Такие вещи иногда происходили в «Доверии»: там жили мамочки из не самого благополучного слоя общества, и порой они пропадали на больший или меньший срок. Некоторые возвращались, некоторые — нет. Надю выбило из колеи сообщение о том, что Светлана пропала: она не производила впечатления совсем уж неблагополучной, вела трезвый образ жизни и много работала. Да и Варя была ребёнком нежным, домашним — как она, бедная, там одна в больнице? Надя позвонила завучу и попросила отгул хотя бы на пару уроков, но та наотрез отказала. Все, кого можно попросить навестить малютку, тоже были заняты — пришлось отложить визит на послеобеденное время.

Весь учебный день Надя провела как на иголках, но когда ворвалась в нужную палату, красная и запыхавшаяся, то увидела вполне мирную картину: Варечка сидела на коленях у мальчика подростка, и он показывал ей буквы в большой детской книжке. Похоже, эти двое нашли общий язык. Заметив Надю, оба радостно улыбнулись и ринулись к ней. Первым делом Надя обняла и расцеловала девочку — та даже всхлипнула, расчувствовавшись, что увидела знакомое лицо. Потом настал черёд мальчика. Надя потрепала его рукой по лохматой голове — неловко было обнимать юношу, которого она видела во второй раз, а в лицо — вообще первый. Но парень сам прильнул к ней, как к родной, и уткнулся в плечо. Высоченный оказался, хотя и худой.

— Я смотрю, вы подружились, — улыбнулась Надя, наклоняясь к принесённой ею сумке с гостинцами. — Тебя как зовут?

— Петя. А вас тётя Надя, мне Варя сказала. А это правда, что вы не её мама?

— Правда. Я ей не родственница, просто помогаю, пока её мама… занята.

— Когда мама приедет? — тут же скуксилась Варя.

— Приедет, обязательно приедет… — пролепетала Надя, боясь даже добавить «скоро» и тем лишний раз обмануть девочку. Но сказать ей, что мама вообще неизвестно где и неизвестно, появится ли — это было бы чересчур жестоко по отношению к детской психике.

Варя всё равно расплакалась от такой неопределённости, а Петя принялся её утешать:

— Не плачь. Моя мама вообще в Америку уехала, на другой конец света, представляешь?

Варя перестала плакать и уставилась на него широко распахнутыми глазами:

— И как же она к тебе оттуда вернётся?

— На самолёте прилетит. Но только через неделю.

Варины глаза совсем чуть не вылезли из орбит:

— Неделю будет лететь в самолёте!

Петя рассмеялся:

— Да нет! Просто у неё билеты давно куплены, она из-за меня не стала менять, потому что это очень дорого.

Тогда Варя расплакалась ещё и за Петю: целую неделю ждать маму — это слишком долго!

Надя как могла отвлекала детей от невесёлых мыслей, угощая их йогуртами и фруктами:

— Зато у тебя папа здесь, — постаралась она утешить Петю, а заодно и сочувствовавшую ему Варю.

Но парень отрицательно качнул головой:

— Нет у меня отца. Точнее, есть, но он в другом городе живёт. Мы почти не видимся.

— Как же? А вчера…

— Это дядя мой, мамин брат, — буркнул Петя, тоном выражая отношение к родственнику. — Мама попросила его меня в больницу отвезти, когда мне плохо с животом стало.

— Так ты что же, один живёшь, пока мама в Америке?!

— Нет, с бабушкой. Точнее, с прабабушкой. Но она старенькая очень, больная.

Надя печально вздохнула. Бедные дети! Ей казалось, что от своих она ни за что бы так надолго и так далеко не уехала. И уж тем более не пропала бы без связи.

Ей хотелось подольше остаться в больнице, но нужно было ещё подготовиться к походу в театр с Анатолием, да и медсёстры уже с неодобрением поглядывали на их весёлую компанию.

