Осознание заставляет вспыхнуть мои щеки румянцем нового смятения.
Блин. А ведь Бояров так и остался на связи, когда мне пришлось идти открывать входную дверь. И наверняка он слышал весь разговор с моим бывшим.
В таком случае - может быть! - корень всей этой срочности кроется в личности моего гостя? В том, что это...
- Это Алексей, мой новый водитель, - представляет блондина седовласый Морозов. - У него интересные сведения о нашем общем знакомом.
Я изумленно округляю глаза, узнав блондина.
Рядом с Морозовым стоит мой бывший! Именно тот разгильдяй и горе-папаша Лëшка Красавин, который сегодня с утра пораньше заявился ко мне в гости.
По его обалдевшей физиономии заметно, что он тоже никак не ожидал меня увидеть ни в ресторанном комплексе, ни в компании властных представителей нашего города.
Да я и сама искренне поражена.
Когда Лëшка исхитрился устроиться на работу к одному из боссов корпорации «Сэвэн»? Только с утра ведь на безденежье жаловался мне, чтобы оправдаться за отсутствие хоть какого-то подарка Лисëнку.
Чувствую на себе пристальное внимание Боярова и стараюсь быстрее взять себя в руки. Не хочу никому демонстрировать своей физиономией нелады в личной жизни. И в особенности - тому, кто почти каждым своим взглядом и словом постоянно выбивает меня из колеи обыденного равновесия.
- Доброго вечера, - осторожно говорит Красавин после заминки, с изумлением косясь в мою сторону. Потом переводит немного заискивающий взгляд на бородатого майора Котова и добавляет неловко: - Не хотел помешать вам, но Матвей Эдуардович сказал, что мои показания могут оказаться полезными в деле о каком-то Филине и его соучастнице. Мы как раз говорили о вас...
- Всë верно, - майор Котов крепко пожимает руку Морозову. - Матвей Эдуардович, как себя чувствуешь? Хорошее выступление... несмотря на перебор романтической лирики. Всë никак не угомонишься? Отдохнуть тебе надо, восстановиться. Слыхал, Батянин недоволен твоей активностью и побегом из клиники.
- Воротит меня с больничных палат и медицинских запахов, - морщится тот. - И со мной всë нормально. Восстановлюсь дома, первый раз, что ли. Тут у меня Алексей интересное рассказывает. Он недавно из столицы вернулся, устроился ко мне на работу буквально только что... и говорит, что с Филиным[*] как-то общался там. В интересных обстоятельствах.
- Я и не в курсе, что его фамилия Филин, - поспешно вставляет Красавин, будто опасаясь, что подобное общение приравняют к порочащей его имя связи. - Просто узнал его случайно, когда Матвей Эдуардович местный канал новостей сегодня в машине смотрел.
- Расслабьтесь, Алексей, - усмехается Котов. - Вам ничего не грозит за безобидную болтовню с преступником... Лучше расскажите, что это за любопытные обстоятельства у вас были. В двух словах. Если мне это будет интересно, мы с вами побеседуем отдельно, с разрешения вашего начальства. Чисто по-дружески, разумеется...
Тут непривычно молчаливый и серьезный Бояров внезапно вмешивается жестковатым тоном:
- Так, вы пока общайтесь про своего Филина, а нам с уважаемой налоговой инспекцией по документам надо посоветоваться. Налоги... они такие, порядок любят и своевременность. Верно я говорю, Геннадий Алексеевич?
- Верно, - иронически усмехается пожилой налоговик. - Наш девиз знают все: заплати налоги и живи спокойно.
- Отлично. Алëна...
Босс лаконичным кивком подзывает меня присесть рядом, между ним и Геннадием Алексеевичем. Но сам остается стоять до тех пор, пока я послушно не выполняю его невербальное распоряжение. И только тогда опускается на соседнее место, словно сознательно заключая меня тем самым в своеобразную ловушку.
Я механически достаю из папки бумаги и кладу их на стол. А в голове тем временем бьется смущенная мысль о том, что, наверное, мои догадки теперь кажутся вполне обоснованными, и повода для рефлексии и сомнений тут больше нет. Поведение Боярова отчетливо намекает на ревность, это сразу почувствовала бы на моем месте любая женщина!
