И никаких вопросов о том, жива ли я вообще или, точнее, как вообще умудрилась выжить. Не надо было его вообще в квартиру пускать. Жаль только, что эта светлая мысль посетила меня слишком поздно.

Так вот, местом связи оказался массивный раскидистый дуб в роще, что расположилась неподалёку от стен академии. Само учебное заведение находилось на окраине города. Центральные ворота выходили на тихую улочку, тогда как за противоположной стеной уже начинались бескрайние поля, рощи и холмы. Всё это в целях безопасно самих же горожан, потому что необученных магов лучше держать подальше от людской суеты. Нас и в город-то по пропускам отправляли. С чётко ограниченным временем. Да и то эта привилегия была доступна только тем, кто вёл себя образцово.

Поэтому появился этот лаз. Студенты народ буйный, не терпящий никаких ограничений, но и открыто противиться правилам никто не решался. Проще найти решение проблемы самостоятельно.

Я, благодаря отличной учёбе и такому же поведению, могла пользоваться центральными воротами целых два раза в неделю. Но боялась. Лучше не привлекать к себе внимание, не хочу, чтобы какая-нибудь очередная подстава от неразумного братца ударила по мне.

Благо меня никто не заметил. Но, только оказавшись у ненавистного дерева, я смогла немного расслабиться. На всякий случай, ещё раз огляделась — никого. Можно приступать.

В дупле был спрятан кулон с секретом. Его-то я и выудила, открыла, прошептав заклинание, и строгим голосом произнесла:

— Глеб, во что ты опять вляпался?

Я готова была и более пламенной речью разразиться, но местное средство связи обладало удивительной особенностью — оно передавало на расстояние исключительно короткие фразы. В одно предложение длиной. Хотя тут я всё же не очень уверена, может брат просто придумал эту байку, чтобы не слушать мои нотации в виде длинющих монологов.

На некоторое время наступила тишина. Потом кулон нагрелся, затрещал и с тем же треском выдал голосом горе-родственника:

— Летка, что у тебя?

У меня? Это у меня-то? Да у меня вообще всё было бы отлично, если бы не довесок в виде братика. Выдохнула, потушив злость и чётко отрапортовала:

— Новый ректор, — помолчала. — Пытается выведать о страшных секретах преподавательского состава и студентов.

Опять тишина и снова треск:

— Как выглядит?

Раздражение и желание треснуть по невидимому собеседнику только лишь усилилось. Но и это пришлось проигнорировать:

— Молодой мужчина, — я была бы и рада точнее определить возраст, но не могла. — Сероглазый, темноволосый. Высокий. В очках.

На том конце что-то громыхнуло, треснуло и замерло тишиной.

— Не знаю такого, — с пыхтением выдал Глеб, будто он перешёл на бег. — Но меня нашли, похоже. На связь пока не выходи.

И кулон похолодел, возвещая о том, что связь прервалась.

Твою ж…

— Что ты натворил⁈ — прорычала, уже прекрасно зная, что ответа не получу. — Р-р-р!

Кулон я швырнула на землю, а потом с силой ударила по ни в чём неповинному дереву. Чтобы тут же зашипеть от боли.

Вот же послали мне высшие силы родственничка, ничего не скажешь. Значит, интуиция не подвела. Она вообще у меня в этом мире работать стала как-то иначе — более точно что ли. Хоть какая-то компенсация за моральный ущерб.

Глеб! Прохвост ненормальный! И почему ему спокойно не живётся? И зачем он меня во всё это втянул? Ведь жил же как-то десять лет, и дальше бы мог. Но нет, скучно ему, видимо, стало находить проблемы только на свою филейную часть. Решил тяготы со мной разделить. По-родственному.

Как бы я ни была зла, кулон пришлось вернуть на место. А потом брести обратно к академии. И только пробравшись на территорию, я поняла, что меня там уже ждут.

Картина маслом — приплыли!

— Уважаемая Виолетта, — до тошноты приторным голосом начал свою отповедь господин ректор. — Позвольте спросить, что вы тут делаете?

Я бы и сказала, что-нибудь, если бы горло не сдавило от страха. Кажется, я даже дышать перестала, и сердце замерло, боясь любым неосторожным звуком выдать свою жизнеспособность.

