— Да, именно так.

— И Государь по этой причине благоволит ко мне, хотя готов меня и за можай загнать. И нынешняя ситуация действительно интересная. Он перед кем-то изображает гнев на меня и отправляет меня как бы в ссылку, но делает при этом мне царский подарок, который для меня очень ценен. Так? — я задал вопрос и тут же на него сам и ответил. — Так. Но, господа, тогда возникает вопрос.

В моей голове быстро стало выстраиваться строгая версия и на мой взгляд очень правдоподобная.

— А вопрос такой, господа. Все дело было в личности самого графа Белинского. Я его убил и получается, нет человека — нет проблемы. Николай Павлович мне за это очень благодарен, как до этого был благодарен моему родителю за то, что тот, ранив графа, задвинул его и прощает мне то, что другим не простил бы. И более того, скрипя сердцем, принимает мои советы, как это было с холерой и Польским восстанием, — я говорю, как бы читая выводы какого-нибудь доклада.

— Но Государь все равно учитывал какое-то неведомое обстоятельство. И вдруг, это неведомое обстоятельство начинает на него сильно давить и требовать моей крови. Но это обстоятельство не очень умно или не очень грамотно, или банально из обитателей великосветских салонов, но оно точно считает, что удаление меня из России и по-большому счету из Европы огромная и страшная кара. И ничего другого оно мне сделать не может, — я остановился в своих выводах, но Сергей Петрович продолжил за меня.

— Или банально боится, памятуя судьбу графа, а бог, как известно, любит троицу.

— Да, разумное замечание, — согласился я. — Кишка тонка.

— Это может быть женщина, — неожиданно предположил Федор. — Вылезать из берлоги и доверять свою тайну ей кому-либо страшно, это получается смертельно опасно, судьба графа перед глазами, а вот письмишко чиркнуть и не одно, вполне.

— Это женщина. Её берлога во Франции и она как-то связана с поляками. По крайней мере с кем-то кто участвовал в восстании или был причастен к нему, — начал подводить итоги Иван Васильевич. — Она как-то связана с покойным графом и может нажать на какие-то серьёзные рычаги.

— И эти рычаги очень серьёзные. Кто-то не побоялся идти против Ротшильдов, в случае успеха курильской авантюры их потери были бы огромные. Особенно у Джеймса, — добавил Федор.

— У кого какие предложения по нашим действиям? — я решил последнее слово оставить за собой.

— Резрешите я начну, — Сергей Петрович вопросительно приподнял руку.

— Слушаем вас.

— Я еду в Варшаву. Иван Васильевич ищет в России. Месье Ланжерон едет в Париж. А Федору надо бы в Лондон срочно вернуться. С большими финансами или ему беседовать или вам, Алексей Андреевич, — Сергей Петрович вопросительно посмотрел на меня и Федора, все таки он как бы в отпуск приехал и у него своя программа, а тут все бросай и беги.

Но Федор заулыбался и тут же ответил.

— Поеду я конечно, завтра же поеду. Я себе жену нашел, а обвенчаться мы и в Лондоне сможем. Чай в посольстве не откажут.

— Принимается, дополнения есть? — я оглядел своих «боевых» товарищей. — Тогда, господа, по коням, время деньги. А я кое-что еще и сам тут выясню.

Следующим утром все приступили к выполнению нашего плана, даже месье Анри собрался за ночь и готов срочно отбыть в Париж, как и Сергей Петрович с Федором в Лондон и Варшаву. Они на низком старте и ждут только моих последних инструкций.

Наш лондонский резидент оказывается всю жизнь любил одну деревенскую женщину, которую против её воли в шестнадцать лет выдали замуж за богатенького деревенского мужика, мельника из соседнего имения.

Было это еще при батюшке и как этот вопрос тогда решали мне неведомо. Но полтора года назад она овдовела и наши крестьяне знавшие все перипетии любви Федора написали ему об этом.

Вдовушка знала где Федор и как он там и наверное надеялась еще на что-то. По крайней мере всех ухажеров отшила, а богатая вдовушка была лакомым кусочком. Её муж лет десять назад выкупился сам и выкупил свою семью. Так что женщина она была свободной во всех отношениях.

