— Да.

— До Успенья мы должны уйти, масимум два-три дня. Это крайняя дата, — я решил не спешить и попытаться провести собственное расследование. Что-то мне подсказывало, что тут что-то не чисто.

Мне сразу же показалось странным, что проявляя такое рвение в организации освоения русских далеких владений, создавая идеальные условия для такого стратегического инвестора как я, император вдруг начинает непонятные дипломатические танцы с европейской державой пока не первой величины. Франция еще не вернулась в разряд тяжеловесов Европы.

Поэтому я решил немного потянуть время. Деньги за вхождение в Компанию я должен уплатить огромнейшие, освоение Дальнего Востока и тем более Америки для нынешней России это чемодан без ручки, ничего подождет царь-батюшка, пока кое-что не выясню.

Вернувшись от Бенкендорфа я позвал к себе Ивана Васильевича, Сергея Петровича и Федора, который десять дней назад приехал из Лондона и откровенно рассказал обо всем.

Иван Васильевич среагировал быстрее всех.

— Надо, Алексей Андреевич, искать в этом деле польский след. Государт наш бабаник известный и хотя до сих пор доподлинно не известно, чтобы какая-нибудь особа им крутила, но рано или поздно такое случается со всеми, — о хождениях налево Николая Павловича в Петербурге не знали только слепые и глухие, а не говорили только немые. Говорили, что абсолютно все императорские фрейлины получали свое назначение в его постели.

Самое мерзопакостное, что императрица была в курсе похождений супруга, но не имела ничего против. Но до сей опоры это были не любовные похождения, а скорее действия больного человека, у которого юношеская буря половых гормонов никак не успокоится.

Но еще ни разу не говорили, что кто из этих дам имеет влияние на его политику. Царь-батюшка понравившихся особ хорошо пристраивал замуж или мужей продвигал по службе, но про фаворитизм речи не было.

Надо отдать ему должное, если его отшивали, то он спокойно прекращал свои ухаживания и домогательства без каких-либо последствий для отвергнувшей дамы.

Версия моего начальника службы безопасности лежала на поверхности и была самая правдоподобная. Но Сергей Петрович недоверчиво покачал головой.

— А я так не думаю. Чем какая-нибудь девица может шантажировать императора? Тем что беременна? Так у него есть внебрачные дети и это не секрет. То, что это станет достоянием гласности? Так покажите того, кто это не знает, куда дальше если государыня об этом знает, — он оглядел присутствующих и выдвинул свою версию.

— Помните историю с Белинским? — Федор не был участником того французского приключения, но был в курсе, поэтому Сергей Петрович начал без всяких выкрутасов прямо говорить по существу. — Почему покойного графа так искали? У него был какой-то копромат на императорскую фамилию или что-то другое?

— Думаю что-то другое, личное. Если дело в копромате, то наша власть не успокоилась бы после его смерти, — как бы размышляя, сказал Иван Васильевич.

— Вот и я также думаю. Получается дело было в личности самого графа. Когда у вас, Алексей Андреевич, начались, скажем так, трения с нашим Государем, я сразу же подумал. Что Николай Павлович ведет себя по отношению к вам немного странно, — Сергей Петрович говорил непривычно медленно, это было похоже на размышления вслух. Он замолчал и посмотрел куда-то в сторону, как бы разыскивая что-то.

— Я был поражен, что он вот так, сходу, посмертно помиловал вашего батюшку и оказал такую милость вам. Принимает ваши ходатайства за преступников, лично вам он прощает в итоге всё и в тоже время стремится отодвинуть вас подальше от себя и своей вотчины, Российской империи, — трактовка моих отношений с российским императором в интерпретации господина Охоткина более чем оригинальная. А он тем временем продолжал развивать свои мысли.

— Вот даже нынешняя ситуация. Вы наворочали на Дальнем Востоке невесть что. Можно сказать провели свою собственную военную компанию против другого государства. И даже отторгли от него часть территории, причём чисто в свою пользу. И что делает наш Государь Император? — теперь Сергей Петрович уже не размышляет вслух, а излагает тезисы. — А ничего.

