Корри сделала вид, что ничего не заметила, и спокойно разглядывала тянувшийся вдоль дороги слева перелесок: синие верхушки деревьев, первые весенние проталины. Она решила ни за что не обнаруживать перед Дональдом своего страха!

Их путешествие продолжалось. Сначала Корри ехала на салазках, но потом встала и пошла пешком рядом с упряжкой. Доктор Санти мгновенно кинул на нее подозрительный взгляд, но ничего не сказал, и Корри продолжала угрюмо месить подтаявший, мягкий снег. Ей надо было восстанавливать физические силы. Долгие дни, проведенные в неподвижности и наркотической расслабленности, истощили их. А ей нельзя быть слабой, если она хочет бежать.

– Будет лучше, если ты поедешь, а не пойдешь пешком.

Дональд подошел к Корри и хозяйским жестом обнял ее за талию.

Корри сухо ответила ему:

– Лучше я пойду пешком. Мне холодно сидеть. Если я буду двигаться, то согреюсь.

– Ну ладно.

Дональд полез в карман дубленого пальто за сигарой. Он остановился, отвернулся от ветра и достал маленькую металлическую коробочку со спичками. Он долго смотрел на крохотное пламя, наконец бросил догоревшую спичку в снег.

Огонь зачаровывал его. В каком бы виде он ни был…

Корри пошла вперед, не оглядываясь. «Он возбуждается от огня. Когда он видит пламя, то становится одержимым… и делает такое!» Она хорошо запомнила слова Ли Хуа, но не могла представить себе весь ужас заключенного в них смысла до того дня, когда отец Рудж обвенчал их…

То, что последовало за бракосочетанием, было похоже на кошмарный сон. По окончании церемонии, – если, конечно, то безобразие, которое произошло, может так называться, – Арти и доктор Санти выпроводили отца Руджа из домика.

– Побудьте там, за дверью. Я позову вас, – сказал им вслед Дональд.

Арти похотливо подмигнул ему в ответ, а доктор Санти наградил Корри долгим, полным сладострастия взглядом. После того, как они вышли, Дональд закрыл за ними дверь на задвижку. Потом обернулся к Корри.

– Ну вот. Пришла пора расплатиться за все гордые и высокомерные взгляды, которыми ты меня удостаивала все эти долгие годы. Сейчас ты поймешь, кто твой хозяин.

– Нет…

Корри с трудом ворочала языком и едва понимала, что говорит. Опий начал действовать, ее клонило в сон, глаза против воли слипались. Комната качалась из стороны в сторону.

Дональд быстро сорвал с себя одежду. Он очень изменился по сравнению с тем, каким уехал из Сан-Франциско несколько месяцев назад. Тогда его тело было рыхлым, жировая прослойка вокруг талии выдавала в нем человека, не имеющего никакой физической нагрузки, и любителя вкусно и обильно поесть. Сейчас его живот и грудь стали мускулистыми и крепкими. Половой член был напряженным, с синими вздувшимися прожилками.

– Что ты так на него уставилась? Ты ведь уже была замужем. Ты что, никогда раньше не видела голого мужчину?

Корри не владела собой, она тихо заплакала.

– Как он тебе нравится? Я заставлю тебя любить и почитать его.

Корри почувствовала, как его тяжелая рука опустилась ей на голову и стала давить книзу. Она упиралась изо всех сил, так что шея заболела от усилий. Медленно, медленно он заставил ее опуститься на колени.

– Нет… – прошептала Корри.

– Возьми его в рот.

– Нет! Я не могу! Я не хочу!

– Я приказываю тебе!

Невыносимо медленно тянулись минуты, в течение которых Корри покорно выполняла приказания Дональда. К ее изумлению, то, что она делала, не доставляло ему удовлетворения.

Когда наконец она отодвинулась от него, то увидела, что его лицо искажено мукой, а карие глаза смотрят на нее почти умоляюще.

– Раздевайся, Корри… раздевайся.

Дональд дал ей выпить виски, и она с готовностью сделала это, чтобы как можно скорее наступило спасительное забвение. Собственно, это был все тот же самогон, крепкий напиток с резким, отталкивающим запахом, он разливался теплом по жилам и отдалял от Корри кошмарную реальность. Шли часы. Корри перестала ощущать течение времени. Опий и алкоголь сделали свое дело: ее чувства притупились, сознание померкло.

