— Но она бросила меня. Сказала, что отец поставил ее на кон…

— Ложь. Ложь. Ложь, — мужчина встаёт. Делает несколько шагов по кабинету, после чего возвращается на исходное положение. — Когда долги Итона достигли баснословных размеров, я встретился с ним лично. И каково же было мое удовлетворение, что он сразу узнал меня. Оцепенел. Ужаснулся. Понял, что по уши в дерьме. Но я предложил ему сделку: списание долгов взамен на дочь. В тот момент, надо отдать ему должное, он категорически отказался. Видимо, действительно испытывал к тебе теплые чувства, пока не узнал, что ты не его ребенок. Он понимал это уже тогда, когда смотрел в мои глаза. Странно, что он раньше не увидел этого отличительного сходства.

Ривера замолкает. Я накладываю его слова на мамины, что эхом отдаются в голове, и совсем не могу зацепится за ту пресловутую истину.

— Знаешь, Тиф, — от моего короткого имени, произнесенного его ртом, что-то в груди предательски екает. — Итону потребовалось всего двенадцать часов, чтобы согласиться на мое предложение. Пока твоя мать готовилась к побегу, потому что прекрасна знала, кем я стал, и что мог сделать за то, что она скрыла от меня правду о тебе, ее муженёк успешно поставил тебя на кон. Ещё ребенка. Ты это понимаешь?

— Но откуда мама могла узнать об этом? — давлюсь этой пресловутой булкой, потому что мне тяжело жевать после услышанного. — Он что… Пришел и прямо спросил?

— Итон разозлился, как и любой адекватный мужчина, что жена его обманывала столько лет. Причем в таком важном вопросе. Он всегда ненавидел меня, поэтому, возможно, эти чувства перекинулись и на тебя. Поэтому он с лёгкостью принял мое предложение, чтобы в итоге остаться без долгов и без чужого ребенка. И все было бы так, но Виктория оказалась умней. У Хоггарда-старшего было влияние в этом городе, он мог помочь ей кардинально решить проблему, поэтому она скормила ему нужную сказку. А он ей доверял. Слепо. Только на кон ставили не ее, а тебя. Об этом факте она умолчала.

— Ричард сказал, что она должна была оставить завещание, которого не было… Но он видел его…

Я блею как паршивая овца. Оказывается, я абсолютно не знала собственную мать.

— Она ничего не оставила. Всё-таки хоть какое-то уважение к людям, которые ей помогли, у нее было. Если бы она оставила документ, по которому Ричард Хоггард назначался опекуном, я мог бы легко его оспорить. Тот бы стал сопротивляться, потому что в отличие от Итона, он тебя действительно любил. И тогда семье Хоггард пришлось бы очень не сладко. Поэтому нужно было действовать радикальнее. У Вики уже на тот момент был другой мужчина. Но не тот, с которым она проводила последние годы перед смертью. Что ты так смотришь? — он вопросительно вскидывает бровь. — Ты же не думала, что я не знал об этом? Я узнал о том, где ты, спустя пару дней после твоего выезда из Лондона. Я привык наблюдать за всем, Тиффани. Без должного внимания не построить империю. Я знал, что она больна. Ваши последние два года были для нее своего рода возможностью искупить грехи. И я ждал того момента, когда ты вернёшься в Лондон после ее смерти. Понимал, что это обязательно произойдет. Но до последнего рассчитывал, что Виктория объяснится с тобой.

— По твоим словам моя мать чудовище.

— А разве ты это ещё не поняла?

Я даже не могу объяснить, что я сейчас чувствую. Меня трясет внутри как помойную псину, а все органы, начиная с сердца, давно прекратили жизнеобеспечение. Я мумия. Я застыла во времени, не желая видеть очевидного.

— Мы, наконец, подошли к той самой главе, о которой я говорил выше. Помнишь? Что твою мать избили и выбросили как бездомную собаку. Я не мог спустить это. С теми людьми, которым ещё был должен Итон, мы не имели дела до этого момента. И твоя мать открыла шкатулку Пандоры.

— В каком плане?

Хлопаю глазами, ощущая, что меня сейчас стошнит. Делаю глубокий вдох, но Габриэль будто не видит этого. Он полностью в себе.

— Виктория Барлоу развязала войну.

