Мы останавливаемся возле обыкновенного двухэтажного дома, коих в Британии тысячи, в недорогом районе туманного Альбиона. Неприметный фасад, небольшой садик, черепица на крыше. Выскакиваю на улицу вслед за братьями и хватаю ртом морозный воздух. Оглядываюсь по сторонам в поисках кого-нибудь из людей, но вижу по соседству только такие же, идентичные этому, дома. Шагаю вперёд, быстро достигнув бордовой входной двери. Намереваюсь постучать, но при первом же ударе она поддается и распахивается. Оборачиваюсь на братьев и захожу внутрь.

Ничего необычного. Гостиная, узкий коридор, лестница. Все стандартно. В доме пусто — это бросается в глаза сразу же. Но мы, на всякий случай, проверяем каждое помещение, пока из подвала не раздаётся крик Николаса.

— Что? — залетаю в маленькую комнатушку и дикими глазами смотрю на брата. — Что?!

— Вот.

Он дрожащими руками протягивает мне тарелку, на которой лежит та самая замороченная самодельная булка с маслом, беконом и яичницей, что так любит Тиффани, и меня передёргивает. Посуда со звоном падает мне под ноги, разбиваясь на мелкие осколки. Еда разлетается по вычищенному донельзя полу, а мое тело ведёт. Цепляю взглядом раскрытую книгу на кровати, аккуратно заправленную постель, мягкий плюшевый костюм, которые обожает моя Барлоу, брошенный бесформенной кучей в углу, и оседаю на пол. Уже понимаю, что это конец. А когда заходит Чарли и глухим голосом сообщает, что соседи видели, как постояльцы спешно покидали дом около часа назад, то все внутри меня выгорает дотла, оставляя за собой смерть и пепелище.

— Мы опоздали, — выдыхаю задушенно, глядя в смазанный на полу желток, — она забрала ее.

If I Lose Myself — OneRepublic, Alesso

Двадцать семь месяцев спустя

Тиффани

Медленно прохожу по маленьким улицам места, ставшего мне домом в последние два с лишним года. Каждое утро вот уже который день я преодолеваю один и тот же маршрут, возвращаясь в наш неказистый домик на окраине, где мы живем втроем: мама, я и Рон. Расслабленно наблюдаю за солнцем, встающим из-за начинающих обрастать зеленью холмов, пытаясь отвлечься от разрывающих душу мыслей, но сама просто погибаю изнутри. Казалось, что за свою недолгую по всем меркам жизнь, я уже полностью познала горечь утраты, но судьба решила иначе. Она стремилась поиздеваться надо мной, сначала неожиданно вернув мать, после чего снова забрать. Но теперь насовсем.

Разглядываю ставшие такими привычными окрестности деревни Сар, расположенной на расстояннии от Парижа примерно в семистах километрах. Я ни разу не была во Франции, но за все наше прибывание в стране так и не выехала из этих окрестностей — мама была убеждена, что для моей же безопасности лучше не покидать границы коммуны. Потрясающе красивые пейзажи скрывает место, спрятанное среди многочисленной зелени. Уже столько времени прошло, как я здесь, но восторг не уходит.

В этой деревушке у Рональда остался дом, который перешел к нему от бабушки. Именно сюда мы и направились после того, как спешно покинули Лондон. Когда я позвонила Киллиану тогда, в тот злополучный день, то думала, что не смогу вообще ничего сказать. Услышала его голос и расплакалась. Скольких сил мне требовалось взять себя в руки под гневным взором новоприобретенной матери, что торопила меня с каждой сказанной буквой. Тогда мне казалось, что я умерла. Умерла вместе с ним на другом конце провода, потому что слышала по голосу все, что происходило у него внутри. И, надо признаться, не осознавала в полной мере, какая дальше жизнь меня ждет.

