— Уж и расхвалил ты этого Тощего Мемеда. Что он, нанял тебя своим защитником? — усмехнулся Осман.
— Ты просил рассказать о нем. Я сказал все, что знал и что видел. Да, таков Тощий Мемед.
Калайджи сел на землю и, обхватив руками голову, задумался. Думал он долго, а потом снова позвал к себе Хорали.
— Слушай меня внимательно. Доверял тебе Тощий Мемед?
— Нет…
— Почему?
— Я встал на сторону Шалого Дурду, когда Мемед выступил против него.
— Ну и что из этого?
— Просто он не доверял мне. Да он и своему отцу не доверился бы. Я думаю, что и Джаббару, самому близкому человеку, он тоже не доверяет.
— Уж и расписал ты новоиспеченного разбойника, прямо Гизик Дуран!
— Я его знаю.
— Так забудь о нем! — неожиданно закричал Калайджи. И, как это он делал всегда, когда злился, начал выдергивать торчавшие из носа волосы. — Ты хочешь сказать, что Тощего Мемеда не возьмет ни пуля, ни ловушка?
— Нет, я не это хотел сказать, — продолжал Хорали. — В ловушку может каждый попасть. Ведь Тощий Мемед еще новичок. Все зависит от того, какая ловушка.
— Надежда только на тебя, Хорали, — сказал Калайджи. — Ты все можешь. Ты самый опытный разбойник. Замани Мемеда в ловушку.
— Но ведь их двое,
— А второй кто?
— Длинный Джаббар.
— Джаббар еще мальчишка. Ей-богу, мальчишка.
— Я и говорю… Его-то чего бояться? Или и его…
— Кончай обоих… — сказал Калайджи и добавил: — Сначала найдем их. Потом ты пойдешь и пригласишь его к нам в отряд. Если откажется, придумаем что-нибудь другое.
— А может, согласится. Тогда мы легко справимся с этим дельцем. Он ведь еще ничего не знает о ловушках.
— Итак, договорились? — спросил Осман.
— Договорились.
— Сможешь ли ты быстро узнать, где он сейчас? Есть у него постоянное место?
— Откуда у новичка может быть определенное место! — усмехнулся Хорали. — Но я его разыщу.
XVIII
Голодные, изнемогающие от усталости Мемед и Джаббар шли по горам и лесам, неся на себе груз боеприпасов. Согнувшись в три погибели, они с трудом передвигали ноги.
Темная, непроглядная ночь. Лишь редкие звезды мерцают на черном небе. Но вот звезды стали исчезать. Небо посветлело.
Вдруг раздался страшный грохот. Джаббар вздрогнул.
— Что это?
— Вода бьет из-под скалы, — ответил Мемед. — Помнишь, я рассказывал об этом месте, когда мы были здесь в первый раз…
— Тогда, может, отдохнем немного у родника?
— Нет, нельзя, — сказал Мемед.
Он очень устал, но шел все время без передышки. Не останавливаясь, Мемед спросил:
— Что с тобой, Джаббар, ведь мы почти дошли. — Он на мгновение остановился и глубоко вздохнул. — Что с тобой? Вот дойдем до деревни — тогда передохнем. В деревню мы должны войти до рассвета. Да, да. Столько прошли, а ты… Вот уже и деревня. Не правда ли, брат?
— Это я так… Не обращай внимания.
Мемед шагал все быстрее, до деревни было уже близко. Джаббар, напрягая последние силы, еле поспевал за ним.
Они вошли в деревню, когда на востоке забрезжил рассвет. Несколько собак, не признав Мемеда, с лаем бросились на них. Мемед поспешил к дому Дурмуша Али.
— Дядя Дурмуш Али!
Дурмуш Али тотчас отозвался.
— Это ты, Мемед?
— Я.
— Сейчас иду. Добро пожаловать, сынок. Что ты сделал с гяуром? Мы слыхали, что ты поджег Актозлу, и гяур сгорел.
Дурмуш Али открыл дверь.
— Кто сказал вам об этом? — спросил Мемед. — Все крестьяне знают?
— Все. Дай аллах тебе здоровья. Все мы рады. Смерти не радуются, но он заслужил ее. Даже жена его обрадовалась. Получил, говорит, по заслугам. Слезинки не проронила. Заходите в дом, дети мои. А где же третий? Тот, пожилой?
— Лучше не спрашивай, — печально ответил Мемед.
— Да простит его аллах. Сейчас я разожгу огонь. Вы ведь голодны?
— А откуда вы знаете о наших делах? — допытывался Мемед.
