Ведь с этим мужчиной мы уже были близки однажды.

Неважно, что я даже не понимала самого факта. Он целовал меня, держал в своих жадных объятиях... а потом овладел, прижимая к стене, с такой головокружительной страстью, что я до сих пор помню каждое его движение... и то состояние сладкого безумия, в котором сама находилась.

Одно лишь воспоминание об этом усиливает нежный жар внутри раза в два.

Рука Боярова ослабляет хватку и соскальзывает от моего локтя к пальцам. Чувствую легкое поглаживающее движение, которое вроде бы должно умиротворять. Но явно не в моем случае, потому что от этого ощущения меня накрывают взволнованные мурашки, а сердце аж подпрыгивает в груди.

- Хорошо, - Бояров почему-то задумчиво хмурится. - Я хотел сказать тебе перед отъездом кое-что важное. На тот случай, если Красавин снова начнет требовать встречу, а ты вдруг засомневаешься в необходимости игнора. Время для предупреждений, конечно, не самое подходящее, у тебя сейчас бабушка в больнице и переживания из-за неё... Но я не могу оставить тебя в неведении. Просто не прощу себе, если с тобой что-то случится из-за того, что ты не приняла опасность всерьез, - его рука вдруг стискивает мои пальцы сильнее, а взгляд становится пронзительным. - Ты должна быть в порядке, Алëна. Должна дождаться меня в полной безопасности. Поняла?

Эта его тревога за мое благополучие так приятна, что смысл слов доходит до сознания с секундным опозданием. И на смену приходит острое беспокойство.

- Поясни, - говорю напряженно.

- Дело вот в чем... - Бояров выпускает мою руку и садится рядом. - Вчера я выяснил, что несколько лет лет назад в рок-клубе «СуРок» промышляла группа отморозков. Они подсыпали в напитки девушек всякую дрянь, ослабляющую самоконтроль, и насиловали их. Но заявления никто из пострадавших так и не подал. Потом тех мразей поймали и отправили за решетку... правда, совсем по другому делу и другой статье, с кражей. Но когда они вышли, то снова принялись за старое.

У меня внутри всë холодеет.

- Ты хочешь сказать, что Лëша... - голос куда-то пропадает, и я не могу, просто не могу выговорить то, к чему подводят мою мысль слова Боярова.

- Я хочу сказать, что он хорошо знаком с главарем той банды. Как и мы с тобой. Это Борис Краснухин, который запугивал тебя после школы во дворе со своими малолетними гопниками. И я почти уверен, что именно Красавин подсыпал тебе что-то в ту ночь.

Между нами повисает очень долгая пауза, от которой аж звенит в ушах. Я потрясенно смотрю на Боярова и еле нахожу в себе силы хрипло уточнить:

- С чего такая уверенность?

- С того, что он был в том клубе единственным, кому ты доверяла. И кто оставил тебя одну в таком состоянии. И с того, что твои проблемы с памятью и восприятием выглядят слишком подозрительно. И очень характерно для случаев с другими девушками.

- Может, он пошел в туалет...

- Его там не было, - качает головой Бояров. - Со мной в коридоре тогда был Волчарин, и тот как раз в туалет завернул.

- Может, вы оба его просто не заметили?

- И где, по-твоему, он мог там спрятаться - за бачком унитаза, что ли? - иронически хмыкает Бояров. - Все кабинки нараспашку были.

- Наверное, он спустился вниз и... - я лихорадочно пытаюсь подобрать хоть какое-то внятное объяснение наплевательскому поведению бывшего, но с ужасом понимаю, что сама себе не верю.

- Спустился вниз, ага, - скептически повторяет Бояров. - Спустился вниз, чтобы - что? Потанцевать с другими или опрокинуть стаканчик, пока его девушка в отключке? Не случайная знакомая, заметь. Если бы он был таким замечательным, каким ты его считала, то ему логично было вызвать такси и увезти тебя домой, а не бросать в незапертой темной комнате на произвол судьбы!

В конце этой речи тон Боярова приобретает накал самого настоящего презрения, а глаза сверкают от сдерживаемой ярости.

Я опускаю глаза.

