— Надя, послушай, — пытался увещевать её Владимир, — я специально тебя сюда привёл, я приготовил деньги, я очень хочу купить тебе хорошую вещь…
Но Надя только мотала головой:
— Я не могу, Влад, прости, я не могу. Это слишком дорого. Я… не умею носить такие вещи, я боюсь их испортить. Да и потом, сам подумай, куда мне его надевать?
— И порти на здоровье, это твоё! И как ты научишься их носить, если не будешь пытаться? А надевать можно, например, на встречи со мной. Давай пойдём в театр, на концерт, да хоть в кафе — почему нет?
— Я не люблю привлекать внимание посторонних людей. Если уж ты так хочешь мне что-нибудь купить, давай сходим в магазин попроще.
Но настроение было испорчено, и, пройдясь ещё немного почти в полном молчании, Владимир отвёз Надю домой. По дороге к машине она попросила его купить ей мороженое, от которого обычно отказывалась, но это было больше похоже на слабую попытку загладить вину, чем на настоящее желание.
Владимир ложился спать с тяжёлым камнем гнева в груди. Долго не мог уснуть — совсем как в первые дни своего жениховства, но тогда это было от любовной горячки. А к утру камень растёкся горечью. Проблема казалась неразрешимой: он хочет видеть свою невесту красивой, а она категорически противится этому. И ладно бы, если бы она была полноватой, с заячьей губой или ещё какими-нибудь уродствами. Стройная же, юная, красивая — а тряпки будто с бабушкиного плеча. Маразм…
Целый день до вечера на работе Владимир злился и сокрушался, а под конец трудового дня ему пришло сообщение от Нади:
"Сижу дома одна и очень скучаю *плачущий смайлик*"
Владимир как никто другой знал, что Надя не умеет скучать. У неё миллион занятий, начиная приготовлением изумительных блюд, продолжая чтением и молитвой и заканчивая самым разнообразным рукоделием. И это не считая работы и волонтёрства в центре помощи материнству. А значит, это сообщение подразумевало: "скучаю по тебе". При том, что расстались они на негативной ноте.
Сердце Владимира, на котором успел намёрзнуть целый айсберг, мгновенно растаяло, и он с трудом дождался окончания рабочего дня, чтобы рвануть на машине к своей невесте.
Надя действительно оказалась дома одна. Она надела облегающие джинсы и тонкую маечку, нажарила блинов и даже накрасила губы, что случалось с ней примерно никогда. Увидев Владимира на пороге, Надя повисла у него на шее, прильнув всем тонким телом, и так они замерли надолго, пока Владимир не почувствовал рыдания у себя на шее.
— Эй, ну ты чего? — прошептал он, нежно поглаживая Надю по голове. — Не плачь, солнце моё…
Это было наименее пошлое и наиболее точное по отношению к Наде из всех ласковых слов, какие он знал.
— Ты не сердишься на меня? — всхлипнула она.
— Да разве на тебя можно сердиться? Ты же ребёнок. И ангел в одном лице.
— Прости. Мне так стыдно, что я расстроила тебя вчера. Просто я…
— Чщщщ, — Владимиру не хотелось снова разбирать обвинения и оправдания по этому вопросу.
Он снял обувь и повёл Надю в гостиную. Удобно разместился с нею на диване, так что она оказалась полностью в его руках, и бесконечно долго упивался её близостью, теплом, нежным ароматом… пока входная дверь не открылась и прихожую не заполнили многочисленные Надины родственники. Все радостно поздоровались, попереобнимались и пошли на кухню пить чай.
Уже поздно вечером, прощаясь с Надей у неё в комнате, Владимир, переполненный горячим, распирающим грудь чувством, сказал:
— Знаешь, что? Чёрт с ним, с этим платьем. Я люблю тебя такой, как ты есть. Ты настоящее чудо, Надюша. Поскорее бы уже свадьба…
Они поженились через два месяца. Ещё через месяц Надя забеременела и в положенный срок родила здорового мальчика, которого назвали Максимкой.
Толик завёл отношения с симпатичной коллегой, они развиваются не слишком бурно по причине вмешательств Татьяны Дмитриевны, но Толик с оптимизмом смотрит в будущее. Костя вместе со своим товарищем уволились из бригады Надиного папы и ушли в другую, но принципиально в их жизни ничего не изменилось. Образования Костя так и не получил, в церковь не ходит. Антон уехал жить в Тибет и увлёкся там буддизмом.
