каждого уважающего себя мэтра, есть ученики. Разумеется, лучший из них — Валера Семидевкин. Он же кинооператор Валерий Добров. Этим псевдонимом он пользуется пока в сугубо личных целях — знакомясь с девушками. И впрямь звучит неплохо — кинооператор Валерий Добров. На самом деле Валера никакой не оператор. Числится он мастером по светотехнике. Оклад у него восемьдесят восемь рублей пятьдесят семь копеек. Приработка никакого. Но живет он вдвоем с матерью-пенсионеркой, и им как будто хватает. Недавно Валера упросил Федора Федоровича, чтобы тот в характеристике ему написал «ассистент оператора», хотя в их штате такой должности нет. Это ему нужно для поступления во ВГИК, куда он уже третий год пытается прорваться. На съемках Валера делает все, что прикажут. Он и ассистент режиссера, и ассистент оператора, и осветитель, и вспомогательный рабочий. Впрочем, такой же «многостаночник» и сам Федор Федорович, который одновременно является и режиссером, и оператором, и директором картины. И это для них привычно. Потому что работают они в малюсенькой ведомственной киностудии, выпускающей небольшие инструктивные киноролики по технике безопасности.

Но о последнем ни Валера, ни Федор Федорович не любят распространяться. Для посторонних они — настоящие кинематографисты. Поглядывая на них, на их современную киноаппаратуру, каждый, наверно, думает: а может быть, их ленты широко идут на экранах страны, участвуют и побеждают на международных фестивалях? Гран-при и всякая такая штука! И возможно, чем черт не шутит, эти двое знакомы со многими кинозвездами и среди их друзей знаменитые кинорежиссеры, сценаристы, продюсеры. «Особенно продюсеры», — усмехнулся Федор Федорович.

Он обернулся. Так и есть! Валера набрал высоту раньше, чем самолет. Лицо девушки пылает. Как же, познакомилась с взаправдашним кинооператором! А вдруг он и его патрон пригласят ее сниматься в своем фильме? Пусть не в этом — в следующем! Ведь такие случаи бывают сплошь и рядом. Она сама читала и слышала о них. Ей вспоминается одна знаменитая киноактриса, другая, третья, которые тоже начинали с нуля. К ним — это она хорошо помнит — так же неожиданно подсаживался парень киношного типа и предлагал роль в какой-нибудь кинокартине.

Сквозь рокот моторов до Федора Федоровича долетают слова, которыми обмениваются Валера и его юная соседка. Теперь Валеру не остановить. Теперь будет разводить турусы на колесах до самого Ытыгана. Откуда у него столько слов, когда болтает с девицами? Федор Федорович не замечал, чтобы он был столь же красноречив с приятелями. Конечно, в Валерином поведении ничего нет предосудительного. Молодость, темперамент и так далее. И все же Федор Федорович предпочел бы, чтобы тот вел себя несколько серьезнее. Но попробуй за восемьдесят восемь рублей пятьдесят семь копеек найти работника, который бы устраивал тебя во всех отношениях. И за вдвое больше не найдешь. К тому же, по совести говоря, Валера не так уж и плох. Главное — не пьет и от работы не отлынивает. Не то что его предшественник…

Федор Федорович расстегнул ремни: подъем продолжался минут двадцать, не меньше. Сейчас самолет шел на высоте четырех с половиной тысяч метров. Федор Федорович пересел к иллюминатору и посмотрел вниз. Между белыми островками облаков темнела необозримая сибирская тайга…

Игорь Светликов с трудом скрывал раздражение. Он рассчитывал во время полета обстоятельно и неторопливо ознакомиться с отчетом рудника, чтобы там, на месте, с первой же минуты быть готовым к весьма трудному и сложному разговору с его руководителями. А вместо того приходится отвлекаться на соседей. Ну, Самарин — это, так сказать, зло неизбежное. Еще в аэропорту, заметив издали хорошо знакомую приземистую фигуру, Светликов машинально спрятался за чьи-то спины. Но потом сообразил, что встречи все равно не избежать и лучше сделать вид, что рад, чем предстать перед бывшим шефом с кислой и недовольной физиономией. Все произошло так, как он предвидел. Старик здорово обрадовался: как же, столько лет вместе проработали! Когда-то «мой лучший студент», затем «мой лучший аспирант» и, наконец, «мой лучший сотрудник кафедры». А теперь — молодая восходящая звезда: заместитель главного инженера всего комбината, кандидат наук. Плюс неожиданный попутчик, интересный собеседник, благодарный слушатель. Особенно последнее. Самарин и раньше любил поговорить. Но сейчас, казалось, только это в нем и осталось. Хотя на сей раз старческое любопытство взяло верх над старческой болтливостью. Светликов едва успевал отвечать на его бесконечные где, что, почему, откуда…