Он театрально разводит руки и торжествующе смотрит на нас.

— Да, — протяжно, выпятив губы и задрав нос, продолжает он, — нам изображается неудовольствие и что-то еще. Нас даже не удостаивают личным приемом. И тут же просят удалиться прочь, якобы наши действия вызвали неудовольствие и гнев какой-то державы. Эту державы правда пока еще ни в грош не ставят, но это детали. Да, еще одна маленькая деталь. Мы очень богаты и нам предлагают, дороговато конечно, огромную территорию, которую потом обратно забрать будет не реально. Я что-то, господа, изложил неправильно? — пауза. — Передернул? — еще одна. — Поправьте меня.

Федор слушает молча, только головой крутит чуть ли не на триста шестьдесят градусов, да и понятно почему. Он еще недавно был крепостным, а сейчас его позвали обсуждать важнейший вопрос, в котором, страшно подумать, задействован не только его бывший барин но и сам Государь Император. Но он, я смотрю, не робеет и наверняка скажет что-нибудь дельное.

Федор смущенно кашлянул, как бы напоминая о себе и высказывая пожелание сказать слово. Я решил помочь ему.

— Федор, давай говори, что там у тебя.

— Я, ваша светлость, вот что думаю. Ежели все так, как Сергей Петрович сказали, то такое может быть только в двух случаях, — еще несколько лет назад этот мужик был полуграмотным крепостным, попавшем в ближний круг светлейшего князя только за одно качество — преданность. А сейчас он вон как изменился и говорит такими словами, которые раньше и не знал. Примерно такие мысли молнией пролетели в моей голове. Федор тем временем продолжал.

— Так ведут себя родители с любимым, но непослушным и шаловливым ребенком. Вроде как и нашлепать надо, но рука не поднимается, своя кровиночка. Но вы, я думаю, в каком-либо родстве с Государем не состоите. Тогда, второе. Госудаоь не только ценит и высоко ставит родственные узы, как в первом случае, он у нас еще и человек чести, некоторые его даже называют рыцарем на троне, — заметив ироническую улыбку Ивана Васильевича, который наверняка сразу же подумал о «рыцарских» похождениях налево, Федор поднял немного вверх обе руки. — По крайней мере он так считает.

Иван Васильевич перестал улыбаться и подтолкнул Федора.

— Давай короче, что там в твою светлую головушку пришло, ты же у нас мастер всяких хитрых комбинаций и знаток человеческих душ, — всё это он сказал без тени иронии и совершенно без каких-либо язвительных нот.

Федор оценил замечание, сделал легкий поклон головой в сторону Ивана Васильевича и говоря очень медленно и размеренно, закончил свою мысль.

— Государь чем то обязан вашему роду, скорее всего вашему батюшке и это свое отношение он переносит и на вас. Хотя чисто по-человески он, ваша светлость, иногда в ваш адрес думает, прошу прошения, убил бы гада.

— Интересная мысль конечно, — усмехнулся я, — и что же в истории моего рода может быть такого?

— Их сиятельство, покойный граф Белинский, — зло прищурившись, высказал своё мнение Иван Васильевич. Сергей Петрович, соглашаясь, закивал головой.

— Ваша светлость, Софья Андреевна, будучи в Лондоне как-то с тетушкой обсуждали бурную молодость вашего батюшки. Я явился к шапочному разбору и не знаю о чем шла речь. Но при мне ваша тетушка посоветовала Софье Андреевне дать распоряжение господину Бальзаминову найти кое-какие документы касательно дуэлей вашего батюшки.

Я вспомнил, что какой-то разговор на эту тему был, но он не получил продолжения и Соня к этой теме больше не возвращалась. Тем более, что тетушка умерла.

— Вы хотите, господа, сказать, что покойный граф, знал что-то такое, что представляло опасность или просто очень раздражало, императорскую фамилию. Мой родитель, протнувши графа, оказал этим большую услугу императору Александру и нынешнему Николаю Павловичу, так? — мои собеседники дружно закивали, соглашаясь и почти хором сказали.