— Вопрос не имеет отношения к делу и опять задан в устной форме.

— Ты будешь меня учить как надо вести следствие?

— Если вы отказываетесь вести протокол и задавать вопросы — так и скажите. Мы с Анной Львовной очень занятые люди.

— Вот анализ вашей партии, выполненный чемпионом Москвы и заверенный двумя носителями рубиновых звезд. После вашего четырнадцатого хода позиция на доске… Признайтесь, Илья Букин надоумил вас сделать такой ход?

— Господин обер-капитан, вы же попросили разобраться помочь с инцидентов на турнире. Я всячески пытаюсь вам подсобить. Но ни Илья, ни другие мои знакомые в Сокольниках сегодня не были. И влиять на ход турнира никак не могли.

— Борис, ты не ответил ни на один мой вопрос правильно.

— Валерий Давыдович, я не ответил на вопросы так, как этого бы хотелось вам. Это ваше упущение, как дознавателя. Кстати, собираюсь воспользоваться правом на один звонок.

— И кому ты звонить собрался? Представитель вашего клана здесь.

— Внесите в протокол отказ в звонке, и давайте этот цирк заканчивать.

…

Извините, Анна Львовна. Такой протокол я показать судье не смогу. Меня не просто на смех поднимут, мне мое место дорого. Наша управа руки умывает. Разбираться с Жуковыми сами будете. Передаю дело в дворянский суд чести.

…

Вдохнул воздух свободы полной грудью. Весьма познавательный вечер, скорее уже ночь. На встречу с куратором не успел. Ничего ценного не надумал. Освобожденные руки начали зудеть от наплыва звонков и сообщений.

Наблюдатель выскользнул следом, постоял минуту и юркнул обратно, видя, что я никуда не тороплюсь.

— Боря, у-ух, еле дозвонился. Все сделал. Справился. Опять труп убирать пришлось. Служанка мертвая лежала, похоже сам купец ее и не случайно. По всему телу такие синяки и отметки. Будто ее кулаками в перчатках насмерть забили. Я такие травмы знаю, поверь, не раз видел.

— Митрофан, остановись, — прервал я, — Давай сделает так, что это последнее, что я от тебя слышал.

— Ты же сам говорил присмотреться к купцу этому. Ну я и…

— Митрофан, то, что я сейчас скажу — очень важно. Никто и никогда не должен слышать от тебя — что ты видел во время выполнения заданий. Никто и никогда. Ни я, ни твой дед, ни хоть сам Император. Ты этого никогда не произнесешь слух, даже под пытками или на смертном одре. Да, мне очень интересен этот купец. Как и что у него приключилось и как он вообще этот вызов подал. Но мы никогда не будет это обсуждать или пользоваться информацией.

— Прямо строго так? Не понял. Ладно. Это как…

— Это называется — деловая репутация. Все, что ты делал на задании, все что видел или слышал. Какие чуял запахи — все под запретом. Не простит тебе Слово темного пути несерьезного отношения. Короче, детство кончилось, впереди суровая действительность.

— И что же, совсем ничего нельзя? — выдохнул Митрофан.

— По технической части говорить можешь. Я же твой учитель. Трудности, проблемы были?

— Трудностей никаких. Как первый шаг в усадьбу сделал, так в голове как отрезало. Все лишние мысли долой, кристальная ясность — что надо делать и как.

С составом интересно, с седьмым, который смесь кислот и прочей дряни. Смешивал по твоей инструкции и вдруг почувствовал, что серной кислоты надо чуть меньше лить, а азотную не сразу всю, а частями. Сначала половину, а потом помешать и другую. Вот прямо чем-то внутри почувствовал. А потом подержал этот состав в руках. Активировал навык и получается черными кляксами сосуда коснулся. Прямо забурлила жижа мгновенно, я с перепугу чуть не выронил. Когда тело этим залил — и часа ждать не пришлось. Все растворилось вместе с костями, зубами и прочим. Только милость осталась. Слушай, так вообще работать проще.

Одного клиента я значит к работе пристроил. Пока не понятно, что за чудовище получилось. Надо поздравлять и подбодрить малость.

— Это хороший знак. Что еще тебе сказать можно. Езжай, отдыхай. Перед дедом своим старайся не болтай и сильно не расслабляйся. В любой момент тебе новый заказ поступит.

