Прислонясь к столбу, поддерживавшему крышу, Хюрю сучила пряжу и внимательно слушала разговор. Вдруг она уронила веретено. Ее охватила дрожь. С трудом овладев собой, она подбежала к Мемеду и стала целовать ему руки.
— Ради аллаха, сын мой, это правда? Ты это сделаешь? Никому не будем отдавать ни половины, ни двух третей урожая?
— Конец рабству, — твердо произнес Мемед. — До конца жизни я буду охранять ваши земли. С оружием в руках. А потом…
— А как же волы? — спросила Хюрю. — И они будут наши?..
— И волы тоже…
Женщина отошла в темный угол комнаты и заплакала.
Дурмуш Али вышел из дома. Постоял немного в нерешительности. Потом вернулся. Посмотрел на Мемеда. Лицо его показалось Дурмушу Али решительным, твердым, как скала.
— Сынок, кого я должен позвать сюда?
— Всех, у кого есть голова на плечах, — не глядя на него, ответил Мемед.
Дурмуш Али направился к Панджару Хосюку и рассказал ему обо всем. Панджар ничего не ответил. Он тоже был в нерешительности. Весть о появлении Тощего Мемеда и о том, что он задумал, быстро облетела всю деревню.
Крестьяне сначала обрадовались, но потом призадумались. Они не знали, что делать. Многие считали замысел Мемеда невыполнимым.
На улицу высыпали все — взрослые, дети. Крестьяне ходили от дома к дому, возбужденно разговаривали, с тревогой заглядывая друг другу в глаза. Потом все подошли к дому Дурмуша Али и остановились.
Мемед услышал гул толпы.
— Что там происходит? — спросил он Хюрю.
Вытирая слезы, она ответила:
— Крестьяне собрались у нашего дома, смотрят на дверь. Не пойму, чего они хотят…
Хюрю вышла на порог. Все взгляды устремились на нее.
— Что вам нужно? — сердито спросила она. — Чего вы собрались?
Крестьяне молчали.
— Что же вы молчите?
Опять пи звука.
— Хотите увидеть Тощего Мемеда? Тогда идите в дом!
Но опять никто не ответил.
— Да что вы стоите, как истуканы? Остолбенели, что ли? Можно подумать, что у каждого из вас в доме покойник. Вы только взгляните на них! И это мужчины! И вы считаете их мужчинами? — обратилась она к женщинам. — Обнимаете их, спите с ними? С этими олухами! Что вы стоите как вкопанные? Пляшите, веселитесь!
Толпа не двигалась.
— Черт вас возьми! Разве вы не слыхали? Тощий Мемед сжег Абди-агу! Он трещал, когда горел!..
Толпа зашевелилась.
— Да, да, трещал! — кричала Хюрю. — Деревня Актозлу сгорела целиком… Неужели вы не слышали. Вчера Тощий Мемед пришел к нам. Он в доме. Теперь не будем работать на Абди-агу. Как он трещал! Земля будет наша… и волы… все!..
Послышался чей-то неуверенный голос. Потом вдруг заговорили все разом. Поднялся невообразимый шум. Лай собак, пение петухов, кудахтанье кур, плач детей — все смешалось. Во дворах ржали лошади, кричали ослы… Такого смятения деревня Деирменолук не знала со времени своего основания.
Немного погодя над деревней взметнулось огромное облако пыли. Потом раздались веселые голоса, песни, звуки зурны и барабана. По толпе пронеслись возгласы:
— Ай да Тощий Мемед!
— Он и ребенком был особенным!
— Да, да, мы его давно заметили!
— Волы тоже будут нашими!
— Мы будем сеять на своих полях, как захотим!
— Не будем отдавать две трети урожая!
— Теперь не будем сидеть зимой голодные!
— И не будем попрошайничать, как собаки!
— Ай да Тощий Мемед!
— Не будем продавать своих коров!
— Нас никто не будет угнетать!
— Куда захотим, туда и пойдем!
— Каждый сможет позвать к себе гостей!
— Сбудется заветное желание каждого…
— Сами себе будем хозяева…
— Тощий Мемед!
— Ага горел с треском!
— Вместе с Абди-агой сгорела большая деревня!
— Вся Чукурова дрожит от страха!
— Вот какой наш Тощий Мемед!
— Хатче выпустят из тюрьмы!
— Все пять деревень устроят праздник!
— Наш Тощий Мемед!
— Мы все отпразднуем свадьбу Тощего Мемеда!