— Только не говорите, что вам плохо, — не прекращая издеваться, магистр Хэйд вышел из тени жиденького деревца и подошёл ко мне, смотря своими горящими глазами прямо на меня.

То, что глаза горят золотом, я отметила, но на удивления сил не осталось. Всё заполонил страх.

— Я…я…я, — проблеяла едва слышно, и запнулась под помрачневшим взглядом.

— Не стоит мне врать, — вроде и сказал спокойно, а угрозы в голосе столько, что хоть ложками черпай.

— Я…гуляла,- выдавила всё же.

Он помолчал. Потом по губам скользнула холодная улыбка, и магистр вздёрнул бровь, явно ожидая продолжения или более внятных объяснений.

Объяснений у меня не было, как и красочных подробностей.

— И? — не выдержал он.

— И всё, — не знаю, как смогла сказать это вполне спокойным голосом. В ушах шумело, ноги подрагивали, и горело лицо.

Врать, когда тебя поймали с поличным, куда сложнее.

— Виолетта, — мужчина цокнул языком и склонил голову набок. — Думаете, я вам поверю?

Нет, конечно, я так не думаю, но надежда-таки теплилась.

— Я, — предприняла ещё одну попытку, — Правда, гуляла.

Если уж гнуть свою линию, то до конца. Чего бы это ни стоило.

— М-да, — прокомментировал магистр. — Я был лучшего о вас мнения.

«Да? Когда успели?» — едва не сорвалось, но у меня хватило благоразумия оставить эти мысли при себе.

— Пойдёмте, — он развернулся первым и пошёл в сторону ученического корпуса. Я же так и осталась стоять на месте. Просто ноги приросли к земле.

Можно я тут останусь?

— Я жду, — бросил мужчина, не оборачиваясь. И мне не осталось ничего, как последовать за ним.

Я спотыкалась, пыталась справиться с дрожью и придумать хоть что-то правдоподобное. Версия с тем, что я просто гуляла, была ужасно глупой. Но лучше, как назло, ничего не придумывалось. Прям державу, честное слово.

Мы прошли мимо жилых корпусов, лужайки, а потом направились в ученический корпус к кабинету ректора. Надо же, за все два года всего один раз была у магистра Луина, а тут за один день уже второй раз. Многовато будет.

Секретарши на месте уже не было. И не мудрено — рабочий день уже давно закончился. Что ж ректору только неймётся? Тоже бы пошёл в жилой корпус преподавателей, отдохнул, расслабился. А не студенток ловил на горячем.

— Присаживайтесь, — мужчина махнул на кресло, сам же подошёл к столику, плеснул что-то, наверняка крепкое, в прозрачный стакан, и великодушно предложил: — Чаю?

Я вскинула голову, смотря в лицо странному магистру и заметила, как глаза горят лукавством. Издевается.

— Нет, благодарю, — ответила предельно спокойно. Он вроде как равнодушно пожал плечами, но я увидела, как улыбка коснулась его губ.

Очки он снял, явно считая, что разыгрывать спектакль передо мной ни к чему.

— Расскажите мне, что делали за пределами академии, без допуска, да ещё и в такое время?

Я успела только рот открыть:

— О простой прогулке даже речи не заводите, если не хотите увидеть меня в гневе.

Рот я закрыла. Ещё и ладонью зажала, чтобы точно ни один звук не сорвался. Я его не только в гневе, я и просто так видеть ректора не хочу. Кто бы ещё позволил мне уйти, было бы вообще прекрасно.

— Я, — начала, когда тишина стала давить на меня со всех сторон. — Встречалась с дорогим мне человеком.

Ни словом не солгала.

Мужчина отхлебнул янтарную жидкость, скривился на мгновение, потом спросил:

— И насколько этот человек дорог вам?

«Да не очень. При встрече — прибила бы», — подумала, но вслух была вынуждена сказать другое:

— Очень дорог.

Глубокомысленное «Хм» было мне ответом. И ничего более. Так мы и сидели — я, в ожидании дальнейшего допроса, и ректор, погрузившийся в свои мысли. Наконец, мужчина перестал изображать памятник, и посмотрел на меня глазами, в которых вновь плескалось расплавленное золото.