Федор как только приехал в Россию, сразу же подался к своей юношеской любви и у них все сложилось буквально на раз-два.

К моменту нашего разговора пассия Федора как говорится уже на чемоданах сидела со своими детьми в Усть-Луге, готовая в любую минуту отправится за ним на край света, а он оказывается еще и Лондоном называется.

Соня с большим трудом вспомнила, что у неё с тетушкой был какой-то разговор про дуэли моего батюшки и вроде как она её просила что-то узнать про это. Но подробностей она не помнит, больше разговоров на эту тему не было.

Я решил на пару дней задержаться в Питере и утром первым делом призвал к себе господина Бальзаминова.

Он сразу же вспомнил, что светлейшая княгиня просила его узнать что либо о дуэлях моего батюшки. Её просьба конечно была выполнена и через несколько минут передо мной лежала не тонкая папка с различными документами.

Князь Андрей по молодости был большой задира и до дуэли с Белинским дрался регулярно. Серьезных последствий эти дуэли не имели, да и поводы были идиотские, поэтому все сходило в рук.

Первой серьёзной дуэлью была дуэль с Белинским. До этого они можно сказать даже приятельствовали.

После дуэли было серьёзнейшее следствие. Приказ о нем был с самого верха и всё туда и ушло.

По этой причине мне ничего не удалось толком разузнать об этом темном деле когда я попытался это сделать, вернувшись в Россию после встречи с Белинским.

Но месяца два назад господину Бальзаминову удалось добыть рапорт одного из полицейских агентов, вероятно кого-то из офицерских денщиков, приставленных для присмотра за буйными гвардейцами.

В рапорте особо путнего ничего не было, кроме одной фразы произнесенной князем Андреем во время начавшейся ссоры с Белинским.

Это произошло во время очередной гвардейской пирушки и мой пьянейший в зю-зю родитель выкрикнул в лицо графу Белинскому, что какой-то особе лучше стать княгиней Новосильской чем графиней Таракановой. После этого граф выхватил шпагу и попытался тут же заколоть моего батюшку.

Ему это сделать не дали, но через несколько минут состоялась дуэль и мой родитель умудрился тяжело ранить графа.

В комнату, где они дрались, родитель в буквальном смысле заполз на корячках. Как он это сделал осталось загадкой, дрались они тет-а тет до смерти при закрытых дверях. Раненого графа князь Андрей добивать не стал, хотя по условиям дуэли, он должен был это сделать.

То, что граф остался жив и то, что родитель был пьян как фортепиян, наверное спасло его от неменуемого суда. Государь просто обомлел от того, как он в таком состоянии сумел ранить графа.

На мой взгляд князь Андрей сумел это сделать только благодаря своей «сквернейшей» привычке — ежедневным утренним фехтовальным спарингам. Накануне он занимался этим с двумя лучшими гвардейскими мастерами этого дела. Как чувствовал.

Белинского хотели тоже привлечь, но он с дамой, из-за которой они схватились, через день исчез.

Это всё, что удалось узнать господину Бальзаминову. Его попытки узнать что-либо еще были пресечены и ему пообещали место в какой-нибудь крепости за излишнее любопытство.

Скорее всего он действительно испугался, потому что папку эту представил мне с большой неохотой.

Я сразу же призвал Ивана Васильевича и в присутствии господина Бальзаминова распорядился обеспечить его охрану так, чтобы даже по приказу императора невозможно было бы арестовать нашего архивариуса.

А потом Иван Васильевич внимательнейшим образом изучил подробности этого дела.

— Алексей Андреевич, я думаю это проясняет всё дело. Допустим Белинский был императорским бастардом. У Павла Петровича любовниц было много и внебрачные дети были. Или он был внуком Петра Федоровича, что тоже возможно. По каким-то причинам о его существовании императорская фамилия не знала. И вот он с вашим батюшкой начинают соперничать из-за женщины. И под влиянием алкоголя, а выпито судя по всему было немало, граф Белинский хвалится своей тайной. И всё после этого становится понятным, — Иван Васильевич хотел продолжать развивать свою версию, но посмотрев на меня, не стал это делать.