Корри не помнила, сколько раз Дональд овладел ею. Но его возбуждение не гасло, а с каждым разом все возрастало. Он не мог испытать оргазма, несмотря на то, что его движения становились все более грубыми и агрессивными. Он истекал потом, но не мог достичь удовлетворения.

– Корри… ты должна… только тогда я смогу… Шлюхи в борделях Доусона делали это за хорошие деньги. Я не могу без этого кончить.

Корри как в тумане видела, что Дональд подошел к куче щепы, сложенной у печки. Он взял одну деревяшку и обмотал ее рогожей, закрепив так, чтобы она не разматывалась. Потом облил ее ламповым маслом и сунул в раскаленную топку. Факел мгновенно вспыхнул. Дональд представлял собой жуткое зрелище: с ярко пылающим, дымящимся факелом он был похож на обнаженного дикаря, исполняющего ритуальный танец.

– Возьми факел и ложись. Поднеси его ближе к лицу.

Корри в недоумении смотрела на него.

– Зачем?

– Я говорю, ложись.

Дрожа всем телом, она выполнила его приказание. Шершавая поверхность половиц впивалась в ее нежную кожу. Корри старалась держать факел подальше от лица. Он сильно дымил и пах горелой смолой. Корри слышала резкое потрескивание и чувствовала близость и жар огня. Это всего лишь сон, безумный сон, который вот-вот прекратится!

Инстинкт самосохранения, который слабо теплился в ее воспаленном мозгу, вынудил ее униженно взмолиться:

– Пожалуйста, Дональд, не надо… Я могу загореться.

Он смотрел на нее невидящим, остекленевшим взглядом. На его маскообразном лице застыла похотливая гримаса. Корри на какой-то миг показалось, что его мысли далеко отсюда, что он находится во власти какого-то страшного видения, чудовищного порождения услужливой памяти. Его голос прозвучал отчужденно, от него повеяло могильным холодом:

– Ближе. Еще ближе. Мне необходим огонь. Я должен видеть отблеск пламени в твоих глазах.

Его возбуждение достигло последнего предела. Он снова вошел в нее, яростно, ожесточенно, и через несколько секунд все было кончено. Корри почувствовала, как по ее ногам растеклась теплая жидкость. Тяжелое тело Дональда обмякло, он сполз с нее и лег рядом. Корри увидела, как к ее лицу тянется дрожащая рука. В оранжево-красных всполохах огня багровел отвратительный, вспухший рубец. Она стиснула зубы, ей казалось, что она уже ощущает прикосновение бугристой, ссохшейся кожи. Но Дональд так и не дотронулся до нее. Он взял из ее дрожащих рук факел, потом поднялся, подошел к печке и кинул его в топку.

– Одевайся, – бросил он через плечо.

Кошмарный сон закончился. Медленно наступало пробуждение.

Как-то вечером они остановились перекусить в трактире «Клондайк» в окрестностях Сороковой Мили. На улице бушевал настоящий ураган, сбивающий с ног, обжигающий лицо, так что маленькая, переполненная посетителями, душная комнатка трактира показалась Корри просто раем. Она испытала огромное облегчение, переступив ее порог после долгого, утомительного пути.

К ее большой досаде, несмотря на обилие людей в трактире, Корри была лишена возможности заговорить с кем-нибудь. Арти и доктор Санти безотлучно находились подле нее, а Дональд в ответ на все ее отчаянные попытки хоть на секунду выскользнуть из-под жесткого контроля настаивал на том, чтобы она отведала то прекрасный бифштекс из оленины, то яблочный пирог.

Среди посетителей были две женщины, которые, очевидно, ехали в Доусон с Сороковой Мили. До Корри донеслись обрывки их разговора, из которых она поняла, что это танцовщицы из дансинга, которые и вправду возвращались в Доусон из своего рода турне по периферийным старательским поселениям. Когда женщины поднялись, чтобы пойти в уборную, Корри вдруг узнала одну из них. Это была Кэд Уилсон – знаменитая обладательница золотого пояса «королей Эльдорадо».

Корри встала из-за стола. Дональд мгновенно вскинул на нее глаза.

– Ты куда?

– Мне нужно выйти. Надеюсь, ты не станешь возражать?