***

Встречу Толик назначил у входа в железнодорожный вокзал: ехать удобнее всего было на электричке, чтобы без пробок туда и обратно. Надя приехала туда на автобусе, что было непросто, учитывая каблуки (пусть и небольшие, но всё равно непривычные для её ног). А ещё она замёрзла, пока шла от остановки до крыльца вокзала, потому что мама уговорила её надеть шёлковое платье с выпускного и тонкие капроновые колготки, а сверху только плащик и даже не разрешила проложить между ними тёплую кофту, чтобы не выглядеть колхозно, когда разденется в фойе театра…

И каково же было Надино удивление, когда после всех этих трудностей и лишений она обнаружила возле входа Татьяну Дмитриевну! Толик, разумеется, тоже был там, но он как будто слегка прятался за широкую мамину спину, то ли от свежего весеннего ветерка, то ли от Нади.

— З-здравствуйте, — растерянно пробормотала она, обращаясь в основном к потенциальной свекрови.

— Здраавствуй, Надюша, — протянула Татьяна Дмитриевна почему-то не так дружелюбно, как она это делала у Мельниковых дома. — Ты что же это, простудиться решила? Ты почему так легко оделась? Не май-месяц на дворе, а вечером станет ещё прохладнее.

Толик молчал. Надя ещё больше растерялась.

— Я… я… А вы… с нами поедете?

— Конечно! — отрезала Татьяна Дмитриевна. — Разве прилично девушке с мужчиной наедине встречаться, пока они ещё не обручились?!

Надя раскрыла рот, но не нашлась, что возразить — и закрыла обратно. С одной стороны, верно, но с другой — они же в театр… А впрочем, ладно. Надя пока ещё не решила, как относиться к этой гиперопеке.

Они вошли в вокзал и направились к кассам. Татьяна Дмитриевна сама пообщалась с кассиром и сама всё оплатила, а потом с покровительственным видом вручила Наде билет в виде чека. Уселись они втроём на тройное сиденье: Надя и Толик по бокам, его мама — посерединке.

— Мне нужно очень серьёзно поговорить с тобой, милая моя, — прозвучало это из уст потенциальной свекрови отнюдь не мило. — Так сказать, расставить все точки над i. Я знаю, что ты из хорошей семьи и воспитана в лучших традициях православного христианства, и всё же есть свои особенности в том, как я бы хотела видеть семейную жизнь моего сына…

За этим последовало повторное долгое перечисление всех достоинств и совершенств Толика, а потом — особенностей его режима дня, сна, питания и прочего. Затем — то, каким Татьяна Дмитриевна видит его будущее. Трое детей — не больше. Больше ему не позволит здоровье (Надя не поняла, причём тут именно его здоровье, ведь физиологический вклад отца в будущего ребёнка минимален, по сравнению с вынашиванием и выкармливанием матерью, но уточнять постеснялась). Далее, все заботы по уходу за детьми: кормление, купание, укачивание и так далее — должны ложиться на мать, а в зоне ответственности отца — только финансовое обеспечение семьи. Вот почему жена не должна работать: на ней весь дом, и уборка, и готовка, и ухаживание за мужем. К физическому труду по дому Толика также не располагает здоровье. Работа руками — это вообще не его, и дома он должен исключительно отдыхать.

В начале этой пространной речи, которая лилась из уст Татьяны Дмитриевны так бурно и непрерывно, что невозможно было вставить ни слова, ни восклицания, Надя было расстроилась. Что это за концлагерь такой с целью угнетения жены? На её взгляд, любовью тут и не пахло — одним только сотрудничеством, и то неизвестно, взаимо ли выгодным. Вот Надины мама с папой всегда помогали друг другу, да и как иначе всё успеть в многодетной семье? Но постепенно она расслабилась, решив, что Татьяна Дмитриевна просто хочет счастья своему сыну и старается добиться его известным ей способом. Что между Надей и Толиком будет происходить в семейной жизни, они решат сами, когда наконец останутся наедине. Поэтому Надя только с улыбкой кивала потенциальной свекрови, а под конец даже позволила себе шутливый вопрос:

— А кто же будет чинить розетки, сантехнику и мебель? Неужели тоже жена?

Татьяна Дмитриевна недовольно поджала губы и прищурилась:

— Думаю, мой сын в скором времени будет зарабатывать достаточно, чтобы передать тупую грязную работу соответствующим людям.

На вокзале они пересели в автобус, и Наде пришлось ещё раз пережить холод мартовского вечера, а потом неудобство раскачивания на каблуках в плотной толпе усталых и не слишком приветливых людей.