— Не догадываешься? Разве ты не знаешь, что Хромой Али оказался слугой гяура? Он и рассказал. Когда начался пожар, Али шел к нам. Отойдя от Актозлу, он наблюдал за пожаром. А потом вернулся обратно и видел, как вытаскивали останки Абди-аги. Весь обуглился.
— Значит, Хромой Али перешел на сторону Абди?
Дурмуш Али поворошил в очаге угли.
— Да, сын мой. Эго не человек, а выродок.
Мемед засмеялся.
— Что, не веришь? — спросил Дурмуш Али, заглядывая ему в глаза.
— Быстро ты забываешь, дядя, что делал еще вчера…
— Запамятовал… Старость… — смутился старик.
— Да ты не расстраивайся, — похлопал его по плечу Мемед, — не из-за чего.
Они подсели к очагу. Дурмуш Али раздул огонь.
— Что еще новенького? — спросил он, улыбаясь.
— Ничего, — ответил Мемед.
За окном рассвело, и в комнату заглянули первые лучи восходящего солнца. Жена Дурмуша Али, Хюрю, крутилась возле Мемеда.
— Он трещал, когда горел? Ну-ка расскажи, как он горел. Если бы ты знал, Мемед, какое доброе дело сделал! Ха, трещал!
Она сняла суп с очага, растопила масло и влила в кастрюлю. Запах масла наполнил комнату.
— Значит, трещал? Говорят, даже кости — и те сгорели. Вот хорошо! Люди рассказывают, что деревня Актозлу превратилась в пепел. Ну и пусть!
Хюрю принесла скатерть, постелила на пол, перелила суп в большую миску и поставила ее посередине скатерти.
Мемед, задумавшись, неподвижно сидел с ложкой в руке. Он словно оцепенел. Джаббар взглянул на него. Мемед очнулся, опустил ложку в суп и начал быстро есть. В глазах у него снова появился злой огонек. Он словно опьянел. Кружилась голова, опять, как молния, промелькнул блеск желтой латуни… В зарослях колючек бушует пламя. Оно перебрасывается с одного куста на другой…
Мемед поднял голову. Его смуглое лицо просветлело.
— Знаешь, что я тебе хочу сказать, Дурмуш Али, — медленно произнес он.
Дурмуш Али непонимающим взглядом смотрел на Тощего Мемеда.
— Слушаю, сынок.
— Гяур, наверно, уже умер… — дрогнувшим голосом промолвил Мемед и умолк.
Убрали скатерть. Кочергой расковыряли угли в очаге. Огонь снова разгорелся.
В стороне стояли дети и, широко раскрыв глаза, с любопытством разглядывали Тощего Мемеда. Дурмуш Али уже два раза выходил из дому. А Мемед все молчал. Между тем Дурмушу Али казалось, что Мемед хотел сказать что-то очень важное.
— Ну, и что дальше? — не выдержал наконец Дурмуш Али.
— Вот что я думаю, — неуверенно начал Мемед. — Не знаю, что ты на это скажешь…
Он немного помолчал и потом быстро заговорил:
— Земли этой деревни и других четырех деревень… все, все земли… кто сколько засеет… А все, что засеял… Я с оружием в руках буду охранять вас. А поле с колючками мы подожжем.
— Не торопись, сынок, а то я что-то ничего не понял…
Мемед заговорил спокойнее.
— Я хотел сказать, что земли эти не гяура и не его отца.
Дурмуш Али почесал лоб, задумался.
— Земля общая, — продолжал Мемед. — Земля создана не этим гяуром. Крестьяне пяти деревень, как рабы, работают на него. На Чукурове нет никакого хозяина. Послушал бы ты Хасана Онбаши!..
— Издавна эти земли были общие, — вставил Дурмуш Али. — Еще до того, как на свет появился отец этого гяура. Он обманул нас и отобрал землю. До этого каждый пахал там, где хотел, и сеял сколько хотел.
— Так вот, — загорелся Мемед. — Снова будет так, как было. Так, как ты говоришь.
Дурмуш Али опустил голову.
— О чем задумался, Дурмуш?
— Как было бы хорошо… — прошептал Дурмуш Али. Слезы заволокли его глаза.
— Так будет! У меня к тебе просьба. Передай крестьянам всех пяти деревень, чтобы они пришли сюда. Поговорю с ними, а потом раздам им земли. Они избавятся от ярма. Участок, который крестьянин засевает, будет принадлежать ему. Волы тоже…
— Ох, если бы все было так! — воскликнул Дурмуш Али. — Если бы…
— Передай всем, чтобы пришли.
На почерневшей от копоти стене большой паук плел паутину.