София

Звякнул магический колокольчик на входе, оповещая о приходе посетителя. Я встрепенулась и оторвалась от разбора трав. На пороге топталась пышная женщина с пунцовыми щеками, она бранилась сквозь стиснутые зубы и тяжело дышала, точно пробежала до того с добрый километр. Золотые массивные серьги в её ушах качнулись.

— София! — обрадовалась вея[1] Шудин. Она бодро зашагала в мою сторону, а я успела пожалеть, что не спряталась за прилавком.

Вея Вельвара Шудин — жадная до денег женщина с дурным нравом. По несчастью, матушка помогла ей с год назад. С тех пор она и повадилась ходить в лавку, как к себе домой. Приходит, языком треплет и уходит, понося владелицу на чем свет стоит. И прогнать — не прогонишь, аристократка же! Супруг её, вей[2] Сивар Шудин, — уважаемый человек с добрым сердцем, но, увы, любовь — зла, а политические браки — еще злее. Оставалось только посочувствовать мужику.

— Где твоя мать? — грубо спросила вея, уперев руки в покатые бока. Дорогое платье неподходящего фасона облепило её огромное тело и смотрелось до невозможного нелепо. Мне захотелось хохотать, но я сдержалась и лишь кашлянула, заслонившись кулаком. Как пить дать, вея оказалась внимательнее, чем казалось. Она покраснела пуще прежнего. — Мерзавка такая! Я к вам с душой, а вы? Ох, расскажу Сивару, получишь! Плетей десять — хорошо будет, глядишь, научишься, как встречать знатных людей надо! Никакого уважения! Подумать только!

Скрипнула дверь наверху, по лестнице спустилась матушка. Волосы её привычно были забраны в строгий пучок, а на лице отразилось удивление.

— Вея Шудин! Вы бы предупредили, мы не готовились к таким гостям, — сказала она елейным голосом и растянула губы в широкой улыбке.

Вея, видимо, собралась продолжить гневную тираду, но матушка её перебила и, глянув на меня, стрельнула глазами к выходу: беги, мол, чего стоишь, ждешь. Дважды намекать не пришлось.

— Боги! Как я ждала вашего визита! У меня есть новая настойка для похудения, желаете взглянуть? Очень эффективная!

Женщина растерялась, закрыла рот, коротко кивнула.

Я, не теряя времени, устремилась к двери и, попридержав, тихо закрыла. Прозвучал колокольчик, а затем раздался визгливый крик веи, но слов я уже не разобрала, ускорила лишь шаг, удаляясь.

Несмотря на неприятный визит, настроение ничуть не испортилось. Сегодня — великий праздник в честь Первого охотника, основателя Империи. Маги и магички со всех уголков Мирам[3] соберутся на острове Сегрия[4]. Ничего, что на сам остров простому люду не попасть, водный народ не жаловал гостей, так уж повелось. Столицу тоже броско украсили разноцветными плакатами, зазывающими посетить ярмарку и театральное представление.

Смеркалось, зажглись на улице фонари, заполняя улочки ярким светом.

С главной площади лилась музыка, оповещая о начале постановки. Я ускорила шаг в надежде поспеть. Подобное случается только раз в год! Упустить было бы глупостью. Удивительно, отчего Джо решил проигнорировать увеселительные мероприятия, он, как правило, любил дамское общество, а где, как не на ярмарке, можно легко пленить сладкими речами доверчивую красавицу?

Друг заранее озаботился выходным и показал нос со своего чердака утром на минуту, чтобы наскоро отмахнуться от лепешек, щедро отправленных сироте матушкой, да убежать по своим делам.

Я помню, как он появился в нашей жизни. Осев в Гении[5] после долгих переездов с места на место, мы с матушкой открыли лекарскую лавку. Дела шли хорошо, но с ростом популярности, увеличился и спрос, нам не хватало рук. После же объявился старик Ниви с учеником. Матушка долго не думала, согласилась нанять опытного травника. Подумаешь, что в довесок к нему шел нескладный мальчишка.

Увы, когда мне стукнуло шестнадцать, старик помер. Не выгонять же Джо на улицу? Матушка согласилась выделить ему чердак в лавке и выплачивать за работу за вычетом аренды.