Габриэль, наконец, обращает внимание на то, что я ничего не понимаю. После чего садится прямо на стул напротив меня и соединяется в тягучем зрительном контакте.

— Из-за нее я погнушался своими принципами и влез на чужую территорию, когда пытался отомстить. За женщину, которая этого не стоила. А в наших кругах такого не спускают. Но мой разум затмила моя гордыня. Мне хотелось переломать пальцы каждой гниде, которая сделала с ней такое. Потому что, как ни крути, я действительно в прошлом очень любил твою мать. Так и началась бойня за Южный район.

— Кил говорил что-то… — силюсь вспомнить наш последний разговор в поместье. — Кажется, там тебя убили.

Он растягивается в какой-то жуткой улыбке.

— Почти убили. Но меня действительно собирали практически по кускам, что изрядно подправила мою внешность.

— Подожди… — кажется, я начинаю понимать. — Все это произошло с разностью в несколько дней, я видела… Смерть, — делаю кавычки в воздухе, — мамы и твоя смерть… Все почти одновременно…

— Мне пришлось фальсифицировать документы, чтобы в той войне стёрлось мое прошлое. Она шла ещё много лет после. Меня объявили официально погибшим, но моя правая рука на тот момент все сделал безупречно чисто.

— Петтифер? — еле слышно хриплю, проглатывая приступы подкатывающей желчи.

— Да. Твоя мать скормила Хоггарду нужную ей сказку, чтобы бежать, но сделать это максимально эффектно, что не подкопаешься. Чтобы закрыть этот этап своей жизни и не бояться, что когда-нибудь ее не просто изобьют, а убьют. Или что хуже. С пристрастиями мужа это было максимально вероятно, потому что неизвестно, кому он поиграется в следующий раз. Именно поэтому были предприняты такие кардинальные меры. А ребенок это балласт. Она думала, что я докажу отцовство и заберу тебя. И что тебе ничего не будет угрожать, а получилось наоборот. Я был вынужден склеивать себя заново, начинать абсолютно новую жизнь и восстанавливать все былое, чтобы в один момент вернуть тебя. Пока она жила полной жизнью, ты осиротела, а Итон топил свое горе в бутылке. Поэтому да, она — чудовище.

— Ты говоришь, что начал новую жизнь. Каким образом? — обхватываю себя здоровой рукой и крепко закрываю глаза.

— Микаэль Петтифер перевез меня в Германию. Там меня собирали по частям. В частности мое лицо, — мужчина вертит шеей в разные стороны, демонстрируя едва уловимые шрамы по всему периметру. — Внешность претерпела значительные изменения. Габриэль Ривера умер по всем документам, что значительно облегчало многие аспекты, потому что бойня за Южный район не прекращалась много лет. Возвращаться сразу было опасно. По факту я до сих пор существовал без какой-либо идентификации для общества. Поэтому, мне пришлось выбрать себе новое имя.

Я на дышу. Дикий спазм закрутил горло от понимания сути.

— И… И какое же имя теперь ты носишь?

Он смотрит на меня долго и пристально. Я до последнего борюсь с остатками самообладания, но мои силы на пределе возможностей.

— Мое новое имя — Давид Агилар.

Как только слова слетают с его губ, последняя часть головоломки встаёт на место. И в этот момент меня рвет.

New Divide — Linkin Park

Тиффани

Все, что происходит со мной в данный период времени — какой-то дикий сюр. В один момент на моих глазах чуть не убили моего мужчину, я познакомилась с родным отцом, выяснила, что моя мать, оказывается, совершенно незнакомый мне человек.

После долгого признания Габриэля… Или Давида… Я ещё не решила, как мне его называть, я больше не могла сдерживать рвотные позывы. Круассан, который казался таким чертовски вкусным, встал поперек горла и полез наружу вместе с желчью, которая скопилась, кажется, везде. Меня полоскало на пол прямо перед дорогими туфлями новоиспеченного отца. А он испугался. На его лице действительно отразился ужас от того, что со мной происходило. Его ладони гладили меня по плечам и спине, пока я пыталась хоть как-то выровнять дыхание, а затем он ловким движением подхватил меня на руки и лично отнес в выделенные для меня апартаменты. Он не подпустил ко мне никого. И это сильно поразило меня.