Не могу на него смотреть. Мне стыдно... дико стыдно за то, что вообще когда-то связалась с Красавиным. Сколько уже раз я жалела об этом даже и без этих шокирующих откровений - не перечесть. Как жаль, что нельзя стереть прошлое, как содержимое какой-нибудь флешки, и переписать заново!

- Но зачем ему это было делать со мной? - в отчаянии шепчу уже скорее сама себе. - Какой был в этом смысл?

- Он тебе на долги не жаловался в то время случайно так же, как сейчас?

Вместо ответа я обхватываю себя руками, но успокоиться не получается. Господи, только бы не разрыдаться перед Бояровым!

Он вдруг оказывается совсем рядом, и его пальцы властно приподнимают мой подбородок, чтобы наши взгляды снова встретились.

- Просто забудь о нем, - говорит он, практически приказывает. - Избегай общаться, пока я не разберусь, в чем он замешан. Ваньку я уже предупредил, он сообразительный малый.

Я потерянно смотрю в яркие серо-голубые глаза Боярова, ощущаю его уверенное нежное прикосновение, и у меня вдруг вырывается непроизвольно:

- Ты точно настоящий?

Красивые насмешливые губы изгибаются в улыбке.

- Давай проверим, - бархатным голосом предлагает он и притягивает меня к себе.

В первое мгновение поцелуй еле ощутим. Бояров будто изучает каждый миллиметр и рисунок моих губ... или просто оценивает мою реакцию.

Я не сопротивляюсь. Замираю с полуприкрытыми глазами, чувствуя себя, как под гипнозом, и от волнения дышу через раз.

В мире существует не так много вещей, которые способны по-настоящему сильно заворожить женщину, хоть раз сильно обжегшуюся в отношениях. Особенно мать-одиночку. Потому что розовые очки давно сорваны с глаз и разбиты, в сердце хозяйничает вечная недоверчивость, а в каждом действии мужчины она ищет тëмную сторону.

И одна из таких вещей - головокружительное сочетание откровенного, еле сдерживаемого желания... и абсолютной уверенности действий, с которой возбужденный, глубоко влюбленный мужчина транслирует недотроге:

«Верь мне, любовь моя. Откройся мне. Я твоя каменная стена, твоя опора и твой щит. Только не игнорируй. Только не убегай и не прячься... а всë остальное - моя забота».

Лишь в одном этом мужском посыле мощь соблазна уже зашкаливает до невероятных высот. Окутывает дурманом беспомощной неги и восхитительно сладкого ощущения собственной женственности рядом с таким особенным мужчиной... а когда это подкрепляется еще и его действием, выстоять просто невозможно.

Именно этот эмоциональный посыл я и вижу в горящих глазах Боярова. И он - такой опытный и всезнающий в вопросах женской чувственности, - прекрасно видит, что я уже в полной его власти... Но почему-то не ведет себя так, как раньше - напористо и безапеляционно.

Он мягко, почти невесомо касается моих губ, и в этой томительной ласке мне даже чудится какое-то преклонение... как у фанатика, ощутившего ясную реальность ожившей мечты. Это так приятно волнует меня... и вместе с тем ввергает в состояние возбужденного смятения...

- Убедилась? - шепчет он мне в губы, и наш поверхностный поцелуй передает ощущение его кривоватой улыбки. Прям физически.

Никогда не думала, что улыбкой возможно поцеловать кого-то. Но, кажется, Боярову это удалось.

- М-м... в чëм? - растерянно отзываюсь я, уже почти ничего не соображая в такой близости от него. Голова идет кругом.

- В том, что я настоящий.

Слегка отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в лицо.

Он действительно улыбается, пряча по обыкновению за маской вечного шута свои эмоции. Но в глазах улыбка не отражается. Оттуда на меня жадно взирает сумасшедшая жажда близости. Яростно требует ее, рычит о ней утробно и рвется с цепи самоконтроля, как голодный зверь...

Но каким-то шестым чувством я четко понимаю: Бояров не даст этому зверю воли. Не даст, если я сама не сделаю шаг ему навстречу. Просто потому, что ему важны мои чувства, переживания и настроение. А завтра он уедет, и неизвестно, не затянется ли эта его командировка дольше, чем на неделю. Так что я останусь здесь, без него... фактически одна...