Никто вопросу не удивился, наоборот — принялись наперебой выдавать всё, как на духу. И про редкие загулы профессора Зэйна, и про несправедливость прежнего ректора, и про любвеобильность магистра по магическим плетениям. И если сначала Хэйда воодушевил энтузиазм студентов, то уже через пару минут он стал кривиться, словно никто не сказал ему именно того, что он ждал.

А когда старосты выдохлись, мужчина неожиданно обратился ко мне:

— А что вы скажите, Эсман?

Я надеялась, что меня пронесёт? Зря!

— Я, эм, у нас, эм,- голос подводил, а ладони вспотели. — Магистр Шорист воскрешает мышей.

Брови мужчины взметнулись вверх, да что там, все ребята посмотрели на меняю, как на умалишённую. Мол, и это, по-твоему, секрет? Пришлось реабилитироваться:

— Да, он их сначала убивает, а потом воскрешает, у него целая коллекция в лаборатории, — попыталась улыбнуться сведёнными губами и даже палец вверх подняла, чтобы придать значимости своим словам.

Магистр Хэйд удручённо качнул головой, потёр переносицу пальцами, но не сдался.

— Хорошо, а про студентов что-то сказать можете? Не замечали за кем-то, хм, странностей?

Бах! И сердце не просто ухнуло вниз, оно вовсе остановилось на мгновение, чтобы потом с силой ударить в рёбра.

Ребята скисли. Зелье, зельем, а выдавать что-то про тех, кто потом может устроить тебе тёмную — никто не решался.

Первым нашёлся что сказать всё тот же скромник Алекс:

— Да что студенты? Обычный народ, тут легче сказать, у кого этих самых странностей нет. Я, вот, с книгами разговариваю. Это же странно? Странно! Но не настолько, чтобы хвастаться этим перед вами, господин ректор.

То есть до этого они тут все хвастались достижениями преподавателей? Я правильно поняла? Логика где-то потерялась.

Магистр Хэйд выпад оценил. По губам скользнула тонкая улыбка, а в следующее мгновение он снова примерил роль робкого парня.

— Б-благодарю, реб-бята, вы мне очень пом-могли. Можете идти, — старосты слаженно вздохнули, не скрывая разочарования и стали медленно подниматься со своих мест.

Я решила сбежать первой. Но только и успела, что схватиться за ручку двери, как мне в спину прилетело:

— Эсман, останьтесь, пожалуйста, — прямо в духе настоящего кошмара наяву.

Сердце замерло во второй раз, а перед глазами заплясали чёрные мушки. Допрыгалась, Лета?

Лицом к господину магистру я так и не повернулась. Так и стояла, рассматривая бежевую стену, правда, только чуть в сторону пришлось отойти, чтобы пропустить ребят. А когда мы остались в кабинете одни, пришлось брать себя в руки.

Посмотреть в глаза странному мужчине было страшно, но выбора мне не оставили.

— Виолетта, мне кажется, или вы меня боитесь? — с притворным удивлением произнёс магистр. Я же лишь отрицательно покачала головой, боясь, что голос меня подведёт.

Если до момента с непонятным зельем и пугающих вопросов я ещё харахорилась, то теперь, совершенно точно, запахло жаренным.

— Тогда, может быть, посмотрите на меня? Или плитка на полу привлекает вас куда больше? — вновь язвительность и желание задеть.

Сжав руки в кулаки, всё же подняла голову, и даже попыталась улыбнуться.

— Господин магистр, у вас остались ко мне какие-то вопросы? — попыталась направить нового ректора в русло делового разговора.

По его губам скользнула холодная улыбка, и он просьбе моей внял, только вопрос напугал до икоты:

— Почему вы не выпили чаю? Не понравился?

И столько участия в словах, что не знай я подоплёку происходящего, поверила бы в его искренность.

— Понравился. Я выпила, — произнесла безэмоционально и закивала, как болванчик.

— М-да? — верить мне, конечно же, никто не собирался. — Тогда, может быть, у вас есть секрет, которым бы вы хотели поделиться со мной?

— У меня? — пискнула задушено.

Магистр демонстративно оглянулся:

— А вы здесь видите кого-то ещё?

— Вас? — не ответ, скорее вопрос. Но до чего же глупый. Я даже зажмурилась, желая взять свои слова обратно, только жаль, что сделать это невозможно.