И понимать... быть фактически уверенной... что босс ко мне до сих пор неравнодушен до того приятно, что от волнения подрагивают пальцы.
Следующий час проходит в неторопливом обсуждении цифр из документов по нашей рекламной конторе. Главный налоговик что-то периодически уточняет, босс лениво поясняет и диктует мне правки, которые я скурпулезно помечаю у себя в блокнотике.
Краем уха я непроизвольно прислушиваюсь к разговору в очень условном отдалении на другом конце нашего овального стола.
Морозов помалкивает и цедит из бокала полезный свежевыжатый сок, который ему, видимо, настоятельно рекомендовал лечащий врач, а Котов внимательно и с любопытством слушает моего бывшего.
А повод для любопытства и правда есть.
Очень уж в непрактичном и глуповатом свете выставляет себя Красавин. Сразу возникает вопрос, на что рассчитывал этот беспечный безответственный гуляка по жизни, когда отправился «на заработки», если не был готов серьезно вкалывать и впахивать. В том числе интеллектуально.
Сначала Красавин в нехарактерно скромной для себя манере толкует о своих столичных банковских мытарствах. Но всë впечатление от этой «скромности» катастрофически портит смысл слов и чрезмерно жалующиеся интонации. О том, как ни один из банков не желал выдавать ему - сначала безработному бедняге, а потом вечно бедному таксисту, - достаточно крупный кредит для покупки жилья... о том, как он долго и безрезультатно обивал пороги финансовых организаций, и в одной из них встретил Филина...
Потом он переключается на длинные разглагольствования о том, что этот тип сразу ему не понравился, и нудно начинает перечислять причины: «...мутный он был какой-то...», «...очкарики вообще как черти в тихом омуте...», «...сам с виду жалкий бедный ушлепок, а вел себя с управляющим столичного банка так, как будто у него есть большие бабки...»
Я морщусь и вздыхаю.
В глубине души стыдно как-то, что в прошлом нас связывали близкие отношения. Конечно, с дамами он угодник еще тот... когда ему это выгодно. Да и пошутить он мастак, если находится в веселой компании с напитками под стать. Но ведь в компании серьезных мужчин он просто какое-то... дно! И что только я в нем нашла когда-то?
Даже на бородатом лице Котова, казалось бы, привычного слушать пустую демагогию в показаниях свидетелей, мелькает раздражение от бабьего поведения Красавина.
- Скажи нам, что это был за банк, - спокойно прерывает он его безразличным голосом.
- Э-э... - запинается Красавин, сбитый с высшей точки накала своего неконструктивного нудежа. Потом морщит лоб, припоминая, и бормочет: - У него название такое кошачье... м-м-м... что-то со зверями связано, кажется. И я помню, что это был столичный филиал банка, а сами владельцы кавказцы вроде... м-м-м...
Он пробует вспомнить название и так, и сяк, но у него никак не получается. А его собеседники терпеливо ждут.
- Барсогоры, - отрывисто бросает вдруг Бояров.
Я быстро поворачиваюсь к нему и встречаю его откровенно злой взгляд. И потрясенно замираю. Никогда прежде он не позволял себе так смотреть на меня...
И я осознаю, что всë это время рассеянно таращилась на своего бывшего - очень уж любопытно стало, что это за звериный банк такой, который не получается вспомнить.
- Ну... да, наверное, - неуверенно говорит Красавин, и я снова машинально смотрю на него. - Это был столичный филиал кавказского банка. И этого Филина я встретил в кабинете управляющего, когда смог просочился туда мимо мелких сошек. Ну, чтобы потолковать хоть с кем-нибудь нормально, без лишних глаз...
Легкая заминка после этой фразы сразу наводит на мысль, что он собирался «договориться» с банковским служащим с помощью банального отката от своего кредита. Но не срослось.
- А ты, я смотрю, ловкий малый, - с еле заметным пренебрежением хмыкает майор Котов, но его слово «ловкий» звучит так, как если бы он произнес совсем другое слово. Например, «идиот». - И как, потолковал?