…

— Борис, ты куда пропал? Я начинаю сомневаться в наших договоренностях.

— Доброй ночи лорд-инквизор, никаких сомнений. Я сделал вам слово, которое поможет определять ментальную стабильность, не больше пятнадцати минут потребуется. Только не понимаю, как его передать. Могу на либрусе опубликовать, но…

— Погоди с пересылкой и публикацией. Объясни, как работает.

— Очень просто. Показываем кандидату восемь фотографий, слово само выбирает из списка. Просим осмотреть внимательно и выбрать наиболее симпатичного, ну какой больше других нравится. Потом другого, тоже предпочитаемого, но меньше первого. Затем продолжаем, следующего, который больше нравится или меньше не нравится. Остаться последний должен, который самый отвратительный. Повторяем всю процедуру шесть раз с новыми фотографиями и дело сделано. В отдельном окошке готовое заключение.

— Что-то каким-то шаманством пахнет. Как слово назвал?

— Судьбоанализ Скотинина. Никакого шаманства. Подход научный строжайше, метод восьми влечений. Шило в мешке не утаишь, истинная сущность в человеке обязательно проявится, как бы он не пытался скрываться и изворачиваться.

— Хм. Проверить надо. Давай так сделаем — на либрусе публиковать не надо, в понедельник, уже завтра, подходи в кабинет диагностики. На живых примерах покажешь. Если правда в твоих словах будет — сниму с твоей милости ограничение на передачу слов. Тогда же и про мою часть сделки поговорим.

Вот и славно. Значит на милости ограничение искусственное, чтобы слова напрямую не передавались. Такое ограничение снять — обязанность святая. Вообще про наличие такого ограничения — информация важная. Ибо если есть одно — значит есть и другие.

Мазанул глазами по пропущенным вызовам. Шесть от Олеси, восемь от Чижика, четыре от мамы Розы и по два от Буки, Цыпы, Язвы и Егора. Ага, еще пара неизвестных, но таким я еще в прошлой жизни не перезванивал. Кому очень надо — в любом случае найдут.

Дверь позади скрипнула, на секунду перепугался, выпускать передумали и хотят назад забрать. На пороге встал здоровенный мужик с голым торсом. Лицо разбито, все тело один сплошной кровоподтек. Клок бороды с мясом вырван. Левое плечо выбито, рука плетью висит.

Мужик опасный. Одним взглядом мою фигуру оценил, разобрал на запасные части и собрал обратно. Ни угрозы я для него, ни интереса не представил.

— Закурить есть? — выдал хриплый и шепелявый голос. Мелькнул провал выбитых передних зубов и распухшего языка.

Я вытащил из кармана пачку, протянул. Мужик вытащил пару сигарет, одну сунул в зубы, другую за ухо. Начал хлопать себя по карманам.

— Кури, Молот, — чиркнул я спичкой, — Вот ты какой гроза пилигримов столичных.

Мужик отшатнулся. Здоровая рука сжалась в кулак.

— Не смогли признание пытками выбить, так послали обера? Да я сейчас.

— Погоди, ну не на пороге управы же, назад захотел? Ты на меня посмотри, сильно я на обера похож? Тебе кстати от Холля привет.

— Ты знал Советника Холля? Откуда? Да про нашу связь ни одна душа живая.

— А какого нерадивого я тут среди ночи стою. Тебя встречаю. Холля не просто знал, он, между прочим, у меня на руках помер…

— Так это ты Холля сдал, — рука сомкнулась на воротнике и начала сжиматься. Стальные пальцы. Лихой гражданин, сначала делаем, потом думаем. Удивительно как продержался так долго.

— Не неси пурги, если бы я Холля сдал, тебя бы сразу взяли, как и весь список, что он мне оставил. Поехали, тебе помощь лекаря нужна. Вот эти гематомы вскрыть надо. Перевязать и плечо вправить. Опять же выспаться и поесть нормально.

— Ты целитель что ли?

— Не совсем, но близко. Плечо сейчас вправить не смогу, здоровый ты сильно. Тебя паре крепких ребят держать должны. Потерпи до дома.

— Дома? Нет у меня больше дома, — буркнул Молот.

— Егор, забери нас скорее, Петровка тридцать восемь.