— Вы хотите знать мои секреты? — издевательски протянул ректор, переходя, почему-то, на полушёпот. А когда я открыла глаза, то увидела, что он подошёл ко мне слишком близко. И отступить было некуда — позади меня стена.

Патовая ситуация.

— Не хочу! — выпалила поспешно. Я бы и руки перед собой выставила, пытаясь отгородиться от тесного соседства, да вот только сделать себе этого не позволила.

— А я вот хочу,- буквально вжимая меня в стену произнёс этот, этот… Нахал.

Злость отрезвила. Придала сил. И моё излюбленное равнодушие вернулось в полном объёме.

Я скептически ухмыльнулась и посмотрела прямо в глаза этому притворщику.

— Господин ректор, а вам не кажется, что вы сейчас переходите все мыслимые границы?

Отчислят? Да и фиг с ним! Играть в игры зарвавшихся мужчин я не намерена. И так из-за одного такого болвана оказалась неизвестно где, тоже пошла на поводу. Больше я на эти грабли наступать не хочу.

Мой выпад его ничуть не смутил:

— Неужели?

Руку вперёд я всё же выставила, пытаясь оттолкнуть монолитную плиту:

— Господи ректор, если у вас больше нет вопросов, то я могу идти? — такими темпами моей смелости надолго не хватит.

Несколько секунд, показавшихся вечностью, меня сканировали нечитаемым взглядом, а потом мужчина качнулся на пятках и отошёл на несколько шагов.

— Почему же, вопрос есть, — и опять эта дурацкая пауза. Будто мы не разговоры разговариваем, а отыгрываем сцену в дешёвом спектакле. — Мне бы хотелось знать, почему вы не выпили чай?

И в глазах уже не язвительность, а холодная расчётливость.

Пожала плечами, демонстративно разгладила форменную юбку. Да-да, я тоже умею делать эффектные паузы.

— Я бы выпила, если бы вы не смотрели с таким кровожадным интересом на всех собравшихся.

Чистая правда. Чай не пах ничем особенным. Ни одним из знакомых мне зелий. Да и магией от него не фонило. Всё было сделано так, что и придраться не к чему. Вот только его глаза… Правду говорят, глаза — зеркало души.

Его брови взметнулись вверх:

— Даже так? — вот только голосом заморозить можно было — он будто иголками в кожу впивался.

— Именно так, — подтвердила и предприняла очередную попытку: — Я могу идти?

Я думала, что допрос с пристрастием продолжится, но мужчина неожиданно весело улыбнулся и махнул рукой на дверь:

— Идите, больше не смею вас задерживать, — а когда я в неверии нахмурилась, повторил: — Идите, Виолетта. Вы свободны.

«Пока» — так и повисло несказанным словом.

Из кабинета я выскочила с бешено колотящимся сердцем, и под осуждающий взгляд секретаря захлопнула дверь приёмной, мечтая как можно скорее оказаться подальше отсюда.

В коридоре притормозила, оглянулась и, приняв спокойный вид, что далось мне слишком сложно, отправилась в жилой корпус. Женская половина учащихся проживали на территории академии в самой дальней части. Не потому, что девушек недолюбливали, а потому что тех, кто дебоширит чаще, то есть парней, нужно было держать поближе к комендантам. Впрочем, все эти меры предосторожности не очень-то помогали — ребята, как сходили с ума раньше, так и продолжали. Даже страх быть отчисленным не остужал их пыл.

Словом, чтобы пройти до заветной двери своей комнаты, мне нужно было проделать довольно долгий путь, где непременно с кем-нибудь да столкнёшься. И ведь не ошиблась. Стоило оказаться на залитой солнцем лужайке за ученическим корпусом, как ко мне подбежала Ирма:

— Ну, Летка, и что там было?

Я равнодушно пожала плечами, хотя внутри меня всё ещё знатно потряхивало:

— Ничего особенного, — развивать тему не хотелось. Да и вообще мне срочно нужно было добраться до комнаты.

Ирма всплеснула руками и возмущённо поинтересовалась:

— Вам что, ректор всем одну фразу выдал?

— Ты о чём?

— Да о том, что кого из старост не спросим, все отвечают — ничего особенного!