Чего греха таить, он оказался весьма талантливым малым: успел перенять от старика Ниви знания. Пусть ему не хватало навыков, со сбором и сортировкой трав, а также заготовками справлялся просто прекрасно. Что греха таить, способности парня вызывали во мне зависть, порой и желание придушить, ведь он умудрялся преуспевать и в рабочее время, и вне стен лавки. Стоило вспомнить, как «бедный сиротка» рассказывал душещипательную историю о смерти дедушки, без стыда приукрашивая ложью свою историю, нежась в объятиях белокурой красотки старше него лет на пять, а та доверчиво гладила его по плечам, удерживая слезы сочувствия, злость брала. У меня-то с личной жизнь не заладилось!

Почему все достается таким придуркам по мановению руки — взмаху длинных угольных ресниц? Это просто несправедливо!

Я прищелкнула языком. Наверняка засранец соврал про дела и сейчас где-то заговаривает зубы очередной девице!

Джо был моим ровесником. Достигнув девятнадцати годов, слыл не только хорошим специалистом, но и тем еще дамским угодником. Я едва ли понимала, что такого особенного в нём находили девушки. Глупые шутки, острый язык, ругань, слетающая с губ, что каждый раз хотелось засунуть в его помойный рот кусок мыла, а лучше — сразу два. Мне оставалось лишь их пожалеть, ведь мальчишка явно жениться не собирался.

— Уж не София ли это!? — донесся до ушей знакомый голос.

Я бы предпочла его не узнать, но узнала. Заспешила, стремясь затеряться в толпе, но на плечо мне опустилась тяжелая рука.

Мужчина обошел сбоку и, склонившись, заглянул в глаза.

— Что же ты, птичка. Неужто не скучала? — противно протянул Чарли, на его лице проступило такое довольство, что захотелось прямо тут отхлестать наглеца по щекам или утопить в бочке с протухшей сельдью. Увы, бочки сельди поблизости не нашлось.

К сожалению, Боги не уберегли меня от любвеобильных лжецов. Я, как последняя дура, влюбилась и разделила с Чарли не только пищу, но и ложе.

Стоило тогда послушать советов Джо! Кто же знал, что все так обернется. А ведь можно было быть чуточку внимательнее, гниль лежала на поверхности. Но меня пленила внешность сына лорда, его золотые кудри, широкая улыбка, вкрадчивый голос, обещания о семье и детях. Да я уже нарисовала в воображении наш дом, придумала, как назову сына!

Бесы его раздери!

Правду говорят: влюбленные девчонки не способны мыслить рационально. На глаза не то что розовые очки надевают, их туда клеят намертво так, что не отодрать. И бьются они неприятно, сыпля мелкую бриллиантовую крошку прямо на радужку. А потом… потом ты понимаешь, что это вовсе и не бриллианты были, обыкновенное дешевое стекло из магазинчика старушки за углом родного дома.

— И вам доброго вечера, вилей[6]. Посторонитесь, я опаздываю, — процедила сквозь зубы, сбрасывая мужскую руку.

Мерзавец посторониться не пожелал, загородил путь. Я шагнула вправо — он повторил, влево — то же самое. Его усмешка взбесила до пульсирующего желания стереть её с чересчур довольного лица. Шальные блестящие глаза Чарли потемнели, сузились, задержавшись на плотно стянутой на талии блузе. Это вызвало чувство, будто меня обваляли в чем-то грязном, попутно облив мутной болотной водой.

— Исчадия! Да что с тобой не так!? — выругалась я. На крик недоуменно обернулось несколько прохожих. Да уж, дочь известной лекарки орет при честном люде!

Злость взяла лютая: и на него, и на саму себя. Нужно оставаться сдержанной. Отплакала уже, отгоревала. Но легче сказать, чем сделать. Один вид его самодовольной рожи что-то перещелкивал внутри, казаться равнодушной становилось и вовсе невозможно.

Сколько недель я провела, запершись в комнате. Джо быстро прознал, что произошло, и, пробравшись через окно, клятвенно пообещал отбить наглецу причиндалы и все, до чего дотянется. К собственному разочарованию, пришлось друга отговаривать. Битая…кхм… морда ублюдка — это замечательно, конечно, мне бы понравилось несколько смачных фиолетовых синяков на ухоженном лице, они бы очень подошли к разложившейся душонке. Но краткий миг удовлетворения не стоил заточения в подземелье за избиение аристократа.