Тот одноразовый телефон был уничтожен сразу после звонка. Им потребовалось не более получаса, чтобы собрать все наши вещи и разбитую меня, а затем обыкновенным мешком затолкать в неприметный черный седан, коих по городу ездят тысячи. Мама о чем-то переговаривалась с Роном, но я была абсолютно далека от реальности происходящего. В душе так детонировало и разрывало плоть, что физически заворачивало. Но до этого, к сожалению, никому не было дела. Я отпустила Киллиана, потому что люблю его. Как никого не любила. Именно поэтому оставила, дала ту самую пресловутую свободу выбора без вечной оглядки по сторонам, потому что со мной его бы ждала постоянная гонка. Опасная, разрушающая и, возможно, последняя. Я сидела на заднем сидении и оплакивала человека, которого оставила добровольно, даже не смотря на то, при каких обстоятельствах я видела его в последний раз. В конце концов, когда-то наши пути разошлись. Значит сейчас я всего лишь ускорила и так неизбежный исход.

Пока я утопала в пучине собственной скорби, мы оказались в поле, где был расположен, как стало понятно после, один из частных аэродромов. У моей матери и ее нынешнего ухажера оказались годами наработанные связи, именно поэтому мы смогли пересечь границу, не привлекая к себе лишнего внимания. Виктория Барлоу что-то не договаривала, я чувствовала это нутром, но у меня больше не было сил сопротивляться и копаться в тоннах дерьма из прошлой жизни в поисках хотя бы какой-то истины. Мне просто хотелось исчезнуть. Что я и сделала.

Население в Сар довольно небольшое, но мы достаточно легко смогли затеряться в толпе, не привлекая к себе никакого особенного внимания. В деньгах мы не нуждались, и причина этого факта скрывалась в завещании Рона, по которому он получил не только дом, но и достаточно щедрое наследство. Мама поведала мне все детали истории, произошедшей десять лет назад, и почему она так поступила. Правда сочувствия и понимания у меня это откровение так и не вызвало. Во мне кричала не своим голосом детская обида брошенной собственной матерью девочки. Но я сумела с этим смириться и научилась жить, принимая во внимание факты моего нового настоящего. Однако это шаткое спокойствие тоже не длилось долго.

Я ничего не слышала о семье Хоггард, как бы мне не хотелось подглядеть за их жизнями хоть одним глазком. Никакой информации, никаких сплетен — ничего. Они словно спрятались от всех, хотя до всей этой ситуации на первых полосах светской хроники периодически мелькал кто-то из них. Я сама отказалась от телефона, чтобы не испытывать соблазн набрать заветные цифры. Если рубить, то сразу голову. Все было спокойно, пока в журнал, который мама привезла из столицы, куда ездила встречаться по своим личным, но очень важным делам, не попала свежая новость. Не знаю, положила ли она его первой полосой на самом видном месте случайно или нет, но суть до меня дошла предельно ясно. Трясущимися руками я взяла тот чертов номер, на котором огромная фотография оповещала о свадьбе среднего из братьев на Элизабет Дэвис, дочери давней подруги Беатрис. Судя по размаху — торжество было знатное. На красивом фото счастливо улыбались виновники торжества вместе с родителями, а рядом с молодоженами внушительно расположились братья. Помню, как я неосознанно вела кончиком пальца по глянцевой бумаге, впитывая каждую черточку людей, которых я любила больше всего. Которые за этот короткий период после разлуки стали мне самыми родными. Я напитывалась их счастьем и словно сама купалась в нем, пока взглядом не зацепилась за Киллиана. Разношерстные эмоции пробили грудь, сковывая каждый напряженный донельзя мускул. Я не замечала ни наблюдающей за мной мамы, ни ожидающего какой-то реакции Рона. Я просто смотрела и смотрела на мужчину всей моей жизни, обливаясь кровью вперемешку со слезами изнутри. И только после долгого изучения каждого миллиметра этой несчастной фотографии мое внимание, наконец, осело на спутнице Кила.

Эту блондинку я помню еще с самой первой встречи. Холеная и породистая. Одна из дочерей друзей старших Хоггардов. И сейчас эта девка вцепилась пальцами в запястье Киллиана, а он же, в свою очередь, нежно обнимает ее за талию. Растерянно опускаю глаза на заголовок, где огромными буквами маячит новость о свадьбе одного из завидных холостяков, машинально открываю саму статью и в ужасе стопорюсь на многочисленных фотографиях с торжества на четыре страницы. И именно на одной из них вижу, как мой мужчина целует другую женщину. Именно эта пресловутая девица зарывается изящными пальцами в его волосы, притягивая к себе. И он отвечает. Отвечает! Боже…