Два дня и две ночи люди радовались; непрерывно раздавались звуки зурны, гремели барабаны. Крестьяне других четырех деревень тоже веселились. Оттуда доносились глухие удары в барабан. По ночам поросшая колючим кустарником равнина ярко освещалась. Веселье, казалось, передавалось земле, камням, воде, деревьям…
В доме Дурмуша Али собрались уважаемые люди из пяти деревень. Все они то с недоверием и страхом, то с восхищением и любовью смотрели на Мемеда.
— Кое-кто из вас уже начал пахать свою землю, но многие еще не начинали, — сказал Мемед собравшимся. — У меня есть просьба.
Все закричали хором;
— Говори, Мемед, мы все сделаем!
— Почему перед тем, как пахать, вы не догадаетесь поджечь колючки?
— Нам и в голову это не приходило! — раздалось несколько голосов.
— Ведь если сначала сжечь колючки, пахать будет легче. Не так ли? — спросил Мемед.
— Конечно, легче! — закричали крестьяне. — Сначала сожжем колючки, а потом будем пахать.
Мемед встал, надел патронташ, взял винтовку и вышел из дома. За ним последовали крестьяне.
— На поле, заросшее колючками! — крикнул Лысый Мыстык. — Зурны, барабаны тоже туда…
— Отныне колючки не будут колоть ноги пахарей и волов, — сказал Дурмуш Али.
Крестьяне пошли в поле. Впереди всех шагал Мемед. Голова его была высоко поднята, глаза прищурены. За Мемедом шел Джаббар, за ним — крестьяне. Женщины и дети забрались на крыши домов, чтобы посмотреть на Мемеда. Звуки зурны и барабана умолкли. Воцарилась тишина.
Люди вышли из деревни и направились к полю с колючками. С гор дул осенний ветер.
Пройдя немного, Мемед остановился и задумался. Крестьяне с нетерпением ждали, что будет дальше. Мемед оглянулся. Перед ним раскинулась белоснежная равнина, заросшая колючками. Иногда раздавался треск. Эго под тяжестью маленьких улиток трещали, пригибаясь к земле, ветки кустарника.
— Джаббар! — тихо окликнул Мемед.
Раздвигая колючки, Джаббар подошел к нему.
— Что, брат?
— Эх, если бы не было колючек в ту пору, когда я ходил за плугом!
Джаббар улыбнулся.
Кое-кто из крестьян уже начал срезать кусты и собирать их в одно место. К ним присоединились и остальные. Через некоторое время выросла большая куча колючек.
— Хватит! — крикнул Дурмуш Али.
Он вытащил из кармана лучину, зажег ее и поднес к сухим веткам. Пламя мгновенно охватило кучу со всех сторон. Ветер раздувал огонь.
Крестьяне стояли полукругом возле огромного костра и смотрели на огонь Вскоре огонь перебросился на равнину. Запела зурна, загремел барабан, послышались песни и восторженные крики. Казалось, радость летела по равнине вместе с огнем. Песни сменялись танцами, танцы — песнями. Мелькали красные, зеленые, голубые платья женщин и девушек. Джаббар палил из винтовки в воздух.
До захода солнца Мемед молча бродил по полю.
Порывистый ветер гнал огромные языки пламени по равнине. Там, где прошел шквал огня, лежали обуглившиеся колючки.
Огонь катился на запад, вслед за уходящим солнцем. Горящие колючки трещали, пели, словно птицы.
Таким же медленным, тяжелым шагом, каким он шел на поле, Мемед отправился в деревню. Все двинулись за ним.
За ночь огонь охватил большую территорию, от холма Кыналытепе до Йылдызтепе, от родника до Кабаача, а затем перебросился и в другие деревни, вплоть до Чюрюкчинара.
Равнина на многие километры была озарена ярким светом.
Вдруг на горе Алидаг вспыхнул большой огненный шар. Вершина Алидага осветилась, словно был день. Все были удивлены. Впервые на Алидаге был огонь.
В это время к Мемеду подошли семеро крестьян. Это были лжесвидетели.
— Что ж, говорите, — сказал Мемед.
— Да, мы виноваты… — пробормотали они. — Нас заставили силой, Мемед.
— Знаю.
Мужчины опустили головы и отошли в сторону. На глазах у них выступили слезы.
От всего перенесенного за день Мемед до утра не мог сомкнуть глаз. Горе Хатче болью отзывалось в его душе.
Новое яркое солнце взошло над деревней Деирменолук. День выдался ясный. Деревня словно пробудилась после радостного сна. Необычными выглядели в лучах утреннего солнца и деревья.
